Д.Медведев: Уважаемые коллеги!
Мы сегодня продолжаем разговор о венчурном инвестировании. И для всех, кто здесь собрался, эта тема является важной, но трудной. Я не имею в виду наших зарубежных друзей, которые сегодня присутствуют здесь, потому что у них как раз с этим всё в порядке. Но у нас инфраструктура венчурного капитала, масштабы этого капитала, в общем‑то, пока весьма и весьма скромные. И, хотя мы перешли уже к некой практической работе, тенденция увеличения расходов отечественных компаний на исследования и научные разработки стала очевидной, но, если говорить по‑простому, венчурного капитала у нас мало.
В России сейчас действует 108 венчурных фондов. Из них, как мне написали, 43 активных. Я так понимаю, что остальные – пассивные, что ли. Что это значит? То есть, иными словами, 43 существует, а остальных нет. Значит, тогда действует не 108, а 43 – с объёмом капитала около 2 миллиардов долларов.
Но смотря с чем сравнивать. Скажем, лет десять назад мы бы посчитали, что это очень даже круто. А сейчас мы с вами понимаем, что 2 миллиарда долларов капитала – это совсем немного в масштабах такой страны, как наша, в сопоставлении с теми фондами, которые имеются в других развитых государствах.
Развитие нашего инновационного рынка сдерживает и отсутствие спроса на высокотехнологичную продукцию. И, мы уже неоднократно с вами об этом говорили, одна из причин – это нехватка экономической мотивации, нехватка свободных денег для внедрения инноваций в производстве, ну и, наконец, просто нежелание заниматься таким сложным, обременительным и рисковым бизнесом. Об этом мы тоже говорили, в том числе в присутствии наших коллег, которые приехали из других стран, из Соединённых Штатов (тогда мы встречались с представителями венчурного капитала).
Для изменения ситуации нужны конкретные меры, и я их назову. Во‑первых, это переход государства к инновационной экономике и усложнение форм ведения бизнеса. Возникающие венчурные фонды, стартап-компании имеют дело с гораздо более высокими уровнями риска и вступают в более сложные отношения. И нам нужны новые организационно-правовые формы, которые будут в лучшей степени подходить для решения этих задач.
Во‑вторых, нужно развить саму систему экспертизы, целый набор сервисных услуг. Имеется в виду сервис, который традиционно сопровождает бизнес, а именно юридические услуги, информационные услуги, бухгалтерия. Любой стартап без такого сопровождения, без умения цивилизованно вести бизнес обречён на неудачу. Но при этом это инфраструктурное сопровождение должно быть разумным и достаточным, потому что далеко не для всякой стартап-компании необходимо нанимать сразу же целый юридический отдел, бухгалтерию огромную заводить. Это, как правило, путь как раз в плохом направлении.
В‑третьих, необходимо расширить направления, которые финансирует Фонд содействия развитию малых форм предприятий, используя механизмы грантового и возвратного финансирования.
В‑четвертых, нам, безусловно, нужно не только привлекать иностранные инвестиции, но и развивать отечественный финансовый рынок для этого. И в этом случае эти условия позволят оставаться в российских компаниях привлечённому капиталу, независимо от тех обстоятельств, которые существуют на мировых финансовых рынках, и независимо от других причин.
В этом направлении кое‑что уже сделано. Приняты законодательные решения, которые обеспечивают защиту инвесторов от банкротства финансовых организаций. Введены меры налогового стимулирования научной, опытно-конструкторской и технико-внедренческой деятельности.
Будет продолжена и работа по снижению регулятивной нагрузки на инвестиционные фонды. И, кроме того, либерализация экспорта инновационной продукции – также весьма и весьма наболевший вопрос, с учётом очень сложных процедур по таможенному оформлению.
Ну и, наконец, в‑пятых, нам необходимо обеспечить непрерывность работы всех звеньев инновационной цепочки, координацию действий институтов развития. Уже не раз ставилась задача создания так называемого инновационного лифта для высокотехнологичных компаний. Пора создать единую информационную базу таких проектов, ну и соответствующую систему так называемой логистики такого рода проектов.
Уважаемые коллеги, мы также не должны забывать, что у нас в стране неплохой научный потенциал, и, в общем, количество предприимчивых и талантливых людей уж точно не меньше, чем в других странах. Но тем не менее есть проблемы с этим. Я только что общался со студентами МИСиС, молодыми учёными, которые занимаются проектами. В общем, всё это, когда поставлено уже на технологическую основу, выглядит вполне привлекательно. У меня, кстати, и на Селигере был на эту тему разговор.
Но если говорить прямо, то есть ощущение всё‑таки некой фрагментарности всего этого, потому что там, где подобного рода проекты реализуются, в общем, далеко не всегда это является следствием системной работы. Зачастую это просто «повезло», что называется: хорошие ребята встретились в правильном месте и деньги где‑то нашли – или даже ещё не нашли, но хотят найти. Но в системном плане это пока не выглядит успешным.
