Встреча литературного сообщества собрала более 500 представителей различных профессий: писателей, поэтов, публицистов, книгоиздателей, литературоведов и переводчиков, преподавателей и учителей литературы, работников музеев и библиотек, театральных деятелей России, стран ближнего и дальнего зарубежья.
* * *
В.Путин: Дорогие друзья, добрый день!
Я искренне приветствую в Москве участников Российского литературного собрания. Такой представительный форум давно не собирался, если вообще собирался когда‑то, я даже не знаю, едва ли.
Впервые, наверное, во всяком случае, собрались вместе писатели, педагоги, переводчики, издатели, библиотекари, художники – словом, все, кто имеет прямое отношение к книге, к такому поистине всеобъемлющему явлению, как литература.
Очень важно, что приехали специалисты и из других стран, специалисты по русской словесности, буквально со всего мира. Я хочу обратиться к залу, к аудитории. Давайте мы их отдельно поприветствуем и скажем спасибо за интерес, который они проявили к нашей работе. (Аплодисменты.)
Это и наши соотечественники, и друзья из ближнего и так называемого дальнего зарубежья. Всех нас объединяет не только любовь к русскому литературному наследию, но и глубокое понимание его воспитательной, эстетической и нравственной ценности, его великое влияние на развитие мировой цивилизации и мировой культуры.
Уверен, в такой профессиональной, неравнодушной, безусловно, аудитории мы сможем дать объективную оценку нынешнему состоянию отечественной литературы, непредвзято и откровенно обсудить накопившиеся проблемы, обозначить задачи на перспективу.
Главная и, уверен, общая тревога – это сегодняшнее падение интереса к книге, особенно среди молодёжи. Наша страна, некогда самая читающая в мире, уже не может претендовать на это почётное звание. По статистике, российские граждане – наверное, вы и на «круглых столах» уже об этом говорили – отводят чтению книг в среднем лишь 9 минут в сутки, причём отмечается тенденция к сокращению и этих 9 минут.
Здесь собрались люди, преданные своему делу. А ваше дело – это русский язык и литература, это то, что делает русских русскими. Это то, что создаёт большой, многообразный, многонациональный русский мир и поддерживает его статус.
Такую ситуацию принято считать следствием бурного развития цифровых технологий и утраты книгой своего статуса ведущего носителя информации и знаний. Люди раньше находили ответы на интересующие их вопросы именно в книге, сейчас есть и другие возможности, а раньше практически почти только там учились мыслить, анализировать, чувствовать и, конечно же, правильно говорить, поскольку именно в литературном тексте живёт и создаётся язык.
О том, что книга перестала играть важную роль в жизни общества, свидетельствует и падение уровня общей культуры, с сожалением об этом должен сказать, смещение, искажение ценностных ориентиров и скудость современного разговорного языка.
Классическая литературная речь или богатейший народный колорит сегодня воспринимаются подчас как исключение, а пренебрежение правилами родного языка становится нормой – к сожалению, в том числе и в средствах массовой информации, и в киноиндустрии.
Безусловно, русский язык слишком велик, слава богу, чтобы его традиции можно было разрушить. Но, повторю, мы всё чаще сталкиваемся и с безграмотностью, и с примитивизмом. Многие молодые люди с трудом могут внятно формулировать даже свои мысли.
Ситуацию, конечно же, нужно исправлять, во всяком случае нужно попытаться это сделать, и в первую очередь пересмотрев программы преподавания литературы и русского языка, особенно в старших классах. Сегодня этим предметам отведено мало времени, несоразмерно их значимости.
Однако, просто прибавив количество уроков в неделю, только этим проблему, конечно, не решить. Огромную роль играют личность педагога, его талант, способность мобилизовать, мотивировать детей к изучению богатства русского языка.
Недавно в Москве прошёл учредительный съезд Общероссийской ассоциации учителей русского языка и литературы. Рассчитываем, что её деятельность будет способствовать возрождению престижа педагогов-словесников и поможет самим преподавателям донести до учеников великую значимость русского языка, его влияние на обретение ими своей идентичности, культуры речи, общения.
И ещё очень важная тема. Русский язык всегда играл для многонационального народа России могучую объединяющую роль, формировал общекультурный и гуманитарный контекст страны. И здесь уместно вспомнить, что именно благодаря русскому языку весь мир узнал Чингиза Айтматова, Юрия Рытхэу, Алеся Адамовича и Расула Гамзатова. Эта традиция не должна исчезнуть. Она, с сожалением тоже об этом должен сказать, исчезает – к сожалению.
В России немало ярких молодых авторов, работающих на своих родных, национальных языках. В их творчестве отражена самобытность и красота нашей многонациональной страны. И нам сегодня нужно подключить к процессу перевода на русский язык лучшие литературные силы.
Прививать вкус к чтению, к хорошей литературе, конечно же, нужно с ранних лет – и не только через проверенную временем классику. Нужно, чтобы юные читатели узнавали и новые имена, новых героев. И именно для поддержки современных авторов учреждена премия Президента Российской Федерации в области литературы и искусства за произведения для детей и юношества. Она начнёт вручаться с будущего, 2014 года, который, как вы знаете, объявлен Годом культуры и, безусловно, будет включать в себя целый ряд мероприятий, связанных с русской словесностью. В частности, одной из инициатив станет придание государственного статуса национальной программе поддержки чтения. Полагаю, стоит подумать и над тем, чтобы объявить 2015 год в России Годом литературы.
Конечно, в современном мире может возникнуть вопрос: а, вообще, зачем это делать, рынок и так всё отрегулирует? Но, наверное, это та сфера, которую рынок уж точно не отрегулирует, во всяком случае должным образом. Конечно, раскрученные книги и авторы могут и сами пробить себе дорогу, но надо признать, что это далеко не всегда удаётся качественной детской литературе, академическим изданиям, собраниям сочинений наших классиков. Государство должно поддерживать литературу ещё и потому, что именно в ней всегда ставится самый прочный, самый точный диагноз состоянию общества и обозначаются его болевые точки.
И ещё один важный аспект. Такой, что называется, литературной страны, как Россия, в мире, пожалуй, нет, несмотря на те проблемы, о которых я сказал, и известное снижение интереса к книге. Но даже если снижение интереса к чтению, к книгам является общемировой тенденцией, мы не вправе с этим смириться. Именно мы, без преувеличения, несём ответственность перед всей цивилизацией за сохранение русской литературы, за её сбережение, её колоссальный гуманистический потенциал.
Наша задача – привлечь особое внимание общества к отечественной литературе, сделать русскую литературу, русский язык мощным фактором идейного влияния России в мире. При этом внутри страны мы должны формировать среду, в которой образованность, эрудиция, знание литературной классики и современной литературы станут правилом хорошего тона. И, конечно же, важно сконцентрировать усилия на решении важнейших проблем литературной сферы.
Это создание условий для творчества писателей и возрождения традиций литературной критики, разработка сбалансированной издательской политики и активное использование возможностей библиотек, литературных музеев, мемориальных домов писателей. Нам в целом нужна долгосрочная, продуманная система мер поддержки отечественной литературы. Знаю, что эти и многие другие вопросы, как я уже говорил, вы обсуждали на своих «круглых столах».
Я хочу поблагодарить вас за внимание и хочу пожелать успехов и в вашей сегодняшней работе, и в вашем творчестве.
Благодарю вас за внимание.
В.Толстой: Дорогие друзья!
Если позволите, начну с того, что представлю тех, кто, собственно, и собрал нас в этом зале, пригласил и вас к участию и просил Президента Российской Федерации поговорить, может быть, на одну из главных российских тем – судьба литературы: Дмитрий Андреевич Достоевский, Михаил Юрьевич Лермонтов, Наталия Дмитриевна Солженицына, Александр Михайлович Шолохов, Елена Владимировна Пастернак.
Нас объединяет не только любовь к русскому литературному наследию, но и глубокое понимание его воспитательной, эстетической и нравственной ценности, его великое влияние на развитие мировой цивилизации и мировой культуры.
Вы знаете, мы не просто носим эти фамилии, мы действительно глубоко переживаем за то, что происходит с литературой, с языком…
В.Путин: Владимир Ильич Толстой не представился. Я его представлю: Владимир Ильич Толстой.
В.Толстой: …Нас как‑то подбадривают и поддерживают почерки наших великих русских писателей.
К сожалению, Александр Александрович Пушкин, который должен быть с нами, заболел, не приехал из Бельгии, мысленно с нами и просил тоже передать: Пушкин тоже в этом зале.
Вы знаете, сегодня очень остро не хватает простой искренности, добра и бескорыстия. Эти вещи, которые на самом деле и воспитывались русской литературой. И о литературе говорить сегодня надо именно о ней самой, о её духе и её теле, о её проблемах, не политизируя их, потому что литература сама – содержание смыслов, литература сама несёт идеи, которые питают общество, и она питается от общества мыслями и идеями. И любые попытки придать этому какую‑то сугубо политическую плоскость, на мой взгляд, уводят нас от главного.
Поэтому мы очень хотели, чтобы этот разговор был именно таким, профессиональным и открытым. Многие темы, которые волнуют нас, обсуждались в секциях. Я прошёлся по всем секциям и видел, с каким жаром говорили на самые разные темы. Может быть, одна из наиболее волнующих обсуждалась в первой секции – это наши дети. Что может быть важнее преподавания литературы в школе, детских книг, вообще вот всего – что? Если мы не научим ребёнка читать, то, в общем, тогда можно сказать, что это серьёзная угроза для существования и языка, и страны.
Я хотел бы просто просить, чтобы Наталия Дмитриевна, которая инициировала именно эту тему, она говорила об этом при встрече, кстати говоря, с Владимиром Владимировичем Путиным несколько месяцев назад, были публикации в газетах…
Может быть, начнёте, Наталия Дмитриевна?
Н.Солженицына: Добрый день, дорогие друзья!
В общем, отрадно было слышать то, что сказал сегодня Владимир Владимирович, что власть обратила внимание на положение литературы. Меня действительно очень волнует положение литературы в школе, и надо сказать, я думаю, что выражу мнение очень большого числа людей, в том числе просто родителей, что для нашей страны жизненно важно изменить то жалкое положение, именно жалкое положение, в котором оказалась литература в школе. Если не переломить сегодняшнюю тенденцию, то школа в её гуманитарном блоке превратится в массовое воспроизводство невежества.
Надо понять, что мы уже потеряли больше десяти лет, то есть целое поколение. И это поколение, оно транслирует, уже сейчас транслирует свою недообразованность на поколения следующие. Достаточно послушать, каким языком говорят молодые теле- и радиокомментаторы и корреспонденты. А если просто средний выпускник школы не может грамотно выразить свою мысль или хотя бы пересказать чужую, то аттестат какой зрелости ему выдают?
Уже сегодня всем понятно, что конкурентный выигрыш в этом жестоком мире, в котором мы все оказались, и эта новая ситуация наступает всё быстрее, конкурентный выигрыш сегодня обеспечивает не запасы сырья, а качество образования и творческий потенциал людей. При этом оторвать физиков от лириков и поставить только на первых – это стратегия проигрышная. Она обернётся лишь тем, что мы будем иметь второй сорт физиков, потому что влияние искусства и литературы на интеллектуальные достижения незримо, но огромно. Достоевский играл огромную роль всегда во всём мире. Эйнштейн не случайно говорил: Достоевский даёт мне больше, чем любой научный мыслитель, больше, чем Гаусс. И в этом высказывании нет противоречия.