У нас в стране есть уже и успешно реализованные венчурные инвестпроекты. И конечно, неплохо бы, чтобы они стали примерами, историями такими. Но надо понимать, что такой бизнес, как венчурный бизнес, никогда не будет гарантирован от ошибок. Ошибки встречаются даже в крупном бизнесе, даже в деятельности, страшно сказать, нефтяных и газовых компаний. Некоторые из них даже разоряются, на удивление.
Возникающие венчурные фонды, стартап-компании имеют дело с гораздо более высокими уровнями риска и вступают в более сложные отношения. И нам нужны новые организационно-правовые формы, которые будут в лучшей степени подходить для решения этих задач.
Но уж если говорить о бизнесе в сфере инноваций, если говорить о венчурном финансировании, то там понимаем, какой процент брака. Главное, чтобы этот брак правильным образом оценивался государством, потому что все наши проверочные механизмы исходят из того, что если результат не достигнут, хотя бы бумажный, то в этом случае это основание для преследования – налогового, а иногда даже уголовного. Но в этом случае у нас никогда никакого венчурного финансирования не появится, потому что каждый раз будут заходить граждане, которые будут требовать отчёта, и, если результат отрицательный, будут проблемы.
Поэтому нам нужно изменить здесь законодательство. Желательно, правда, это сделать таким образом, чтобы под эту тему всевозможные жулики не устремились, потому что это тоже возможно, и тогда у нас будут только отрицательные результаты, которые в науке, в общем, вполне возможны, – и никаких достижений. Как отбалансировать этот механизм, это уже дело законодателей и Правительства. Поэтому я поручаю Правительству подумать на эту тему
Хотел бы также сказать в начале разговора, что сегодня мною подписан целый ряд законов, которые, надеюсь, будут содействовать технологической модернизации, развитию науки. В частности, я подписал законы об изменениях в закон о высшем и послевузовском профессиональном образовании, в закон о государственной научно-технической политике. В том числе, эти законы регламентируют упрощённый порядок признания научных степеней, званий и дипломов.
Также мною подписан закон об организации предоставления государственных и муниципальных услуг, который обеспечивает создание в нашей стране специальных многофункциональных центров, которые должны работать по принципу единого окна так называемого. И будем надеяться, что они будут способствовать развитию прямых контактов, личного обращения граждан за государственными услугами через интернет-портал без участия чиновников. Это важная вещь, мы с вами неоднократно о ней говорили. Надеюсь, что с момента появления соответствующей нормативной базы у нас, если через год Сингапура не будет по этому вопросу, то хотя бы лет через пять хотелось бы, чтобы у нас так заработало всё.
Подписан мною закон о национальном исследовательском центре «Курчатовский институт». Так что теперь уже это у нас первый такой полноценный институт исследовательский. И я надеюсь, что этот центр будет одним из ключевых элементов инновационной национальной системы.
Подписан закон о теплоснабжении, который регулирует вопросы, связанные с производством, передачей и потреблением тепловой энергии, с созданием и развитием систем теплоснабжения. И там определены полномочия органов государственной власти и местного самоуправления в этой сфере, права и обязанности потребителей тепловой энергии.
Хотел бы сказать, что все эти законы, которые сегодня мною подписаны, – это результат нашей с вами работы, в том числе тех поручений, которые я давал по итогам работы Комиссии, последующей подготовки Правительством законопроектов (в ряде случаев – Администрацией Президента) и в дальнейшем принятием этих законов нашей Государственной Думой. Я хотел всех за это поблагодарить, потому что это всё‑таки полезная вещь.
И последнее, что мне хотелось бы сказать. Сегодня я обратил внимание, в одной из газет (по‑моему, это в «Ведомостях») было сказано, что в нашей стране граждане совершенно иначе понимают модернизацию, нежели Президент страны. Ну, в общем, дело газет – всегда обострять, это абсолютно нормально и, может быть, даже иногда просто необходимо, но я думаю, все присутствующие здесь понимают, что ни я, ни, надеюсь, здесь присутствующие российские граждане никогда не относились к модернизации просто как к вопросу перехода на инновационную экономику, просто как к теме технологической модернизации.
Это, безусловно, очень важное звено. Но если говорить о других сопровождающих этот процесс условиях, то они, к сожалению, не менее важны, и, более того, может быть, без решения этих вопросов никакая технологическая модернизация, никакая инновационная экономика не возникнет, о чём говорят граждане и с чем трудно не согласиться. Это вопросы противодействия коррупции, вопросы уменьшения административного влияния в нашей стране и вопросы развития честной конкуренции. То, что три эти позиции наши люди выставляют в качестве ключевых, мне кажется, весьма и весьма симптоматично. Но это для того, чтобы мы понимали, куда мы движемся.
Давайте приступим к работе.
Слово для выступления – Игорю Рубеновичу Агамирзяну – генеральному директору Российской венчурной компании.
И.Агамирзян: Спасибо.
Уважаемый Дмитрий Анатольевич!
Уважаемые коллеги!
Венчурные инвестиции, очевидно, являются не самоцелью, а инструментом для обеспечения финансирования технологических компаний на определённом этапе развития.
На слайде номер три показан фрагмент системы инновационно-технологического предпринимательства, включающий основные элементы венчурных инвестиций. И, собственно, так как венчурные инвестиции являются инструментом, то этот фрагмент существует не отдельно, а в общей среде инновационно-технологического бизнеса. Собственно, этот слайд здесь приведён по стандартной типовой модели Кремниевой долины, но это именно тот фрагмент, который мы предполагаем строить в ближайшее время в Сколкове.
Этапы венчурного инвестирования на следующем слайде, четвёртая страница. Я не буду комментировать детали того, что здесь показано. Хочу отметить, что появление большого количества технологических стартапов и перенос на них фокуса по использованию индустриальных исследований и разработок привёл к тому, что за последние 20 лет инновационные стартапы стали практически лабораторным аутсорсингом для корпораций. Фокус на индустриальные исследования и разработки изменился с 85 процентов до 60, снизились исследовательские разработки в больших, крупных корпорациях. И поэтому венчурные инвестиции дают не только чисто финансовую отдачу, но и реально принимают участие в развитии технологического бизнеса и предпринимательства.
На следующем слайде переходим к короткому обзору мирового рынка венчурных инвестиций. Пятая страница. Здесь видно, что на рынке, как было совершенно справедливо отмечено, Российская Федерация отстаёт по объёмам не только от основных технологических лидеров, но и от Израиля и даже от Индии.
На следующем слайде, шестом, показаны основные показатели мирового рынка, динамика рынка за последние годы.
Д.Медведев: Цифры на пятой странице – это что за цифры? Ключевые игроки – что это? Россия – 0,3 миллиарда.
И.Агамирзян: Это объём инвестиций в течение 2009 года, венчурных инвестиций. У нас прошло около 300 миллионов сделок.
Д.Медведев: То есть это не общий объём венчурного капитала, о котором я говорил, а просто ежегодные инвестиции?
И.Агамирзян: Инвестиции за год.
И, переходя к тому, в каком состоянии находятся венчурные инвестиции в России: здесь, на слайде, показаны основные этапы. Но реально на практике венчурные проекты в России пошли с конца 90-х – начала 2000-х годов. И, как правило, это были инвестиции, осуществлявшиеся зарубежными фондами, чаще всего из офшора, и не в российские компании, а в их офшорные подразделения.
Во второй половине нулевых годов активность государства и фондов с государственным участием увеличилась, что хорошо видно на следующем слайде (восьмой слайд), как раз те самые 43 активных венчурных фонда с суммарной капитализацией около 60 миллиардов рублей. Практически половина этих средств – это фонды с участием Российской венчурной компании и Министерства экономического развития, работающие в форме частно-государственного партнёрства. И, соответственно, в них часть средств государственные. Общий объём государственных средств составляет около 25 процентов.
Российская венчурная компания была создана в 2006 году. Работает на рынке с начала 2007 года. Она создавалась и работает как фонд фондов. При этом фонды с участием Российской венчурной компании инвестируют в основном в приоритетные направления. На сегодняшний день 83 процента инвестиций в денежном выражении попадает в технологические приоритеты.
Структура инвестиций региональных фондов Минэкономразвития немножко от этого отличается. Здесь больше доля инвестиций в IT-проекты и интернет-проекты, что, в общем, понятно, потому что эти проекты сегодня просто более просчитываемые.
На этом слайде показана модель открытых инноваций, которые реализуются в настоящий момент РВК в точном соответствии с тем, что говорил Дмитрий Анатольевич. Мы при проведении анализа рынка обнаружили там целый ряд провалов, в частности, связанных с недостатком механизмов для выведения проектов на уровень бизнесов и слабым развитием рыночной инфраструктуры, универсальных и отраслевых сервисов для инновационных компаний. Поэтому сейчас мы сфокусировались на создании специализированных фондов, закрывающих эти провалы в сервисе и в посеве. Посевной фонд уже реально работает, и инфраструктурный фонд, и первый кластерный фонд создаются в течение этого года.
Основные направления стратегии развития РВК можно определить как три основных направления работы – это собственно инвестиции, инвестиционные программы развития рыночной инфраструктуры и развитие бизнес-экспертизы и компетенции.
Сегодня можно говорить уже о том, что есть истории успехов компаний, в том числе профинансированных с участием фонда, с государственным участием. Я хочу остановиться на одной конкретной компании, которая была представлена сегодня на выставке «Русские навигационные технологии». Потому что три недели назад состоялось очень знаковое, с моей точки зрения, для нашего рынка событие. Прошло первое IPO компании, прошедшей полный венчурный цикл. Это такой классический «гаражный» стартап, который получил инвестиции от фонда «ВТБ – Фонд венчурный» с участием РВК, в два транша, и в начале июля – размещение на рынке инноваций и инвестиций ММВБ на 300 миллионов рублей, подтвердившее капитализацию компании более чем в 1,5 миллиарда рублей.
Нужно не только привлекать иностранные инвестиции, но и развивать отечественный финансовый рынок.