Мне кажется, что действительно вернуть выпускной экзамен по литературе в школу чрезвычайно важно. Но, как уже мы слышали, механический возврат сочинения и даже механический возврат тех часов, которые у литературы отобрали, проблемы не решит. Проблема упирается в качество преподавания в школе, в том числе и в качество подготовки школьных учителей. А они столкнулись ещё с новой бедой, которая их душит сегодня, с неслыханной, никогда не бывшей ни до большевиков, ни при большевиках, – никогда не бывшей формальной отчётностью, которая отнимает у них всё время, съедает всё их время и пресекает всякую инициативу. Это было задумано хорошо, как всегда всё, что мы задумываем, – хорошо. А вот как исполняется? Это было задумано для того, чтобы контролировать работу слабых учителей. Но эта отчётность слабых учителей не усиливает, а сильных учителей полностью стреноживает.
И вот получается, что на культурном фронте в той борьбе, которая идёт за сохранение культуры и литературы, наши учителя – пехотинцы, то есть самая многочисленная и самая уязвимая часть. Они не поддержаны тяжёлой артиллерией, а именно: телевидением и кино. Это значит, что все их усилия, какими бы героическими они ни были, обречены. А ведь перед ними, помимо просто преподавания и обучения детей, стоит ещё и задача воспитания. Потому что если мы поглядим на себя в зеркало, то мы не сможем не признать, что мы стали обществом потребления. При том сломе нравственных ориентиров, через которые наше общество сегодня проходит, кто убедит детей, что добро и зло – это не отвлечённые понятия, а напряжённая реальность?
Надо сказать, что в такой ситуации, в которой наше общество сегодня находится, когда общество вообще расколото, то единым учебником истории единства не достичь. А вот детям из разных семей, в том числе из семей, родители которых никогда друг с другом не согласятся, Толстой ответит детям, чем люди живы, это Достоевский научит их состраданию. А на сегодняшние жаркие споры о нашем недавнем прошлом именно литература ясно и понятно для всех скажет, что волкодав – прав, а людоед – нет.
В.Толстой: Спасибо большое, Наталия Дмитриевна.
В секции были очень оживлённые дискуссии. Здесь есть несколько человек, которые вели эту секцию. Я вижу Александра Архангельского. Просто очень коротко, может быть, тогда.
Главная тревога – это падение интереса к книге, особенно среди молодёжи. Наша страна, некогда самая читающая в мире, уже не может претендовать на это почётное звание. Такую ситуацию принято считать следствием бурного развития цифровых технологий и утраты книгой статуса ведущего носителя информации.
А.Архангельский: Добрый день, уважаемые коллеги!
Я предельно коротко. Мы вели секцию с Алексеем Варламовым, писателем, и учителем Сергеем Волковым. Там собрались и учителя, и детские писатели. Речь шла о том, что, конечно, возвращение статуса обязательного экзаменационного предмета литературы в школе – это важное политическое решение. Но, как всякое важное политическое решение, оно должно быть обдумано и в своих следствиях.
Первое. Учителя говорили, и это правда: если будет этот экзамен обязательным, то и нагрузка вырастет. Чтобы не начался тихий саботаж, нужно этот вопрос предусматривать, потому что это дополнительные часы, нагрузка, деньги. Учителя начнут иначе ускользать из ситуации.
Второе, что очень важно. Как всякое политическое решение, оно тут же будет обрастать бюрократическими следствиями, потихонечку найдутся люди, которые захотят увести замысел совсем в другую сторону.
Учителя, выступавшие на этой секции, все в один голос говорили, что нельзя – уже пошли слухи об этом – по аналогии с единым учебником истории создавать единый учебник литературы, потому что литература не история и не философия, она нуждается не в фактах и не в концептах, а в живом творчестве, которое может обеспечить только вариативность. И эту идею учителя считали опасной и по своим возможным последствиям вредной.
Другой вопрос, что в стандартах обязательно должно быть обозначено ядро, то ядро русской классической и мировой литературы, мимо которого не может пройти ни один читатель, то поле единства, которое нас и формирует. Но, более того, скажу, что даже сегодня, когда к стандартам не приложен такой список, ни один учитель – а я со школой связан – не может обойти в силу традиции весь тот набор классики, который формирует нас как граждан, как людей мира, как людей совести.
Должен сказать, Владимир Владимирович, что те, кто Вам когда‑то, примерно полгода назад, положил на стол справку о том, что из школы выброшен Лесков и, по‑моему, Островский, Вас ввели в заблуждение, это не так. К счастью, это не так. Но ядро, узкое, малое, обязательное ядро должно быть к стандартам приложено и обозначено. Это второе соображение, которое меня попросили донести.
Третье. Несомненно, литература в школе – вещь важная, но если живая, современная литература не придёт в школьное пространство, то классика сама по себе только как классика работать не будет. Кстати, Вы про это отчасти и сказали. Необходимо поддерживать проекты, которые вовлекают современную русскую литературу в школьное пространство и связывают её с сознанием детей.
Один из таких проектов – я приведу два-три примера из тех, которые назывались, – вчера или позавчера был запущен в Хакасии, когда дети Хакасии будут выбирать любимого детского писателя. Будут натуральные выборы с дискуссиями, дебатами на местном телевидении, с подведением итогов на культурном форуме в июне. Есть другие проекты, есть проекты вовлечения в литературные премии учителей, есть [премия] «Учительский Белкин», есть целый ряд проектов, инициатив снизу. Актёры записывают для открытого, публичного, бесплатного использования отрывки и целиком книги вот этого самого ядра русской мировой классики. Там лучшие актёры, и это замечательный проект и так далее.
Но ещё одна очень важная вещь, и это последнее, о чём я скажу, прежде чем передать слово Сергею Волкову. Живое творчество есть путь к литературе. Школьник, любой подросток начинает что‑то такое себе писать, но мы не выстраиваем мост между его полудетским творчеством и большой литературой, в которую он может войти изнутри как участник.
Была такая замечательная, выдающегося масштаба, методист [Мария] Рыбникова, и она говорила, что надо проделать путь от маленького писателя к большому читателю.
Литературные кружки – они исчезли. В системе дополнительного образования сейчас начинается реформа, много там хорошего предусмотрено, но я, например, ничего не нашёл в новых планах Министерства образования про литературные кружки. А учитель тоже окажется в проигрыше, потому что чем больше кружков он берёт на себя, тем ниже будет его зарплата. А поскольку от директора требуют повышения средней зарплаты, директор будет тихонечко «заматывать» эту кружковую деятельность.
И последнее. Откуда брать кадры? Если ставится новая задача, если литература приобретает новый статус в школе, то как, откуда будут приходить новые кадры? Сегодня уничтожается филологическое образование в стране, просто прямым способом уничтожается. Уже есть как минимум два федеральных университета, в которых нет филфаков. Везде филфаки сливаются, кафедры. А откуда мы получим [кадры]? Число бюджетных мест для филологов уменьшается. Значит, обслуживать эту задачу просто будет в ближайшее время некому, если не предусмотреть прямые следствия этого.
С.Волков: Уважаемые участники собрания!
Я тот самый пехотинец, о котором говорила Наталия Дмитриевна, и знаю, что за моей спиной сидит очень много пехотинцев, только в основном женского пола, потому что приходят в эту профессию женщины, которых содержат мужья. В учителя не идут мужчины, потому что им часто не на что прокормить семью. И на плечах этих женщин лежит та колоссальная задача, которую они сами осознают и которую мы сегодня по‑новому формулируем.
Хочу сказать, что эту задачу не решить, если не расширить зону и возможности степени академической свободы учителя в нынешней школе, которая сократилась стремительно. Вы даже не представляете себе масштаб этого бедствия!
Чем должен быть занят хороший учитель литературы? Он должен сам читать, любить литературу, уметь читать, и он должен знать, как про это говорить с детьми.
Чем занят нынешний учитель литературы в школе? Он занят составлением колоссального количества бумаг, которые выросли не только в объёме, но каждая отдельная бумажка расширилась. Почему?
О том, что книга перестала играть важную роль в жизни общества, свидетельствует падение уровня общей культуры, смещение, искажение ценностных ориентиров и скудость современного разговорного языка.
Конкретный пример. В одной из областей, где я сейчас был, – я много езжу по стране, потому что ещё возглавляю большой методический журнал для учителей и вижу, что происходит, – есть новый тренд. Нельзя сказать на уроке: откройте тетради. Вы не получите аттестацию, вы учитель прошлого века. Надо сказать: откройте своё рабочее поле. И учителей переучивают на то, чтобы они запомнили, как надо. Если я входил в кабинет и говорил «здравствуйте, дети», и дальше они мне говорили «здравствуйте», то теперь в плане работы я должен написать, что я формирую три универсальных учебных действия – регулятивное, коммуникативное, а третье я выучить не могу. Дети, ответившие мне «здравствуйте, Сергей Владимирович», должны рефлексировать, понимая, какие учебные действия они совершают, потому что к ним придёт проверка, и они должны отчитаться, что они сделали.
Учитель в современной школе, переведённой на новый стандарт образования, к сожалению, не добирается до текстов литературы, потому что он окружён вот этими текстами. А учитель несвободный не может выполнять ту задачу, которую мы с вами связываем с процессом чтения, если чтение понимать как личностный рост человека, как формирование творческого начала, без которого нашей стране не выжить. Поэтому у учителей, которые приехали сюда и которые представляют свои регионы, есть вполне чёткие, конкретные, простые предложения по расширению учительской свободы.
Первое. При аттестации учителей давайте перестанем заставлять учителей собирать килограммы бумаг. Аттестуя учителя, у нас перестали приходить в школу на урок и смотреть, что ты делаешь. Ты должен принести тонну немыслимых бумажек. И моя собственная учительница литературы, которая меня вырастила, заслуженный учитель, пишет мне сюда: «Мне не хватает баллов. Можешь мне из Москвы прислать какую‑нибудь справку, что я тоже что‑то сделала в профессии?». Невозможно этого униженного человека дальше просить говорить о том, о чём говорит великая русская литература.
Второе. Нужно формировать нашу школьную программу таким образом, чтобы она давала возможность манёвра. Если я не хочу, дайте мне вариант программы, где расписаны все сто процентов часов. Я возьму и повторю чужой опыт. Но если я могу, дайте мне программу, которую я могу формировать, пусть на 25 процентов, но сам. И я введу туда современную литературу, которую люблю, и современную зарубежную литературу.
Сейчас колоссальная недостача людей, которые приходят в школу с тем, что они любят и могут. Вот тогда зажигается ребёнок, когда это говорит учитель, а не то, что у него написано кем‑то, кто ни разу в школе не был. Понимаете, мы обслуживаем интересы людей, которые к детям сами не идут – ни авторы стандартов, ни авторы программ многие в школе не бывали. Учитель чувствует себя деятельно стреноженным и спутанным по рукам, я не знаю, какие ещё глаголы сказать.
Дальше. Вчера я услышал, что будет у нас выпускной экзамен – сочинение. Это прекрасно, вероятно. Но знаете ли Вы, Владимир Владимирович, что в новом стандарте у нас не остаётся предмета «литература» в старшей школе. У нас нет этого предмета. У нас объединённый предмет «русский язык и литература», один. А экзамен уже есть – русский язык в форме ЕГЭ. Теперь будет второй экзамен по предмету, который стандартом не предусмотрен. У нас возникла колоссальная мешанина, мы сейчас запутаемся в этом деле, мы не знаем, как быть. Учителя впрямую на съезде, который проходил в прошлом году в МГУ, тысяча человек приехала, поставили вопрос об отмене, пересмотре стандарта старшей школы, который уничтожает предмет «литература», его просто там нет, коллеги.
И последнее. Я понимаю, что уже перебрал время, но хочу сказать следующую вещь. Понимаете, нам это надо делать. Нам надо это делать, потому что, извините меня, страна, в которой судья может не пустить «скорую помощь» к упавшему в обморок подсудимому, и в ответ на вопрос «а не гестапо ли у нас?» ответить «да, гестапо» и дальше не стать предметом немедленной критики средств массовой информации, коллег по цеху, общественности, которая представляет страну, говорит о каком‑то очень серьёзном заболевании, которое лечить можно только гуманитарной прививкой. И ключевой фигурой здесь является учитель литературы.
В.Путин: По поводу стандартов. Наверное, если появляется новый экзамен, конечно, нужно привести в соответствие стандарты. Просто сразу это сделать, видимо, невозможно. Первое.
А вообще по поводу того, что преподаватель может и должен учить тому, что сам любит. Безусловно, когда что‑то любишь, всегда лучше получается передать другим. Но вообще‑то должны быть какие‑то и общие вещи, которые нужно дать. Есть какие‑то общие, стандартные вещи. Поэтому должно быть такое гибкое, видимо, сочетание одного и другого, обязательного и возможного.
По поводу кадров здесь коллега выступал. Я, конечно, этого не знаю, что закрываются факультеты и так далее. Это связано, конечно, с потребностями рынка труда. Если раньше не было, как вы говорите, у нас сворачивалось преподавание русского языка и литературы, и, соответственно, потребности, видимо, начали сокращаться. Соответствующие сигналы я, естественно, в Министерство подам по этим вопросам. Надеюсь, что это всё будет пересмотрено, и аккуратно поправим.
Теперь по поводу вообще всех несуразностей и излишних сложностей, не понятных часто никому. Это результат того, что представители так называемого креативного класса пробрались в Министерство образования и там всё это «рисуют», результат их работы. Нам хочется, чтобы везде были представители креативного класса. Они, как правило, люди как раз с творческим началом и делают много хорошего, но иногда перебарщивают. За этим за всем не уследишь.
Вы знаете, наверное, ещё будет много всяких предложений и критических высказываний. Я прямо сейчас о чём подумал? Хорошо было бы создать какой‑то живой механизм общения преподавательского сообщества с чиновничьим аппаратом, в том числе и в регионах, и на самом верху. И он должен быть живым. Ведь это откуда всё возникло?
Это же не пренебрежение к литературе и к русскому языку, ни у кого и в голове не было никогда, я уверен, и в 90-е годы, и в начале 2000-х, что это не важно. Как бы все исходили из того, что это и так есть, как воздух, как солнце. Вот такая же субстанция и русский язык, и русская литература. Оказывается, что так же, как и природа, так и литература, и язык – это хрупкие субстанции, и можно навредить, если не обращать должного внимания.
Поэтому хотелось что? Хотелось, как обычно, чего‑то или кого‑то догнать, больше внимания уделить информатике, другим современным дисциплинам, а расширить до беспредела программу невозможно, как вы понимаете. Вот произошли такие трансформации.
Сейчас мы видим, что есть абсолютно точные диспропорции, которые нужно поправить. А жизнь темп набирает, всё быстрее и быстрее движется, темп всё больше и больше, поэтому нужно подумать.
Я обязательно поговорю с Министром образования. Нужно, повторяю ещё раз, создать такие механизмы живого общения, с тем чтобы люди, которые принимают решение в административной сфере, чувствовали более тонко, что происходит в жизни, и могли бы быстро реагировать. Подумаем над этим обязательно.
Ситуацию нужно исправлять, в первую очередь пересмотрев программы преподавания литературы и русского языка, особенно в старших классах. Сегодня этим предметам отведено мало времени, несоразмерно их значимости.
Л.Дудова: Председатель Ассоциации учителей русского языка и литературы Людмила Дудова.
Владимир Владимирович, у меня к Вам очень конкретный вопрос. Он как раз может решить проблему, которую Вы обозначили, – такого диалога.
Как Вам кажется, насколько может общественная организация, каковой является Ассоциация учителей русского языка и литературы, быть задействована в разработке современной концепции литературного образования, а шире – образования филологического, потому что отделить литературу от русского языка абсолютно невозможно, – в разработке новой современной концепции и того самого ядра литературного образования, без которого наращивание этой вариативной части невозможно? Хотелось бы услышать Ваше мнение по этому вопросу.
В.Путин: Собственно говоря, я уже даже высказался. Я сказал о том, что хотел бы, чтобы были такие инструменты живого общения между административными структурами и преподавательским сообществом. Давайте о формах подумаем, а то, что это нужно сделать, что это востребовано и будет полезно, у меня сомнений нет.
Кстати говоря, по поводу уровня заработной платы. Конечно, денег всегда мало. Поговорите с любым миллионером и миллиардером, они скажут, что и им мало, потому что не хватает на реализацию их блестящих идей по инвестированию, по созданию предприятий. Там масштабы просто другие.
Но вы знаете, что мы предпринимаем определённые усилия по выведению уровня заработной платы преподавателей в школе до средней по экономике. Хочу заметить, что не везде одинаково получается, но в целом все регионы к этому идут, в общем, я это контролирую, они стараются это делать.
Хочу вам сказать, что это вызывает даже и сопротивление во многих других отраслях. И мне, сейчас не буду называть эти специальности, но мне уже много раз сказали, я уже много раз слышал в таких же больших аудиториях, как ваша, когда люди встают и говорят: «Я там‑то так‑то работаю, а преподаватель получает, как я. Это справедливо?» Я вынужден сказать: «Справедливо, потому что преподаватель создаёт будущее для ваших детей. Вы хотите, чтобы оно было достойным?» – «Да». – «Ну, тогда садитесь».
Но есть и определённые ограничители. Понимаете, они связаны с общим уровнем заработной платы по отраслям. Как только я сказал, что учитель в школе должен получать среднюю [зарплату] по экономике, сразу хотят к этому уровню подтянуться преподаватели других уровней, по другим специальностям люди хотят подтянуться.
Знаете, у нас уровень заработной платы в стране в целом, и это влияет, чтобы было понятно, это касается не только учителей, это сразу влияет на уровни заработной платы в стране в целом по всем отраслям, потому что все начинают смотреть: ага, у них так – и нам, и нам, и нам.
Это такая непростая социальная задача – довести до сознания всех, что общество должно проводить определённое разграничение. Оно считает вот это очень важным, это тоже важным, но как‑то в другом плане общество на это смотрит.
Мы не можем создать уравниловку советского времени, когда все получали 120 рублей, начиная от инженера и кончая преподавателем, и все счастливы были. Нет, не счастливы. В конечном итоге и страна‑то развалилась, понимаете, поэтому мы будем делать это и дальше, повышать уровень заработной платы в стране в целом, и вот так выстраивая свою политику в области доходов населения.
Иначе мы можем привести к таким диспропорциям, как в изучении русского языка, только последствия будут ещё хуже. А делать, конечно, будем, безусловно, будем к этому стремиться по мере роста экономики. Во‑первых, добьёмся исполнения тех задач, которые были поставлены год-полтора назад. Безусловно, будем стараться поддерживать эту планку и будем дальше это двигать, всё развивать.
И, кстати говоря, обратите внимание, вы наверняка об этом знаете, резко повысился интерес к педагогическим вузам со стороны абитуриентов, причём резко. И конкурс увеличился сразу. Это всё в том числе результат нашей работы по обеспечению достойных доходов преподавателей средней школы.
О.Новиков: Владимир Владимирович, [вопрос] от секции книгоиздания, книгораспространения.
Мы тут обсуждали ситуацию в отрасли, отраслевые проблемы, ну и, в частности, вот проблему дигитализации, о которой Вы тоже сказали. Сегодня цифровые технологии и интернет в принципе делают книгу доступнее для читателя. Это возможность расширить круг чтения, сделать чтение модным, в том числе у молодёжи, с современных технологичных устройств. Считаем, что это действительно полезно и можно поставить на службу литературе, чтению.
Но, с другой стороны, что получается? Что сегодня при развитии этих технологий в отсутствие и [при] нехватке книжных магазинов, а в стране всего осталось полторы тысячи книжных магазинов – в Российской Федерации было семь с половиной тысяч магазинов, – книжные магазины не считаются объектами социокультурной среды, не считаются объектами культуры, не выдерживают конкуренции с другими товарами FMCG [товарами повседневного спроса] и, конечно, закрываются. Хотя сам по себе бизнес может быть прибыльным.
Опора на цифровые технологии, возможность их развивать сталкивается с электронным пиратством, потому что на каждую легально скачиваемую книгу девять, а то и десять книг – с пиратских сайтов. Писатели теряют доходы, потому что по многим направлениям в два раза сократились тиражи. У издателей сокращается приток новых рукописей, молодые люди не хотят писать, не видя в этом будущего, уходят в так называемую блогосферу.
В отношении кино по Вашей инициативе был принят 187‑й закон. Он помог развитию национальной киноиндустрии, защитил её. У нас в стране 90 процентов выходящих книг – это книги национальных авторов. Такого нет нигде, кроме Соединённых Штатов. Но если мы сегодня не защитим их, нечего издателям завтра будет издавать в плане национальной литературы. Будем издавать опять же американских авторов, которых защищают.
Русский язык всегда играл для многонационального народа России могучую объединяющую роль, формировал общекультурный и гуманитарный контекст страны. Эта традиция не должна исчезнуть.
На эту тему были совещания в Госдуме, в Администрации провели более шести совещаний. В принципе с интернет-индустрией достигли консенсуса. Они согласны на расширение закона. Но вопрос так и застопорился. Можно ли всё‑таки проявить политическую волю и защитить не только национальное кино, но и национальную литературу, тем более что механизм есть и он работает?
Спасибо.
В.Путин: Извините, как Вас зовут?
О.Новиков: Олег Евгеньевич Новиков, директор издательства «Эксмо».
В.Путин: Олег Евгеньевич, давно Вы занимаетесь этим бизнесом?
О.Новиков: С институтской скамьи, с 20 лет, 23 года.
В.Путин: Ничего себе. Здорово как. Книгоизданием занимаетесь?
О.Новиков: Именно книгоизданием, да.
В.Путин: А оборот у вас какой?
О.Новиков: На сегодняшний день у издательства «Эксмо» оборот шесть миллиардов рублей.
В.Путин: В год?
О.Новиков: Да.
В.Путин: Неплохо, правда?
О.Новиков: Это крупнейшее издательство в стране. По уровню тиражей мы первые в Восточной Европе.
В.Путин: А кто сказал, что их должно быть сотня или две? Никто не говорит.
«Боинг» – один, «Эйрбас» – один. Всё. У нас есть шанс ещё прорваться на этот рынок – пока не с широкофюзеляжными самолётами, хотя бы со среднемагистральными. Но каждый бизнес имеет свои определённые правила и ограничения.
Вы сказали, что книжные магазины – это бизнес, и [он] может быть прибыльным. Обращаю внимание, Вы сами это сказали: «Это бизнес, и он может быть прибыльным». Поэтому на него распространяются бизнес-правила, в том числе в сфере налогообложения. Но, имея в виду специфику сегодняшней ситуации, а она заключается в огромной, растущей конкуренции со стороны электронных средств массовой информации, интернета, конечно, можно, видимо, учитывать эту специфику и ввести какие‑то особые правила регулирования.