Поэтому я сейчас пропущу другие примеры компаний, которые уже показывают себя как успешно развивающиеся. Многие из них были сегодня на выставке. Я надеюсь, что коллеги смогли их посмотреть, и прошу перейти всех к двадцатому слайду, собственно, ключевым вопросам, связанным с барьерами и проблемами российского технологического рынка. Это зоны, они естественны, ими не исчерпываются все проблемы, но это те зоны, которые наиболее критически влияют на развитие инновационно-технологического предпринимательства и венчура и которые можно (и достаточно хорошо понятно, как) быстро и эффективно разрешить. На самом деле, в высокотехнологичном инновационном бизнесе, который полностью базируется на концепции интеллектуальной собственности, все страны, участвующие в этом процессе международной кооперации и международной конкуренции, оказываются в условиях конкуренции юрисдикций, потому что бизнес, базирующийся на интеллектуальной собственности, – это в первую очередь её носители в виде конкретных инноваторов, учёных и компаний, и они всегда оказываются там, где для этого бизнеса существуют наиболее оптимальные условия.
При этом одновременно инновационно-технологический бизнес подразумевает очень глубокую международную кооперацию: не только конкуренцию, но и кооперацию. Очень трудно назвать конкретный инновационно-технологический продукт, в котором нет компонентов, частей, созданных в разных странах. Компоненты делаются в одном месте, в другом месте они собираются, в третьем осуществляется дизайн, в четвёртом месте осуществляется маркетинг, управление продажами и так далее. Поэтому уровень международной кооперации между инновационными компаниями чрезвычайно высок и гораздо более высокий, чем для традиционных секторов индустрии.
Надо признать, что, к сожалению, на сегодняшний день основные барьеры сосредотачиваются вот в этих двух направлениях: в том, что российская юрисдикция не является наиболее привлекательной для работы инновационных компаний, тем более венчурных фондов, и в том, что барьеры, стоящие перед возможностью международных коопераций российских компаний не только с точки зрения экспорта технологичной продукции, но и с точки зрения импорта, скажем, комплектующих или участия в международных цепочках добавленной стоимости, оказываются очень сложными. И представляется, что надо добиваться ситуации, в которой российская юрисдикция и наши институциональные механизмы настолько привлекательны для инновационно-технологического и венчурного бизнеса, что центры капитализации инновационных компаний будут базироваться в России так же, как и штаб-квартиры новых крупных корпораций.
Поэтому, переходя к конкретным предложениям, связанным вот с этими институциональными проблемами, первый вопрос – это отсутствие адекватной правовой формы для работы в фондах прямых и венчурных инвестиций. Существующая сегодня в российском правовом пространстве форма закрытого паевого инвестиционного фонда особо рисковых венчурных инвестиций плохо приспособлена для венчурных проектов, дорогая в эксплуатации, и реально в ней могут эффективно работать только достаточно крупные фонды с капитализацией больше миллиарда рублей. И поэтому, собственно, сейчас уже разработаны и подготовлены некоторые предложения по дополнениям и изменениям в федеральные законы об инвестиционных фондах и о рынке ценных бумаг (там как раз определяются квалифицированные инвесторы), направленные на улучшение возможности работы ЗПИФов, по крайней мере для тех фондов, которые в этой форме существуют, уже созданы, в частности, фонды с участием Российской венчурной компании и фонды Минэкономразвития.
Однако ещё более важным представляется создание в том или ином виде новой правовой формы или модификации для этих целей существующей организационно-правовой формы, максимально приближенной к международному стандарту для той формы, в которой работают венчурные фонды – limited partnership. Без наличия такой организационной формы трудно надеяться на то, что российские фонды смогут работать эффективно, и трудно надеяться на то, что крупные мировые игроки венчурных инвестиций придут в Россию и будут работать в российской юрисдикции, а не продолжать развиваться в офшорах и одновременно зачастую и российские инновационные компании перетягивая в офшоры или в другие юрисдикции.
Д.Медведев: Игорь Рубенович, я хочу понять. Памятуя о том, что у нас нет подходящих форм, всё‑таки что имеется в виду? Это коммерческая организация или некоммерческая организация?
И.Агамирзян: Традиционная форма, в которой работают практически все венчурные фонды в мире, – это форма limited partnership, являющаяся договором без образования юридического лица, но при этом с ограничением ответственности участников. Вот такой конструкции в нашем корпоративном законодательстве на сегодняшний день нет.
Д.Медведев: Понятно. Ладно, я прокомментирую после.
И.Агамирзян: Я перехожу к следующему предложению. Это, собственно, проектная, опять‑таки организационно-правовая форма, существующая в российском законодательстве для проектных компаний. Сегодня новые проектные компании, стартапы, как правило, создаются в форме общества с ограниченной ответственностью, иногда, гораздо реже, в форме ЗАО. Тем не менее такие организационно-правовые формы являются для стартапов тоже излишне зарегулированными. Там очень большое количество императивных норм, требований по корпоративному управлению, которые для маленького, только начинающего жить стартапа очень неэффективны и трудны в реализации, равно так же, как проблема, упомянутая, скажем, с бухгалтерией, с тем, что каждой такой структуре необходимо отстраивать свой полный механизм корпоративного управления. И рано или поздно по мере роста компании она выходит на тот уровень, когда это абсолютно необходимо. Но для стартапов желательно наличие некой простой, эффективной и удобной формы. И возможно, что её можно реализовать на базе существующих организационно-правовых форм законодательства.
Приняты законодательные решения, которые обеспечивают защиту инвесторов от банкротства финансовых организаций. Введены меры налогового стимулирования научной, опытно-конструкторской и технико-внедренческой деятельности.
В прошлую пятницу, 23 июля, состоялось совещание у Министра экономического развития с кодификаторами, на котором обсуждался вопрос о том, чтобы использовать для этого товарищества на вере, внеся необходимые коррективы. В то же время «Роснано» совместно с РВК и Российской ассоциацией венчурного инвестирования был в течение прошлого года подготовлен проект нового федерального закона о коммерческом товариществе как одной из возможных форм для обсуждения. На сегодняшний день, тем не менее, я думаю, что правильнее двигаться в направлении, предложенном кодификатором.
Следующий слайд. Новый подход к регулированию акционерных обществ, совершенствование существующих форм юридического лица. По мере развития инновационной компании рано или поздно необходимо её преобразовывать в зрелую корпоративную форму. И, соответственно, на сегодняшний день акционерные общества, регулируемые Федеральным законом об акционерных обществах, не совсем соответствуют требованиям и формам публичных компаний, в частности при выходе на IPO. Вообще говоря, открытые акционерные общества и закрытые акционерные общества, очевидно, задумывались в своё время как аналоги публичных и непубличных компаний на практике. Однако в реальности сегодня, как правило, в форме открытого акционерного общества могут существовать компании совершенно непубличные. Сама Российская венчурная компания является ОАО и несёт, соответственно, все затраты по корпоративному управлению, абсолютно необязательному для непубличной компании. Поэтому есть соответствующее предложение по новому подходу к регулированию акционерных обществ.
Следующее предложение уже относится не к формам корпоративного управления, а скорее к поддержке ранней предпосевной фазы развития инновационных компаний. Это грантовая поддержка инноваторов, во всём мире она существует, как правило, за счёт государственных средств. Это гранты на проведение НИОКР. У нас в стране есть эффективно работающий механизм для её реализации – Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере. За время своей работы и существования он доказал свою эффективность. Очень большой поток проектов, его можно на сегодняшний день увеличить, увеличив объёмы финансирования и в каком‑то смысле расширив мандат фонда для грантового и возвратного финансирования. Кроме того, привлекать экспертов с рынка для принятия решений о выделении грантов, то есть переходить от классической научно-технической экспертизы к технологической бизнес-экспертизе, то, чего у нас на рынке не хватает. Таким образом, многие существующие хорошие идеи, проекты мы сможем преобразовать в новые хорошие инновационные компании.
Следующее предложение связано с вопросами глобализации. Мы задавали вопросы многим нашим портфельным компаниям, участвующим во внешнеторговой, в международной кооперации, о том, какие барьеры больше всего им мешают, и, соответственно, получили от них довольно систематическое замечание по поводу очень длительной, сложной процедуры работы с паспортами сделок при внешнеторговых операциях. Во‑первых, чрезвычайно низкий порог, а для инновационной компании, участвующей в разделении международной кооперации, характерно большое количество относительно небольшого размера транзакций, в отличие от классических импортно-экспортных операций. И, соответственно, на каждую из них приходится оформлять паспорт сделки, потому что там нижняя граница – 5 тысяч долларов. Собственно, наши участники опроса предлагали повышать её до 100 тысяч долларов. На самом деле, по оценкам Минэкономразвития, около 80 процентов всех сделок инновационных компаний находится в пределах 50 тысяч долларов. В принципе, вполне возможно, что здесь достаточно повышения до 50 тысяч, но то, что повышать нужно, это факт.
И, наконец, некая автоматизация процессов в валютном контроле, потому что сегодня с массовым внедрением систем «банк – клиент» внутренние платежи мы проводим в течение одного банковского дня везде, во всей стране. А каждый раз, когда приходит вопрос о проведении международной оплаты, в связи с тем, что этот процесс не отстроен, нет электронного эквивалента для проведения сделок при внешнеторговых операциях, это чрезвычайно длительный и непредсказуемый иногда по времени процесс.
Следующий пункт связан с валютным контролем при прохождении таможенных процедур. В реальности там просто дублируются многие функции валютного контроля, в результате чего приходится готовить и собирать существенно больше документов, чем необходимо на практике. Поэтому при наличии, скажем, электронной системы для проведения всех внешнеторговых операций вполне можно было бы уточнить компетенцию таможенных органов как агентов валютного контроля, предоставив им доступ к той же самой системе.