Но тогда и книжный магазин должен быть не просто книжным магазином, если Вы говорили о какой‑то социальной значимости этого учреждения. Уже не просто коммерческая структура, а именно учреждение. Давайте вместе на эту тему подумаем. Если появляются какие‑то элементы, клубность какая‑то. Я не знаю, вам виднее, вы здесь профессионалы все собрались, а Вы уж тем более, уже сколько лет занимаетесь этим бизнесом. Появляются элементы социальной нагрузки, тогда можно подумать.
Это непростое дело с точки зрения целостности налоговой системы. Вы, как человек, который профессионально бизнесом занимается, понимаете, насколько важно для государства сохранить целостность налоговой системы – все исключения её разрушают. Всё, что вводится где‑то и как‑то в качестве каких‑то льгот в сфере налогообложения, это всё специалисты в области экономики, в области налогообложения, считают как чрезвычайное происшествие. Для экономики это всегда плохо. Для социальной сферы иногда без этого невозможно. Это естественные противоречия. Давайте над этим подумаем.
О.Новиков: Но ответ на это есть. Во Франции на месте книжного магазина – во многих городах муниципальное законодательство работает – нельзя открывать объект другой предпринимательской деятельности, только книжный магазин.
В.Путин: Это не ответ. И это плохое решение. Они вас нехорошему научат.
О.Новиков: Это решение, которое используют.
В.Путин: Вы знаете, какие там налоги, особенно на приличные доходы? 75 процентов. Оттуда весь бизнес убегает. Жерар Депардье и тот убежал, понимаете.
О.Новиков: Но книгу там берегут. При развитии новых территорий…
В России немало ярких молодых авторов, работающих на своих родных, национальных языках. В их творчестве отражена самобытность и красота нашей многонациональной страны.
В.Путин: Я имею в виду совсем другое, не ограничение какого‑то другого бизнеса, а именно придание какого‑то социального статуса, хотя бы элементов социального статуса самому этому предприятию. И оно будет уже не совсем предприятием, а в известной степени будет иметь элементы учреждения. Вот над этим давайте подумаем. Вот это первое.
И второе. Непосредственно Ваш вопрос, касающийся защиты интеллектуальной собственности. Мы действительно приняли этот закон о защите интеллектуальной собственности в области киноиндустрии. Там есть, как и везде – и в книжном деле, и в музыке, и в киноиндустрии, – есть своя специфика. Специфика киноиндустрии заключается в том, что самый наглый грабёж происходит в первые дни выхода кинопродукции, в первые недели. Вот тогда начинается бессовестное скачивание, тогда, по сути, убивается бизнес киношников. И это очень опасно для них.
Почему? Потому что все продукты подобного рода производятся, как правило, не как правило, а на сто процентов можно сказать, за кредитные ресурсы. Им кредиты надо отдавать, но прибыль хочется получить ещё какую‑то и кредиты надо отдать. А если всё украдено, как в известном фильме говорили, «всё украдено до нас», тогда получается так, что они выходят на экраны, а сборов уже нет. Вы понимаете.
В книгах немножко по‑другому, там более длительный процесс интереса должен быть к книге. Вот из‑за этого заминки. Но я хочу вам сказать, я лично ваш полный сторонник и союзник. Давайте это доведём до ума, доработаем в деталях. Это касается и книгоиздания, это касается музыкальных произведений. Мы это обязательно сделаем.
В.Толстой: Владимир Владимирович, не могу не сказать по этой теме, в этом разговоре, что, конечно, крупные издательства имеют большие преимущества, маленьким издательствам чрезвычайно тяжело выживать. Они очень нужны, например, издательство «Детская литература». Вообще в рынке не всё выживает.
В.Путин: Я понял. То, что в рынке не выживает, то не должно в рынке существовать.
Тогда государство должно сказать: «Это не рыночная, по сути, сфера, и мы будем это субсидировать. Но не за счёт налоговых льгот, а за счёт прямых субсидий».
В.Толстой: То же самое касается и книжных магазинов. Ещё крупные сети держатся. Хуже всего в муниципальных образованиях, маленьких городах. Там нужны какие‑то другие механизмы регулирования и какая‑то форма государственной политики в этой сфере.
В.Путин: Поддержка нужна.
В.Толстой: Да, пожалуйста, Сергей Шаргунов.
С.Шаргунов: Здравствуйте, дорогие друзья!
Было сказано, что мы уже не самая читающая страна. Это правда. Но мы по‑прежнему, кажется, самая пишущая страна. Тому свидетельство огромное количество литературных конкурсов, премий и даже та пылкая полемика, которая разворачивается в социальных сетях по поводу нашего здешнего мероприятия. Нигде столько и так не пишут, как у нас в России. Поэтому я думаю, что наша встреча важна и существенна, и спасибо Владимиру Ильичу Толстому за то, что он это всё закрутил и завертел.
Вы знаете, сегодня мы долго в компании с Юрием Поляковым и очаровательной девушкой из Дагестана Алисой Ганиевой заседали на секции прозы. Меня попросили, кратко, естественно, конспективно, сформулировать кое‑что из того, что было сказано.
Конечно, всех заботит всё то же, что и другие секции, проблемы толстых журналов. Они не попадают в библиотеки или попадают нерегулярно. Это проблемы библиотек, проблемы тех же книжных магазинов, которые закрываются, проблемы дебютантов, молодых людей. Сам энное время назад на собственной шкуре это испытывал, когда ты начинаешь писать и не знаешь, куда тебе приткнуться. Мне сейчас периодически, на самом деле каждый день, присылают свои новые тексты молодые люди. И я понимаю, что им нужна редакторская огранка, а у нас в журналах рукописи не рецензируются и не возвращаются, эти отделы закрыты. Это вопрос существенный, и мне кажется, что если бы редактор вернулся, может быть, с государственной поддержкой, это было бы здорово.
И, наконец, образование, поездки писателей в школы. Я лично от этого не отказываюсь. Здесь есть чудесные педагоги из Челябинска, я приезжал туда и в Новосибирск. Когда школьник видит рядом с собой живого, здравствующего литератора, у него меняется представление о литературе. Ты с ним начинаешь весело и бодро обсуждать: а вот кто тебе ближе – Штольц или всё‑таки Обломов? Потрясающие и зачастую парадоксальные суждения. Мне кажется, что здесь тоже нужна поддержка, потому что зачастую учителя просто выцарапывают последние копейки, чтобы пригласить таких вот «гастролёров».
Было ещё много всякого сказано и про Литфонд, и про закон о творческих союзах. Но самое главное – это, конечно, ощущение серьёзного гуманитарного кризиса.
И сейчас, приближаясь к финалу, я, может быть, немножко отойду от литературных тем. Хочу сказать о том, что многие мои коллеги посчитали ненужным сюда приходить. Это их личное дело, это их право. Многие говорят мне: «Ну что толку обращаться к власти? Что толку задавать вопросы Президенту? Ты получишь ответ, ну и всё. И все похлопают». На самом‑то деле я к Вам подходил, Владимир Владимирович, если помните, на Валдае, и спрашивал…
В.Путин: Конечно, помню.
С.Шаргунов: Спрашивал я о тех, кого принято называть фигурантами «болотного дела». Дело в том, мне кажется, что эта тема находится и в духе, и в логике русской литературы. Многие меня осуждали: «Да не надо разговаривать с властью, не надо ни о чём спрашивать – всё всё равно решено». Но потом мне пришли письма.
Прививать вкус к чтению, к хорошей литературе нужно с ранних лет – и не только через проверенную временем классику. Нужно, чтобы юные читатели узнавали и новые имена, новых героев.
Мне написал письмо Леонид Развозжаев, который за свои кухонные фантазии отправился пыточным сибирским этапом и сейчас сидит больше года. Мне написал письмо Ярослав Белоусов, 20 лет, студент-политолог МГУ, который бросил неустановленный жёлтый предмет типа лимона в цепочку ОМОНа – прямо, видите, стихами говорю, хотя речь, в общем‑то, о трагичных вещах – и больше года находится в заточении. А есть рядом дело, например, Сергея Кривова, который больше 60 дней держит голодовку. Есть дело Данилы Константинова. Немножко отдельно, но у парня абсолютное алиби, даже прошёл «детектор лжи». Но вот типа, как он рассказывает, пытались вербануть в так называемый центр. Отказался, сидит. Блогосфера возмущается, ломаются копья, но полное молчание государства и ощущение, что замуруют и закатают.
Проще было бы об этом не говорить, Владимир Владимирович, но не могу молчать, как завещал классик, совесть не позволяет. Думаю, что это имеет прямое отношение к литературе.
В этой связи я хотел сделать вот какое предложение. Понимаю, что часто, наверное, у Вас не всегда есть время вникнуть во всё это. И у каждого точно так же. Может быть, стоить возродить Комиссию по помилованию при Президенте Российской Федерации, чтобы там были писатели разных направлений, левые и правые, разного возраста, чтобы они могли смотреть эти дела и по крайней мере как‑то своё мнение квалифицированно высказывать? Мне кажется, это было бы важно. Мне кажется, вот эта финальная тема, она не менее существенна для русской литературы, чем то, с чего я начал.
В.Путин: Я сейчас вряд ли воспроизведу все фамилии, которые Вы назвали, но про человека, который кидался в полицию чем‑то там, какими‑то тяжёлыми предметами, и в то же время он является литератором… Я не знаю, но про него можно сказать, что музам служит, а с головой не дружит, потому что кидаться в полицию нельзя ни тяжёлыми, ни лёгкими предметами.
И вот о чём бы я хотел вам сказать. Мы все должны научиться жить по закону и понимать, что если кому‑то будет позволено нарушать этот закон, срывать погоны с полиции, бить в лицо, ещё что‑то, мы можем столкнуться с такими же проблемами, с которыми столкнулись в 1917 году. Кто‑нибудь этого хочет?
Вот я несколько раз приводил пример. Несколько лет назад, как вы знаете, а в западных столицах это происходит часто, громят магазины, переворачивают машины, жгут их, в Лондоне были такие же беспорядки. Год всех искали, благодаря камерам уличного наблюдения всех нашли и всех посадили. Всех, до последнего!
Реплика: Но у нас ничего не жгли.
В.Путин: Ещё не хватало, чтобы жгли. Так мы не должны до этого допускать. А чтобы этого не допустить, все должны знать, что есть предел, красная черта, через которую нельзя переходить. Никто не хватает, у нас нет правила: хватай и не пущай за суждения, за мысли, высказанные вслух, в ходе уличных мероприятий, которые тоже разрешены законом. Но есть пределы, через которые нельзя переступать. Есть красная черта – вот о чём речь. Государство не должно быть жестоким. Но государство должно следить за тем, чтобы все соблюдали определённые правила. Вот о чём речь.
Вот вчера я только встречался с представителями непарламентских партий. Тоже этот вопрос поднимался, в том числе и по представителям «Гринпис». Они делают благородное дело? Благородное. Они правильно поступили, что забрались на платформу? Неправильно.
Я уже приводил этот пример. Несколько лет назад в Северном море на американской платформе произошёл трагический случай: оператор допустил ошибку, возник пожар, погибли 167 человек – все. Из‑за ошибки оператора. Но когда на платформу лезут, создают чрезвычайную ситуацию, там не одна может быть ошибка у оператора – сколько угодно. Они же отвлекаются от текущей работы. Кроме всего прочего, у нас под водой водолазы находились. И их жизнь реально подвергалась опасности.