Следующий больной вопрос, который отмечают многие инновационные компании, это временный ввоз продукции НИОКР. Если образцы продукции невозможно идентифицировать, то, оказывается, их сложно ввезти. На самом деле соответствующие процедуры существуют, но наличествуют довольно серьёзные барьеры и ограничения. Поэтому предлагается снизить барьеры нетарифного регулирования при реализации процедур временного ввоза продукции научно-технического назначения. Скажем, один из примеров: крупные транснациональные корпорации довольно часто любят в России заниматься тестированием своей новой продукции. Вот здесь каждый раз возникает очень большая проблема при ввозе новых образцов, которые ещё не выведены на рынок, не сертифицированы и так далее.
И, наконец, последний вопрос, который я здесь хочу затронуть, это работа российских компаний с соотечественниками за рубежом. Мы, с одной стороны, активно развиваем и пропагандируем работу по российской технологической диаспоре, а, с другой стороны, оказывается, что технологически чрезвычайно сложно, скажем, филиалу российской компании, работающему в Америке, привлечь соотечественников, обладающих необходимой квалификацией, компетенциями, на какие‑то договорные отношения за рубежом, за исключением чисто трудового договора. В частности, там договор об оказании услуг требует подтверждения статуса нерезидента, а подтвердить статус нерезидента на самом деле для человека, живущего за границей, довольно сложно. Для этого нужно встать на консульский учёт. А для того чтобы встать на консульский учёт, нужно сняться с учёта в родном городе, получив соответствующую справку. И это приводит либо к тому, что наши компании вынуждены, вместо того чтобы работать через свои филиалы, открывать дочерние компании другой юрисдикции, либо отказываться от использования квалифицированной силы людей с опытом работы на глобальных международных рынках.
Ещё раз хочу отметить, что те предложения, те меры, о которых сейчас говорилось, естественно, далеко не исчерпывает всю тематику развития инновационно-технологического бизнеса и предпринимательства. Дмитрий Анатольевич, Вы совершенно справедливо сказали о том, что весь спектр законов, которые были подписаны Вами сегодня, работают в этом направлении. Но для венчурных инвестиций решение этих проблем действительно важно, и на сегодняшний день достаточно хорошо понятно, как их можно решать.
Спасибо.
Д.Медведев: Игорь Рубенович, спасибо.
Я лишь хотел заметить, Вы довольно много времени потратили на изложение подходов к совершенствованию законодательства: и корпоративного законодательства, и законодательства в административной сфере, включая вопросы таможенного регулирования. Мне кажется, что это, безусловно, важно, но эту тему не надо преувеличивать.
Вообще все эти организационно-правовые формы, могу Вам сказать, я всё‑таки много занимался правовой практикой, – всё это чушь. Если не будет правильного климата, будет этот договор называться limited partnership или он будет называться договором простого товарищества, договором о совместной деятельности, – это вторичные вещи. Конечно, они нужны. Но это всё‑таки вторичные вещи, мы не должны в них заигрываться. Но приводить в порядок законодательную базу нужно.
Я в большей степени хотел бы поддержать то, что было сказано в отношении упрощения по паспортам сделок, по таможенному регулированию, потому что там действительно «засада» и на это очень много времени и сил уходит, абсолютно непрозрачные системы, непонятно, чего там просят. Здесь менять правила обязательно будет нужно.
Давайте, для того чтобы несколько разбавить заранее заведённый порядок, послушаем ректора МИСиСа, где мы находимся, Дмитрия Викторовича Ливанова.
Все законы, которые сегодня мною подписаны, – это результат нашей с вами работы, в том числе тех поручений, которые я давал по итогам работы Комиссии.
Д.Ливанов: Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Уважаемые коллеги!
Безусловно, задачи масштабной технологической модернизации требуют ускоренного создания у нас того, что называется «креативный класс». Это критическая масса талантливых учёных, инженеров, предпринимателей, управленцев, которые способны инициировать новые проекты, способны создавать и предлагать новые продукты, выводить их на рынок, создавать новые бизнесы, наконец, осуществлять крупные модернизационные проекты и в производственной, и в социальной сферах.
Хотя у нас большое количество студентов, ежегодно примерно миллион человек получают документы о высшем образовании, при реализации таких проектов основным ограничением, по‑моему, становится отсутствие как квалифицированных исполнителей, так и лидеров, людей, которые действительно способны не только сформулировать, но и реализовать крупный, средний или мелкий проект. Причины этого тоже известны. Структура нашего высшего образования унаследована нами, она практически не изменилась с индустриальной эпохи, даже эпохи индустриализации. Около половины наших студентов проходят обучение по тем направлениям, которые относятся к области социальных и общественных наук, а, например, в Германии это всего 25 процентов. Кроме того, низкие требования к обучению: у нас обучение заканчивают 94 процента от тех, кто поступают, а в той же Германии, или Великобритании, или в Штатах это в среднем половина. Пока мы действительно не сократим количество вузов, пока мы не повысим требования, с одной стороны, государства к вузам, с другой стороны, требования, обращённые от вузов к студентам, мы вряд ли сможем преодолеть этот серьёзный дефицит креативных людей. В общем, наши вузы в своей массе, я сейчас не говорю про 10 или 15 элитных университетов, не станут центрами профессиональной подготовки, а будут, как и сегодня, местами такой непринуждённой социализации нашей молодёжи.
И, безусловно, очень важный вопрос, чему и как учить. Я выскажу, может быть, несколько резкий тезис, но я думаю, что предпринимательству и лидерству научить невозможно, эти качества можно развить в людях через прямой личный опыт. Это требует изменения и технологий, и подходов к образованию. Концепция загрузки человека знаниями должна смениться концепцией формирования дееспособного профессионала, человека, который умеет действовать в определённых профессиональных рамках, а не только обладает широкой эрудицией. Для этого, безусловно, необходим переход на новые активные, интерактивные образовательные технологии, необходимо широкое привлечение к обучению в наших вузах специалистов-практиков, необходима, наконец, интернационализация нашей программы, обеспечение международной сопоставимости результатов обучения. Сегодня фактически наши университеты, в том числе ведущие, стоят перед дилеммой: либо идти по пути серьёзных изменений, глубоких, иногда непопулярных, либо плыть по течению и, скажем так, проедать свои бренды. Но мы убеждены, что только те вузы, которые действительно найдут ответы на те вызовы, которые перед российской системой образования сегодня стоят, и будут являться ключевыми точками роста того креативного класса, который необходим нашей стране.
Спасибо за внимание.
Д.Медведев: Спасибо, Дмитрий Викторович.
У нас присутствуют наши иностранные гости. Я хотел поблагодарить вас за то, что вы принимаете участие в заседании президентской комиссии. Если хотите, скажите пару слов. Есть желающие? Нам было бы интересно.
Э.Гафф (как переведено): Я очень рад возможности вновь рассказать о нашей работе в России, о нашем видении венчурных инвестиций. Мы управляем фондами, мы управляем 8,5 миллиарда долларов инвестиционных средств от имени университета. Как мы уже говорили, это классическая форма инвестиций от лица эндаументов, университетов, пенсионных фондов, страховых компаний и суверенных фондов.
Мы начали в 94-м году работать, создали один из первых фондов в России, мы управляли напрямую более чем одним миллиардом долларов здесь, в России, и мы привлекли этих инвесторов в Россию впервые. Итак, мы создали историю успеха. И что очень важно в венчурном капитале, что нам нужно будет сделать вместе, – нам нужно накапливать опыт. Опыт успешных инвестиций, успешных примеров зарабатывания денег. Мы являемся одним из крупнейших инвесторов на рынках стран БРИК, мы также являемся крупнейшим инвестором в Кремниевой долине, мы инвестировали в такие стартапы, как Google, Facebook, в другие компании, которые занимаются производством аппаратного оборудования. В России мы инвестируем в крупнейшие программированные компании, которые занимаются аутсорсингом по производству программного обеспечения. На мировом рынке эта компания называется EPAM Systems. Это крупнейшая организация русскоязычных программистов на рынке. Если вы пользуетесь «Макинтошем» и вы установили на него систему Windows, то с 50-процентной вероятностью вы пользуетесь продукцией компании, в которую мы также инвестировали, Parallels. Российские программисты основали эту компанию, используя свои таланты в России, однако продукт получился глобальным. И это хороший пример успеха глобализации российских технологий.
Мы как фонд являемся мостом, который связывает российские наработки и коммерциализацию инвестиций во всём мире. Мы также инвестировали в креативные проекты, несколько лет назад мы начали инвестировать в MTV Russia, в музыкальное телевидение. Можно, пожалуй, сказать, что мы инвестировали в развитие хеви-металл в России, но в другую разновидность, в музыкальную разновидность металла.
Люди, которые знакомы с моей биографией, знают, почему я здесь. (Говорит по‑русски) Давным-давно я был студентом здесь, в России, в Ленинградском государственном университете. После карьеры на Уолл-стрит я вернулся начать этот первый инвестиционный фонд.
(По‑английски) Я бы хотел очень кратко рассказать о событиях, которые произошли с того момента, как мы последний раз говорили о наших инвестициях в информационные технологии, инновационную экономику. Мы уже ранее объявляли, что мы будем инвестировать 250 миллионов долларов в информационную инфраструктуру. Я хотел бы сообщить, что инвестиции осуществляются в соответствии с ранее запланированным графиком, и к концу года мы будем готовы привезти клиентов и наших партнёров в Сколково. Будь то Сколково реальным или ещё виртуальным, они уже смогут начать пользоваться IT-инфраструктурой, которую мы для них сейчас создаём, – это центр обработки данных. Так, к концу года мы планируем завершить создание первых объектов.
Россия в XXI веке нуждается в инфраструктуре, соответствующей уровню XXI века и в контексте информационных компаний. Проекты, которые мы осуществляем сейчас, более передовые, чем любой проект Восточной Европы, они на уровне Кремниевой долины. Наконец‑то такой уровень будет возможен и здесь, в России.
Проблемы, которые вы видите, – высокие температуры, высокая потребность в электроэнергии. Современные структуры позволяют решать эти проблемы, особенно в очень жаркие дни, такие, как сегодня, когда электроэнергия очень активно потребляется.