Кроме этого они целую операцию разработали: одни лезли на платформу, а другие атаковали наших пограничников. На своих лодках практически на них нападали, оттесняя их от платформы. Это что такое? Вы знаете, есть такая формула, я думаю, что в этой аудитории я буду понят: все средства хороши для достижения благородной цели. «Это наш метод, Федя?» Помните? «Федя, это не наш метод». Нельзя ни действовать так, ни даже думать так. Далеко не все благородные цели можно достигать любыми средствами. Так же и в ваших примерах. Но, конечно, государство должно быть снисходительным. Мы над этим подумаем.
В.Толстой: Это вопрос к Комиссии по помилованию.
Д.Достоевский: Владимир Владимирович, мне как потомку каторжника можно пару слов?
В.Путин: Сейчас, извините, я закончу.
Да мы все каторжники.
По поводу комиссии по помилованию. Она есть и работает. Конечно! И в каждом регионе есть комиссия. Они мне присылают свои предложения. Более того, я регулярно подписываю указы о помиловании, регулярно.
Реплика: Писателей включите.
В.Путин: Всех, кто заслужил помилование, помилуем.
Д.Достоевский: Дело в том, что я как раз сейчас мельком пробежал по десятилетней жизни Фёдора Михайловича Достоевского в Сибири. Что он содеял для того, чтобы там оказаться? Это то, что укладывается в Вашу концепцию, – он преступил закон. И самое главное, что он осознал это, что он преступил закон, и что он по праву получил эти четыре года каторги. А вы представляете – творческий человек, который отрывается от литературы, в которую он феерически вошёл! И мы получаем в итоге человека, возросшего во много раз после этой сибирской жизни.
Государство должно поддерживать литературу ещё и потому, что именно в ней всегда ставится самый точный диагноз состоянию общества и обозначаются его болевые точки.
Это становится гений. Вы не смейтесь. Это действительно достаточно серьёзное горнило. Достоевский в конце жизни говорил «горнило», он применял это к другому, но на каторге тоже. И даже я предполагаю, что, к сожалению, мало обращающее на себя внимание, но тем не менее до сих пор уникальное решение Достоевского писать дневники, отвечая на все политические те вопросы, мне кажется, исходили из дум, которые посещали его там же, в этой каторге.
Ежели эти люди, о которых Вы сейчас сказали, пройдя через это, придут к этому, мы будем только аплодировать. Понимаете, некоторые, на мой взгляд, может быть, вы на меня сильно обидитесь, но пиарятся в тюрьмах. Вот это страшно.
Н.Солженицына: Я бы Вам возразила.
Д.Достоевский: Давайте, для этого мы и собрались.
Н.Солженицына: Вы знаете, в «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Исаевич довольно много страниц посвятил сравнению, как это было в царской тюрьме и как это было в советском ГУЛАГе. В советском ГУЛАГе было намного хуже, чем было в царской тюрьме, и Александр Исаевич отдал все мировые гонорары за книгу «Архипелаг ГУЛАГ» на помощь семьям политзаключённых. В Швейцарии, где мы жили сначала, куда нас выслали, нам не хотели утверждать этот фонд, потому что сказали: «Швейцария – нейтральная страна, и слово «политзаключённый» не может быть в заголовке вашего фонда: или мы его не утвердим, или меняйте заголовок». Мы сменили заголовок на «Фонд помощи преследуемым и их семьям». Фонд этот был организован в 74‑м году, все мировые гонорары там, а я, в частности, занимаюсь распределением этой помощи. И когда Горбачёв распустил ГУЛАГ, то все мы очень радовались и решили, что теперь нет актуального ГУЛАГа больше и мы помогать будем только жертвам сталинского ГУЛАГа, потому что многие лишились здоровья, не было семей, и вот мы им распределяем помощь. Так наш фонд и действует, так и будет действовать, потому что новым заключённым могут… Раньше за это преследовали и не было богатых людей, а теперь полно богатых людей, за это не преследуют, и кто хочет, пусть помогает, а мы помогаем старикам и больным.
И на какое‑то время я, например, очень хорошо зная условия содержания в лагерях при советской власти, просто сколько калорий в день, всё все мы хорошо знали, очень радовалась, что у нас теперь пенитенциарная система, первые годы там, в 90‑е, стало гораздо свободнее и лучше. И совсем недавно я убедилась в том, что за последнее время она стала снова совершенно людоедской. И людоедской она стала потому, что управление каждым лагерем отдали просто начальникам, которые стали просто… Я даже не знаю, как это сказать, в общем, заключённые стали их рабами, они работают на них. И это совершенно недопустимо в нашей стране. Поэтому не могут они обдумать всё, как Достоевский обдумал, и даже как Солженицын в ГУЛАГе обдумал, они не могут сейчас этого ничего обдумать. Это надо срочно менять, Владимир Владимирович. Потому что, правда, там они просто рабы.
Д.Достоевский: Я всё‑таки возражу. У Достоевского было несомненно более тяжёлое сидение, потому что он был в кандалах. Только два раза в год расковывались кандалы. Это и физическая постоянная боль…
Н.Солженицына: Зато сыт был.
Д.Достоевский: И всё‑таки голова работала. Мы знаем это по «Мёртвому дому».
В.Путин: Вы знаете, чтобы эту страничку перевернуть – есть и другие, наверное, вопросы… У нас никто не хватает и не сажает за мысли, за позицию, за политические взгляды. И этого мы никогда не допустим. Мы никогда не вернёмся в то ужасное прошлое, когда как Даниэля и Синявского гоняли или Пастернака высылали.
Понимаете, дело совершенно в другом. Дело в том, что никто не может себе позволить нарушать закон действиями. Действиями – вот о чём речь. Уж точно совершенно, это во всех странах мира. Возьмите прямо самые демократические страны. Там только руку протяни в карман, если полицейский напротив стоит, – застрелит сразу. Примеров вон сколько, чуть ли не каждую неделю. Сразу, прямо без слов пулю в лоб, и всё. Мы, слава богу, и до такой демократии пока не доросли и, думаю, не дорастём. Но все должны понимать, что есть закон, и он для всех одинаков. Dura lex, sed lex. Суров закон, но это закон.
То, что Наталия Дмитриевна [Солженицына] сказала, это правда. И у нас проблем в этой тюремной системе, лагерной, предостаточно. Дело в материальном состоянии прежде всего, в материальной деградации. Да, это вопрос просто выделения средств на нормальное содержание, на то, чтобы люди, даже если в таком положении оказались, чувствовали себя людьми, и с ними должны обращаться как с людьми. Вот это совершенно точно, абсолютно.
Ну и в чём молодой человек, который выступал, был прав, конечно, здесь я не могу не согласиться. Степень наказания должна соответствовать степени содеянного, степени проступка. Оно не должно быть избыточным, это наказание.
Ну и, повторяю ещё раз, государство – конечно, у нас сильное, мощное и, надеюсь, таким и останется, – должно быть снисходительным. Это правда.
В.Толстой: Давайте к проблемам литературы собственно возвращаться.
Юрий Михайлович.
Ю.Поляков: Я тоже с Сергеем и с Алисой вёл заседание по прозе. Было очень много интересных выступлений, мыслей и по каким‑то стилистическим тенденциям, и по жанровым особенностям – в общем, много интересного говорили. Но, вы знаете, и говорили вот о какой проблеме – проблеме самоорганизации сегодняшнего литературного процесса, потому что все эти жанрово-стилистические тонкости тонут в отсутствие этой системы.
К сожалению, советская система организации литературного процесса канула в Лету вместе с Советским Союзом, а новая на его месте не возникла. Возникли какие‑то обломки, которые организовать писателей на осуществление той функции, которую они всегда выполняли, в частности привитие интереса к чтению, к книге, к развитию [не могут]. Ведь кто организовывал приход писателя в школу? Союзы писателей. В библиотеку, поездки по стране, встречи в разных аудиториях, какие‑то темы, которые именно интересны сейчас, социально значимы, кто поддерживал писателей с трудной судьбой и так далее.
Наша задача – привлечь особое внимание общества к отечественной литературе, сделать русскую литературу, русский язык мощным фактором идейного влияния России в мире.
Сейчас этого, к сожалению, нет. Почему? Я не буду говорить, это отдельный разговор. Видимо, это не изменится до тех пор, пока всё‑таки не будет – и об этом говорили сегодня неоднократно – принят долгожданный закон о творческой деятельности и творческих объединениях. Потому что это основа. На сегодняшний день писатель и любое писательское объединение для государства то же самое, что объединение любителей розовых черепашек. Перед законом это совершенно одинаково. Извините, но литературная деятельность и любовь к розовым черепашкам – это всё‑таки разные вещи. Поэтому этого закона мы ждём.
Кроме того, уже возникло несколько обществ, в том числе историческое общество – Российское историческое общество. И возникает такая мысль: а может быть, одним из выходов из этого деструктивного состояния литературного пространства, не отменяющего существующие союзы писателей и так далее, будет создание такого российского литературного общества, которое по аналогии с нашим собранием соединит всех, кто связан со словом: писателей, издателей, библиотекарей, учителей, заведующих кафедрами, филологов и, конечно, наследников великих литературных фамилий?
Спасибо.
В.Путин: По поводу творческих союзов. Вы понимаете, почему это произошло, мне объяснять не нужно. Так сложилось после развала Союза, после того, как все решили, что идеологические начала творческих союзов должны быть ликвидированы, и на самом деле правильно. Но вместе с водой, как в таких случаях говорят, и ребёнка выплеснули, поддержка всем творческим союзам испарилась. Хотя её можно было бы деидеологизировать, но в каких‑то формах сохранить. Вот в этом я с Вами согласен. Только с чем не согласен – по поводу черепашек. Не надо принижать значение сохранения природы.
Но создание этих союзов – дело всё‑таки должно быть добровольное, и если есть какая‑то инициативная группа – Вы, Ваши коллеги – и есть желание создать это литературное общество, хотя у нас же есть, сегодня существуют объединения писателей, но если вы полагаете, что этого недостаточно, что нужно создать объединительную структуру – пожалуйста, мы не будем мешать, поможем, постараемся. Только, знаете что, я сразу хочу об этом сказать: наша помощь будет исключительно техническая и технологическая, чтобы никто ни вас, ни нас не трогал, не обвинял в том, что создаётся какая‑то опять на потребу власти, провластная какая‑то структура. Мы с удовольствием поддержим творческих людей, которые хотят объединить свои силы для того, чтобы выполнять, как Вы высказались, такую социальную функцию – служение обществу. С удовольствием это сделаем, поддержим, конечно.
В.Ганичев: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Многоцелевое, наверное, назначение Русского литературного собрания – открытые и, возможно, скрытые какие‑то цели. Но хочу сказать, что 20 лет назад был создан Всемирный русский народный собор нами, Союзом писателей, и православной церковью. И один из первых вопросов, который встал на нём, – это был вопрос о русском языке. Что там творилось тогда – что это такое, национализм, шовинизм и так далее. Сейчас всё успокоилось. Это одна из важнейших задач, которыми должны заниматься и, возможно, будущие организации, и все наши союзы, и так далее.