Мы создали наблюдательный совет, в который входят наши старшие технические эксперты, руководители российских компаний, международных компаний, представители научных кругов, Российской академии наук, сотрудники Курчатовского института. Все они будут заниматься изучением состояния IT-инфраструктуры в России. Мы работали с господином Вексельбергом, стремясь распространить эту информацию от наблюдательного совета относительно статуса IT-инфраструктуры. Мы надеемся, что эта работа будет полезна при создании проекта «Сколково».
Кратко несколько слов о встрече деловых кругов, которая состоялась в Вашингтоне (некоторые присутствующие принимали в ней участие). Для некоторых представителей США, принимавших участие в этом мероприятии, которое проводилось параллельно с вашим саммитом с Президентом Обамой, было приятно видеть за столом новые лица из российской технологической среды. Господин Чубайс, господин Мильнер как представители российской стороны. Но мне кажется, нужно, чтобы и с американской стороны было больше новых лиц. Представители деловых кругов по‑прежнему представляют старый промышленный мир. Я называю их представителями Восточного побережья. Мне кажется, что необходимо более широкое представительство американских партнёров. Я являюсь представителем российско-американского делового совета с американской стороны. И я посоветовал открыть подразделение совета в Сан-Франциско, в Кремниевой долине, в Пало-Альто, чтобы более активно привлекать технологические компании Западного побережья, которые могут внести свой вклад в наш диалог, в создание благоприятного климата для инвестиций и инноваций.
Я хотел бы также поблагодарить Министра Набиуллину. Одной области мы уделили особое внимание, отслеживали изменения налогообложения для IT-компаний. В этих отраслях, могу сказать, для международных компаний, которые используют русские программы, разница значительная. Сейчас закон перешёл на рассмотрение в Думу, работа ещё не завершена. Однако когда закон будет принят, я убеждён, только один этот закон сохранит десятки тысяч рабочих мест для программистов в России, которые сейчас оказались под угрозой.
Я хочу поблагодарить Вас за Ваши усилия в этой области. Мы ощущаем непосредственный эффект для наших компаний, которые нанимают российских программистов.
Без решения этих вопросов никакая технологическая модернизация, никакая инновационная экономика не возникнет. Это вопросы противодействия коррупции, вопросы уменьшения административного влияния в нашей стране и вопросы развития честной конкуренции.
Как Вы знаете, у России на этом начальном этапе уже сейчас есть прекрасные преимущества. Система налогообложения, несомненно, одно из таких преимуществ, система образования, несомненно, другое. Я уже говорил ранее, присутствующие здесь американцы могут только мечтать о 13-процентной ставке.
Д.Медведев: Я хотел сказать, что Министр финансов, наверное, после Ваших слов очень обрадовался.
Э.Гафф: Я бы очень хотел, чтобы я платил 13 процентов налогов. Однако первого января следующего года моя ставка, по которой я плачу налоги, будет ещё выше, чем сейчас.
И вот, пожалуй, четыре-пять советов, которые я мог бы дать любому, кто занимается венчурным бизнесом.
Первое, очень важно, что сейчас наводятся мосты между Кремниевой долиной и сообществом венчурных предпринимателей. У Индии налажены очень тесные связи с Кремниевой долиной, китайские венчурные предприятия сейчас установили связи с Кремниевой долиной, и наконец‑то российские предприниматели, работающие в России, а также российская диаспора соотечественников за рубежом установит более тесные связи с Кремниевой долиной благодаря толчку, который был дан модернизацией. Было бы замечательно, если бы десять-пятнадцать наиболее крупных венчурных компаний присутствовали на российском рынке, не пять-шесть, лучше десять, пятнадцать, двадцать наиболее крупных.
Внутренний рынок, капитал, наша возможность получить доступ к инвестициям на рынке внутреннего капитала в сочетании с новыми изменениями в системе налогообложения являются для нас очень важными. И история успеха, накапливания опыта венчурных компаний, которые могли бы продемонстрировать этот благоприятный опыт инвесторам, чтобы поток денег не прерывался. Это важно, мы начали заниматься этим в паевых инвестиционных фондах, важно продолжать это в развитии технологий. Мы видим, что проще инвестировать в технологии, чем в нефть и газ или активы, насчёт которых существуют разногласия, которые когда‑то принадлежали государству, а сейчас перешли в частные руки. Инновации и технологии – это новый бизнес, который никогда никому не принадлежал, поэтому в него проще инвестировать. И мне кажется, эта область будет более простой для инвестиций, чем отрасли, которые были унаследованы после распада Советского Союза.
И в заключение. Ваша поездка в Кремниевую долину имела особое значение, потому что таким образом начался процесс деполитизации отношений между деловыми кругами. Я обсуждал это с российскими предпринимателями, мы обменивались по е-mail после Вашей поездки. Я могу сказать, что люди очень воодушевлены, в воздухе чувствуется электричество, люди смотрят друг на друга. Я думаю, что Вы как лидер своей страны сделали максимум того, что можно было, чтобы помочь нам в нашем инвестиционном мире.
<…>