Недавно я был на встрече католической и православной интеллигенции в Вене, и по просьбе европейцев назвали эту встречу «Верните душу Европе», то есть то, что Европа сполна уже использовала и почувствовала. И там вспомнили слова Федотова, одного из наших эмигрантов, известных в Париже, который сказал перед войной, когда стала выходить миллионниками наша классика – Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Толстой, – Федотов в Париже сказал: «Россия спасена». Это было очень важно, с русской классикой пришло в нашу жизнь то понимание смысла жизни, которое, в общем‑то, на ряде хроникальных, так сказать, событий отменялось.
Я хочу сказать, что наша литература, имея свои недостатки и свои проблемы, она всё‑таки имеет и довольно удачные издания – книги и так далее. На только что закончившемся нашем съезде Союза писателей России… Я вам назову только три книги.
Одна знаменитая книга Юрия Лощица – «Кирилл и Мефодий», она получила патриаршую премию за эту колоссальную историю в нашей жизни.
Вторая – к нам пришло новое направление или, скажем, состав людей, они пришли из священства. Они пришли с новым языком, с новыми взглядами, с новыми отношениями. Вернее, не новыми, а теми, которые всегда были, но они были где‑то закамуфлированы. Мы имеем здесь прекрасные образцы. Достаточно назвать находящегося здесь в зале архимандрита Тихона с его книгой «Несвятые святые». Тиражом полтора миллиона эта книга вышла. А ведь там не убивают, не стреляют, не распинают кого‑то. Эта книга о любви, о душе, о вере, о сомнениях и так далее.
Ну и третья книга абсолютно из другой серии. Мы после войны восхищались Островским – «Как закалялась сталь», не её только идеологическими вопросами, а именно: как человек смог вообще из поверженного состояния вызвать в себе жизнь? Коновалов Сергей написал такую книгу «Я вернулся». Эта книга о том, кто был вытащен из «груза 200», который получил по сантиметру, по миллиметру память, получил физическое состояние. Это герой нашего времени, тем более что автор и есть Герой России, генерал, который есть. Есть литературное произведение.
Три вопроса.
Первый. Что бы ни случилось в наших взаимоотношениях с нашими соседями, в первую очередь я называю Украину, или это коммерческие, или даже властные какие‑то изменения, думаю, что мы, как союзы писателей, как люди гуманитарного направления, должны всё время поддерживать связи с нашими коллегами на Украине. И мы имеем такие связи. У нас семь с половиной тысяч писателей в Союзе писателей России во всех областях России и во многих областях Украины, Прибалтики и так далее. И мы считаем, что это очень плодотворная связь.
Вот здесь сидит Борис Олейник – народный поэт Украины, академик. Вместе с ним мы в своё время провели празднование 825‑летия «Слова о полку Игореве». Когда было 800‑летие, то был Большой театр, академик Лихачёв.
В.Толстой: Валерий Николаевич, я вынужден сказать о регламенте.
В.Ганичев: Заканчиваю.
А тут Академия наук и, наверное, Министерство культуры пропустило эту дату. Вместе с нашими украинскими коллегами провели празднование этого великого праздника славянской культуры.
И последнее. В центре Москвы находится Институт русского языка, напротив храма Христа Спасителя. Его сейчас собираются переселять. Это одно из сакральных мест наших. Мы много говорим о русском языке и прочем, а его собираются переселять, реорганизовать, куда‑то отправить. Там издаются потрясающие словари. И вот эта попытка всегда, что касается зданий культуры, куда‑то отодвинуть, перебрать, переделать – с этим надо, конечно, заканчивать. Это святое сакральное место, и мы должны его сохранить.
Спасибо.
В.Толстой: Вы упомянули Бориса Олейника. Борис Ильич, пожалуйста, скажите нам несколько слов.
В.Путин: Извините, я буквально реплику одну по поводу того, что было сказано коллегой, выступившим только что.
По поводу наших связей с бывшими республиками в составе Советского Союза. Конечно, мы будем делать всё для того, чтобы поддерживать общее гуманитарное пространство. Чрезвычайно важная вещь для всех, я считаю. Именно поэтому мы в рамках СНГ создали такую гуманитарную площадку, похожую на соответствующие структуры ООН даже. Наверное, пока это не развернулось в полную силу, но мы будем это развивать и дальше, безусловно.
Что касается Института русского языка, то я в первый раз слышу об этой проблеме. Владимир Ильич тоже слышал. Мы займёмся, выясним, что там происходит. Я даже, честно говоря, не знаю, с точки зрения права чья эта собственность. Мы обязательно посмотрим. Хорошо? Спасибо.
В.Толстой: Пожалуйста, Борис Ильич.
Б.Олейник: Высокодостойный Владимир Владимирович! Многоуважаемые наследники великих предтеч! Дорогие друзья!
Я присоединяюсь к многоуважаемым коллегам в искренней благодарности инициаторам этого межнационального «круглого стола», прежде всего наследникам великих классиков русской и мировой литературы, внёсших бессмертный вклад в мировую духовную сокровищницу. Присоединяюсь не как бедный родственник, а как полноправный совладелец этого воистину всемирного духовного фонда, ибо на нравственное формирование моего поколения в одинаковой мере благотворно влияли как Шевченко, Коцюбинский, Гоголь, так и Пушкин, Лермонтов, Толстой, как Достоевский и Шолохов, как и Франко и Гончар. И в не меньшей мере обогащали нас духовно вожди всех наций и народностей бывшего Советского Союза.
Да, мы нынче приобрели суверенитеты, иногда сугубо декоративные, но потеряли широту взгляда, закрывшись «на своих хуторах», и, возможно, обогатились кожухами и тулупами, но, к сожалению, обеднели духовно. Растворение национальной идентичности в общеевропейской педантичности, которая, по сути дела, представляет собой голую абстракцию, но к которой почти в открытую призывают славян, – это путь в никуда.
На практике общеевропейской идентичности ещё нет и в помине. Не случайно к переходу к ней подталкивают только новых европейцев и восточных партнёров Евросоюза. Ни немцы, ни французы, ни итальянцы, ни тем более англичане об отказе от собственной идентичности в пользу какой‑то общей не думают и думать в ближайшее время не собираются. Посему нынешняя акция как никогда своевременная. Пора наконец выйти из ступора самовозвеличения к нормальному взаимообогащению, прежде всего духовному. Ибо там, куда нас зовут оплачиваемые разными фондами зарубежья, при внешней свободе личности мы попадаем в плотные шары цинизма, где осмеяны чисто человеческие чувства: сопричастность чужому горю и радости, чему нас учили сызмальства.
Пора наконец вспомнить, что кроме того, что мы русские, украинцы, белорусы, болгары, чехи, словаки, сербы, черногорцы и другие наши ближние, вспомнить, что мы ещё и славяне. И только в единстве мы сможем выстоять против молоха космополитизации, на котором зиждется известная сверхдержава.
Я ни в коем случае не играю в панславизм и в расовую особенность. Ведь, скажем, арабское единство ни у кого не вызывает сомнения. Мир с пониманием примет и славянскую солидарность, тем более что славяне в силу своего менталитета всегда были и есть толерантны ко всем сущим на земле народам мира.
Благодарю за внимание.
В.Путин: Большое спасибо.
Собственно, это не вопрос, это выступление с позицией. Но я бы два слова сказал в качестве комментария.
То, что после того, что все наши бывшие республики Союза приобрели суверенитет, – это исторический факт, но, конечно, это не повод для того, чтобы, как Вы сказали, закрываться на своих хуторах, это точно совершенно, полностью с Вами согласен. И не только для того, чтобы вместе праздники отмечать, а для того, чтобы использовать все наши, как сейчас модно говорить, конкурентные преимущества, а они есть, для эффективного развития и в гуманитарной сфере, и в сфере экономики. В этом смысле для того, чтобы быть успешными, конечно, необходимо сохранить свою идентичность, по‑другому у нас просто ничего не получится, у нас не будет ни одного шанса на успех. Это сохранение собственной идентичности, а здесь, безусловно, ключевую роль играет и наш язык, и литература, – это основное условие для развития, это совершенно очевидно.
И, наконец, не могу не сказать, вернее, Вы сказали, а я не могу не прокомментировать. Вы сказали: куда нас зовут – мы попадём в мир цинизма. Это не я сказал, это Вы сказали, это я комментировать никак не буду. А что бы хотел прокомментировать – это то, что очень часто, в последние дни особенно, именно в последние дни, говорят, что в связи с возможным подписанием Украиной соответствующего соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли с Евросоюзом Россия занимает какую‑то агрессивную политику. Это абсолютно недобросовестный подход к оценке нашей позиции, абсолютно недобросовестный. Я на многих площадках это говорил, хочу повторить в этой исключительно интеллектуальной аудитории: даже для людей, которые далеки от этих проблем, но для всех всё будет понятно: мы не против суверенного выбора Украины, каким бы он ни был. Мы говорим совершенно о другом.
Если бы нам сказали, что Украина в НАТО вступает, тогда мы были бы реально против, потому что приближение к нашим границам инфраструктуры военного блока для нас представляет определённую опасность. Экономические объединения никакой опасности не несут с точки зрения обороноспособности страны. Есть другие угрозы. Какие они? У нас с Украиной открытый рынок, мы подписали договор о зоне свободной торговли. У нас обнулены ставки по экспортно-импортным тарифам по очень многим товарным группам.
Если теперь Украина открывает свои ворота полностью в Евросоюз, обнуляет эти же самые товарные группы, мы не можем оставить эти широкие ворота с Украиной так, как они есть сегодня, потому что мы вели переговоры с ВТО [Всемирной торговой организацией] 17 лет о присоединении, выторговывали каждую позицию. А теперь нам просто в явочном порядке говорят: у вас ворота открыты с Украиной, а теперь Украина открывает эти ворота в Европу, и у вас всё обнуляется с Европой. Не с Украиной. С Европой. Мы не можем себе позволить, мы обязаны защитить нашу экономику. Только в этом заключается наша позиция. Вот и всё.
Виктор Фёдорович Янукович сформулировал позицию, согласно которой он предлагает провести переговоры втроём: Европа, Украина, Россия. Он уже говорил об этом неоднократно. Мы – за, но только до принятия решения. Как же мы можем вести переговоры по тем вопросам, которые уже согласованы и приняты? Какова же наша роль в этих переговорах? Она нулевая тогда. Но мы к такой дискуссии, если она будет носить предметный характер, конечно, готовы.
В любом случае, хочу это подчеркнуть, какое бы решение ни приняли украинское руководство и украинский народ, мы в любом случае будем сохранять качество наших гуманитарных связей, так называемый братский статус наших народов, он не отменяется, никуда не денется. Но в экономической сфере мы просто вынуждены будем как‑то защищать наши интересы. Вот и всё. Когда я слышу сейчас в Европе тезисы, согласно которым Россия ведёт себя агрессивно, шантажирует, это полная чушь. Это недобросовестное отношение к нашим торгово-экономическим связям.
В.Толстой: Да, тема очень важная, именно межнациональных связей. Одной из самых активных секций была секция по национальным литературам и роли русской литературы.
Вот Владислав Отрошенко, пожалуйста.
В.Отрошенко: Добрый день, дорогие друзья и коллеги!
Я вёл секцию вместе с Александром Эбаноидзе, его многие здесь присутствующие знают. Это главный редактор журнала «Дружба народов». И как мы выяснили на нашей секции, это на сегодняшний день практически последний оплот, на котором ещё как‑то держится вообще этот институт взаимосвязи русской литературы с литературами сопредельных стран, входивших когда‑то в СССР.
Очень много мы говорили о том, что сегодня фактически разрушились связи между национальными литературами. Мы не знаем, что пишут, о чём пишут, как пишут, как на них реагирует общественность, писатели стран СНГ, близких нам, входящих в то, что на языке социологии и культурологии называется «русский мир». Мы также не представлены там. А они не знают русских писателей.
Мы разговаривали на секции о том, что этот процесс абсолютно симметричен. Нас не читают и не знают там, мы не читаем и не знаем национальных писателей. Причём этот процесс касается и того, что внутри России, потому что по последней переписи, по‑моему, там зафиксировано, что у нас сто с лишним народов на территории России проживает. И есть прекрасная литература и на калмыцком языке, и на языках народов Дагестана, которая не доходит до берегов русского языка.
Это одна проблема, которая касается России внутри и взаимоотношений русской литературы с литературами стран СНГ. Насколько это важно, я просто на одном примере приведу. Я веду в таком довольно известном глянцевом журнале «Русский пионер» рубрику современного рассказа. И так случилось, что недавно, летом мне попал в руки писатель. Олег Павлов и Леонид Юзефович одновременно мне привезли из Армении рассказ армянского писателя, молодого писателя. Рассказ, конечно, требовал некоторой редактуры, но я увидел, что это абсолютно талантливая вещь. Мы опубликовали это на страницах «Русского пионера», и потом этот писатель написал мне в СМС и по почте, что он впервые себя почувствовал писателем, потому что он пишет на русском языке или пишет на армянском языке, но переводит сам на русский с армянского. Вообще, эта ситуация абсурдная уже.
Действительно, русский язык всегда давал писателям сопредельных стран возможность выйти на мировую арену. И это надо обязательно сохранить.
Второй вопрос – это вопрос взаимоотношения русской литературы и русских писателей с западными славистами. Это, конечно, носит всё абсолютно частный характер. Не существует никаких институций, которые бы поддерживали славистов, русистов, которые работают на Западе. А именно их мы сегодня благодарили, они работали в нашей секции, это русисты из Китая, из Индии, из Восточной Европы, из Западной Европы, которые искренне любят русскую литературу и часто работают, переводят за очень небольшие деньги или за копейки просто, или вообще не получают гонорар, переводя какие‑то работы. Они пишут книги, они вообще поддерживают нашу литературу, её имидж как великой литературы во всём мире.
Поэтому мы говорили о том, что нужна, во‑первых, какая‑то связь с ними, нужно информирование о том, кто переводится, кого переводят, какие переводчики переводят. Чтобы, допустим, работал сайт или какой‑то информационный орган, который бы информировал о том, как переводятся русские писатели за рубежом, и о том, что о них пишут современные слависты, а также, чтобы мы знали современных славистов, русистов, переводчиков.
И кроме того, для решения этих вопросов предлагалось на нашей секции создать, может быть, специализированное издательство с какой‑то государственной поддержкой, которое бы было ориентировано на страны СНГ и сопредельные страны, для того чтобы мы могли переводить и знать близких нам соседей.
Эти вопросы все обсуждались. И я думаю, что здесь, конечно, в этой сфере без государственной поддержки будет очень сложно.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо за вопросы и за тему, которую Вы подняли. Она чрезвычайно важна. Я даже, по‑моему, сказал об этом во вступительном слове. Это даже не вопрос денег. То есть это всегда вопрос денег, но это не те деньги, которые государство будет зажимать в потном кулачке. Нет. Это вопрос организации. У нас уничтожены, растворились организации, которые этим занимались.
Здесь коллега из «Литературной газеты» уже говорил, нам, может быть, реализовать ту идею, которую вы предложили: укрупнить какие‑то организации и туда направить финансирование, в том числе целевым образом для этих переводов. Чрезвычайно важная вещь. Ну конечно, у нас и внутри Российской Федерации, и в отношениях с нашими близкими и дальними соседями эта проблема существует. Конечно, надо поддержать. Владимир Ильич тоже слышит, любое предложение, которое будет сформулировано, я готов поддержать.
В.Отрошенко: Даже на нашей секции было сформулировано предложение. Татьяна Млечко, ректор Славянского института в Молдове, как раз говорила о том, что нужна какая‑то институция, нормальная институция, чтобы эти все вещи распределялись и решались творческими людьми, не чиновниками, а чтобы на конкурсной основе все эти связи осуществлялись через какой‑то определённый институт.
В.Путин: Да, я согласен. Мы то же самое сделали в Совете по правам человека, чтобы поддержать неправительственные организации, но так, чтобы не впрямую государство вручало эти деньги. Мы создали соответствующую структуру в рамках Совета по правам человека, и они сами распределяют эти средства, гранты на поддержку. То же самое можно сделать здесь. Только нужно отработать до конца. Владимир Ильич это сделает, я надеюсь.
В.Отрошенко: Спасибо.
В.Толстой: Для начала надо хотя бы восстановить в Литинституте переводческий факультет, который был упразднён.
Борис Николаевич!
Дайте микрофон.
Б.Тарасов: Владимир Владимирович, Вы говорили сегодня о великой созидательной роли русского языка для сохранения и развития самобытных культур и литературы народов, населяющих Россию. Вы приводили примеры писателей, которые стали классиками не только своих национальных литератур, но нашей отечественной русской литературы и мировой литературы. Трое из перечисленных Вами писателей – это выпускники Литературного института.
Литературный институт, которому в этом году исполняется 80 лет, всегда играл созидательную роль, объединяющую роль писателей разных эстетических пристрастий, разных мировоззрений, разных народов Азии, Западной Европы, России и стран СНГ нынешних.
Вопрос мой такой. Мы сегодня работали на секции перевода, затрагивали вопросы перевода с языков стран СНГ и народов России. В Литературном институте до известных событий начала 90‑х годов существовало целое направление этого перевода почти всех республик Советского Союза и многих народов России. После известных процессов начала 90‑х годов это направление было сокращено. Есть ли перспектива возрождения, восстановления этого направления желательно в полном объёме или в каком‑то возможном?
В.Путин: Мне очень стыдно, я даже об этом ничего не знаю, честно вам скажу, в каждой отрасли невозможно уследить за такими движениями. Но это востребовано, конечно, мы уже об этом сказали, Владимир Ильич знает об этом, соответствующее поручение Правительству сформулируем, Министерству образования. Конечно, вернёмся к этой теме и постараемся это сделать. Я считаю, что это нужно сделать, согласен с Вами.
Б.Тарасов: Спасибо.
В.Толстой: Пожалуйста, ещё просто по секциям, у нас драматургия, поэзия.
Д.Достоевский: Маленькую реплику. Я просто порылся в русской истории, это такое общество синтетическое, стоявшее на благо русской словесности, было, оно называлось «Общество русской словесности». Правда, оно было имперское, но это ничего не меняет, более того, это Общество русской словесности объединяло и славян, западных славян, которые тянулись к русскому языку, и, может быть, некоторые из них писали. Просто в материнской моей линии есть священник Михаил Фёдорович Раевский, который в Вене 40 лет при посольской церкви сидел и объединял западных славян, которые тянулись к России. И это Общество русской словесности очень сильно ему в этом помогало – посылало ему русские книги. Вернуть это общество, только и всего.
В.Толстой: Пожалуйста, Сергей Безруков, и потом Игорь Волгин, драматургия, поэзия – по секциям.
С.Безруков: Представляю секцию театра и кино. Конечно, неожиданно, что я так – и многие поворачиваются, я, может, тогда выйду сразу, тем более что надо спешить на репетицию. Репетирую Островского. Это как раз и есть та самая классика, и как раз на нас возложена, собственно говоря, миссия, на артистов и на представителей культуры, театра и кино, так вот проповедовать, проповедовать действительно нашу российскую отечественную классику в театре и в кино.
Я думаю, что именитые коллеги, народные дополнят, потому что из того, что на самом деле обсуждалось, самое главное мы хотели выделить. Самое главное и необходимое, что как раз отвечает, мне кажется, сегодняшнему литературному собранию – Российское литературное собрание, большая беда с литературой в театре и в кино. Ну может быть, не совсем беда, потому как, что касается театра, есть и молодые современные драматурги. У них нет просто возможности открытой площадки, чтобы они могли реализовываться. Это другой вопрос, и это действительно такие конкретные вещи, которые хотелось бы иметь.
Самое главное – это драматургия в театре и в кино. А именно в кино, драматургия в кино – вот что является, как говорится, большой проблемой, потому как существует просто определённое поколение, которое уже, может быть, разучилось, недоучилось. Продюсер, понятно, требует, чтобы это было так же, как у американцев, в результате чего всё подгоняется под американскую кальку. И в результате зритель смотрит то, что, собственно говоря, является суррогатом, и не отечественного, а вот такая американская калька. Вроде говорят по‑русски, а всё практически похоже на то, что делают они. Это вещи невозможные, и в это все плюются и негодуют. Поэтому поддержать на самом деле нашу современную… Я не говорю сейчас про классику. Представители классики сидят здесь, те самые знаменитые фамилии, там сценарии всегда хороши, если уж говорить про драматургию, там сценарии великолепны. Понятно, что поддержка, допустим, классических произведений в кино, отечественная классика, допустим, различные фильмы на классическую тему, опять же классические произведения экранизировать. Конечно, очень бы хотелось, чтобы была такая поддержка. Но самое главное – поддержка современной драматургии.
Поэтому в качестве предложения, коротко и ясно. Фонд поддержки литературы наподобие фонда поддержки кино, который бы как раз занимался поддержкой той самой современной драматургии, а это и гранты, и премии, и так далее – всё, что с этим идёт. Поддержка как раз драматургии, современных, молодых, равно как и драматургии кино и театра в том числе.
Возобновить, допустим, потрясающий, существующий ещё в советские времена, я не знаю, можно сказать институт, а можно сказать университет, потому как режиссёры были потрясающие, актёры, которые принимали участие в этом, имеется в виду телевизионный театр. То, что когда‑то было и что сейчас отсутствует. А это, мне кажется, прямая практически популяризация той самой классики, потому что тогда, я помню, даже в детстве я смотрел с удовольствием. Хорошие режиссёры, замечательные произведения. Да, при отсутствии компьютерной технологии, хотя компьютерная графика тоже существовала, но не в том количестве, как сейчас в американском кино, но тем не менее смотрели с удовольствием. Великолепные актёры. Что касается нашего актёрского цеха, то мы с превеликим удовольствием будем играть классику и современную хорошую драматургию.
Спасибо.
В.Путин: Давайте так договоримся. Я согласен, и фонд такой создать можно, имея в виду, что по объёму он, конечно, будет отличаться от фонда кино, имея в виду, что там всё‑таки промышленность фактически, так, условно, но тем не менее индустрия, здесь другой вид деятельности, но структуру такую создать можно. Сделаем.
С.Безруков: Спасибо.
В.Толстой: Игорь Леонидович Волгин.
И.Волгин: Я хочу привести один пример из воспоминаний Дмитрия Мережковского. Он однажды пришёл в гости к прадедушке Димы Достоевского, то есть к самому Достоевскому пришёл в гости. И Мережковский вспоминал, что он читал ему свои слабые, плохие стихи. И Достоевский морщился и говорил: «Плохо, неважно. Для того чтобы хорошо писать, надо страдать». На что умный папа сказал: «Нет, уж лучше пусть не пишет, лишь бы не страдал». Ну вот писатель должен страдать, конечно. Об этом сегодня уже шла речь. Но страдания бывают разными. Никто не отменяет наших творческих страданий. Но есть страдания социальные.
Сегодня у нас на секции поэзии шли разговоры совсем не о поэзии, то есть о поэзии тоже, конечно, но и о социальных вопросах. Что выяснилось? Что писатель, литератор – такой профессии нет в перечне профессий. То есть все присутствующие здесь как бы никто. Потому что есть ссылка в Трудовом кодексе на творческие специальности, но в реестре творческих специальностей нет слова «литератор», не существует.
Мы как бы не существуем. Потому что если всё‑таки в Советском Союзе существовали какие‑то социальные гарантии, выплачивались по больничному листу выплаты, были какие‑то пенсии литературные, сейчас всего этого не существует. И писатель как бы беззащитен перед стихией рынка, перед стихией асоциальности. Это всё совершенно реальные вещи, и решить их может только государство, потому что никакой рынок это не решит. Это первое.
Второе. Конечно, мы переживаем – об этом говорили уже здесь – некий духовный национальный кризис, несомненно, потому что уровень образования упал, это я могу судить по тем студентам, которые приходят в университет, и что они говорят. Я спрашиваю у студента: в каком году умер Лев Толстой? Студент колеблется. Я задаю наводящий вопрос: он умер до Октябрьской революции или после? После некоторого размышления студент говорит: после. На что я задаю вопрос: как он относился к советской власти? И студент мне по некоторому размышлению отвечает: он её принял. Это уровень. Когда я студента спрашиваю «какие Вы знаете толстые журналы?», думая, что он назовёт «Новый мир», «Знамя», «Москву», то студент мне говорит: из толстых журналов я знаю «Плейбой». Это уровень наших студентов. Уже когда человек ничего не знает, я ему говорю: скажи, в каком году была война 1812 года? И студент задумывается. Понимаете, нам грозит вообще, если так будет идти дальше, духовный Чернобыль, потому что люди оканчивают вузы, занимают руководящие посты в разных местах, и к чему это приводит? Ведь есть тайная связь между поэзией и государством, потому что говорят: если поэзия хорошая – и Вооружённые Силы хорошие, и самолёты хорошие. Есть тайная связь между душой нации, какой является поэзия, и всем остальным. Это несомненно.
В.Путин: Можно я возьму под защиту всё‑таки наших молодых людей? Когда Вы задаёте вопрос, в каком году была война 1812 года, может быть, он думает не о начале войны, а о преподавателе и о качестве преподавания, вполне может задуматься.
И.Волгин: Это тоже, никто вину и не снимает. Он может принять как провокационный вопрос и задуматься, конечно. Но я хочу о чём сказать? Сейчас какое пространство – язык. Ведь в русском языке «язык» имеет ещё одно значение – «народ», язык – это народ. Когда Пушкин говорит «слух обо мне пройдёт по всей Руси великой, и назовёт меня всяк сущий в ней язык», он имеет в виду не только перевод на другие языки, а народы назовут на русском языке его имя: всяк сущий в ней народ – язык. И язык, конечно… Я не буду сейчас говорить, что происходит с языком, мы это видим всё сами. Я уже устал приводить пример, когда на Ленинской библиотеке висела огромная реклама – на национальной библиотеке – «Сникерсни в своём формате». Это всё надо перевести на русский язык. Можно себе представить, чтобы на библиотеке Конгресса или на Британском музее висело нечто подобное? Вот это реальная проблема. Мы сами не справимся с этим, конечно, должно справиться государство.
Речь идёт не только о возрождении литературы, она существует худо-бедно, речь идёт о возрождении читающей нации. Нация перестала читать – это проблема. Она перестала быть читающей.
Я не знаю, какие административные меры здесь возможны. Начинать надо со школы, конечно, совершенно правильно здесь говорилось – корень в школе. Воспитание национального духа, скажем так.
Посмотрите телевидение. На телевидении один канал «Культура», который является как бы таким гетто, куда свалена вся культура. На федеральных каналах культуры нет, я уже не говорю о литературе – её нет просто. Это пространство сжато до прекрасного канала «Культура», всё.
Когда‑то читали стихи перед программой «Время», мы сегодня вспоминали, пятиминутка была поэзии. Как сказал Пастернак о Маяковском, что его стали навязывать, как картошку при Екатерине в своё время. Некий минимум культуры надо именно так и навязывать, она должна присутствовать в публичном пространстве, прежде всего в телевидении.
И в заключение ещё один момент такой. Существовало такое бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей. По инициативе этого бюро были писательские бригады, ездили по всей стране, выступали на заводах. Всё это сейчас уничтожено, нет центра пропаганды литературы.
Есть частное такое… Да вот сейчас речь идёт о создании при нашем обществе, если оно возникнет… Нужно создать некий центр пропаганды русской художественной литературы. Нет обратной связи, понимаете?
Реплика: У нас нет финансирования.
И.Волгин: Вот! Финансирование – это уже вопрос не ко мне. Финансирования действительно нет.
И последнее. Я хочу привести такой пример. Иосиф Бродский в своей нобелевской речи сказал такую загадочную фразу, он сказал, что поскольку поэзия – высший вид литературы, то она и есть наша видовая цель. Что значит «видовая цель»? То есть цель вида, человека, – это поэзия. Странно, конечно, потому что представить всё человечество как бы в огромном союзе писателей – это чудовищная картина.
Что имел в виду Бродский? Бродский имел в виду, конечно, что нация должна получить поэтическое мироощущение, нравственное мироощущение, мироощущение, которое делает из человека человека. То есть поэзия – наша видовая цель.
Давайте, создавая структуры, которые чрезвычайно необходимы, уповая на поддержку государства… А ведь ещё Пушкин говорил – он так говорил в письме к Чаадаеву, – что хотим мы этого или не хотим, но правительство – единственный европеец в России, говорил он. Правда, он добавлял такую вещь, он говорил: стань оно в сто раз хуже, мы бы даже этого не заметили, говорил Пушкин.
Действительно, инициатива должна исходить сверху в нашей стране, потому что и университеты открываются, и поддерживается культура, конечно, государством. Это важный момент. Но я хочу, чтобы, всё это имея в виду, мы не забывали нашу видовую цель, а именно поэзию как конечную цель развития человека.
Спасибо.
В.Путин: Не сердитесь, ради бога, что я на вас напал, защищая нашу молодёжь. Я сам всё время говорю о том, что многое утеряно из прошлых лет, связанное с моральным состоянием общества и так далее. Но разве в советские годы тоже было всё нормально? Разве то морально-нравственное состояние общества можно считать нормативным, когда церковь загнали в подполье, а священников под лёд сотнями загоняли, во время массовых репрессий в основном помалкивали. А вот сейчас молодой человек рядом с Вами сидит – даже намёка нет ни на какие репрессии на самом деле. Это так и есть. А это замечено обществом, и об этом говорят публично.
Я о чём хочу сказать? О том, что много проблем у нас сегодня, очень много. И некоторое из того, что представляло реальную, основополагающую ценность, действительно мы утрачиваем. Но это совсем не значит, что у нас хуже, чем было в советские времена. Просто нам очень многие вещи надо поднять из глубин нашего сознания, воссоздать и сделать нормой нашей жизни. И у нас есть для этого сегодня всё. Конечно, плохо, что профессия писателя не включена в соответствующий правительственный перечень, в перечень специальностей. Более того, даже дело не в перечне. Дело в том, что и в законодательстве не упоминается.
Реплика: И пенсии нет.
В.Путин: И пенсий нет. Согласен. В этой связи даже невозможно получить средства в случае болезни. Да, это реальная проблема. Но когда Иосифа Бродского, о котором Вы вспомнили, высылали, и шёл судебный процесс, его судья спросил: а что, Вы ничем не занимались? ничего не делаете? Он говорит: а я поэт. Она говорит: а кто вас назначил поэтом? кто вам сказал, что вы поэт?
Тоже, понимаете, далеко не всё было в порядке. Но это не значит, что нужно вернуться к прошлому либо смириться с теми проблемами, которые мы видим и осознаём сегодня. Поэтому давайте подумаем над тем, как поправить законодательство, я полностью с этим согласен.
Мы не сможем вернуть, наверное, способы материального поощрения для писателей советского времени, когда писатель получал с объёма изданной часто не литературы, а макулатуры, и сегодня это невозможно, сегодня нет таких агиток и так далее. Но зафиксировать элементарные социальные права людей творческих профессий мы обязаны. Мы постараемся это сделать, вместе с вами подумаем над этим.
Я хочу Вас поблагодарить. Мне, к сожалению, надо уже двигаться к следующему мероприятию.
А.Дементьев: Дорогой Владимир Владимирович! Дорогие друзья!
Я, честно сказать, счастлив, что присутствую на этом собрании, на которое я не хотел приходить, потому что разговор очень серьёзный, и мы собрались для тех дел, которые нас ждут.
У меня есть одно предложение. Есть у нас Уполномоченный при Президенте по правам человека, есть Уполномоченный по правам ребёнка. Давайте сделаем уполномоченного по правам деятелей культуры.
Реплика: Вот сидит.
А.Дементьев: Нет, он при Президенте, он как бы советник. А есть уполномоченный.
И я хочу что сказать? Самое страшное, о чём всё время приходится говорить, – это разрыв поколений, разрыв связи поколений. То, что мы иногда забываем о том, что было великое прошлое, великая литература, и то, что сейчас некоторые молодые люди неграмотны, необразованны, это потому, что мы разорвали эту связь поколений, потому что без этого не может быть движения вперёд. Я говорю банальные вещи, но это так.
И, заканчивая, я хочу сказать. Был один из наших политических деятелей, который сказал такую фразу: мы страна молодая, нам всего 20 лет. Я думаю, что это не так, и я написал стихи, и было бы, наверное, правильно, чтобы сегодня на этом собрании всё‑таки поэзия прозвучала, о которой говорил Игорь, и я прочту стихи принципиальные:
Двадцать лет исполнилось России –
до чего ж Отчизна молода!
Но откуда мудрость в ней и сила,
если так малы её года?
Я наивно думал, что Россия –
это очень древняя страна,
были у неё свои мессии,
и была великая война.
Жили на её земле когда‑то
Пушкин, Достоевский и Толстой.
Но забыли умники про даты,
те года оставив за чертой.
Не вписалось прошлое в айподы,
не вместилась память в Интернет.
К русской славе и к её невзгодам
у манкуртов интереса нет.
Потому историю России
и хотят начать они с нуля,
будто бы об этом попросила
их многострадальная земля!
Молодые воины Полтавы
и сыны с равнин Бородина
от обиды из могил бы встали,
если бы забыла их страна.
Сколько бы веков ни миновало,
мы не только будущим живём.
Нам всегда былого будет мало,
потому что наша слава в нём.
В.Толстой: Если можно, всё‑таки ещё пару слов потомкам. Александр Михайлович Шолохов сидит, нельзя ему слова не дать, и Лермонтову, Михаилу Юрьевичу.
А.Шолохов: Друзья, мне бы хотелось резюмировать немножко то, о чём сегодня говорили и на секции сохранения литературного наследия, и о том, о чём говорили, я думаю, на всех секциях, и говорится в этом зале.
Прежде всего хочется отметить созидательный пафос сегодняшнего собрания. Мы, невзирая на различие взглядов по каким‑то вопросам, невзирая на понимание отдельных направлений литературы, даже на судьбы страны, но собрались сегодня, чтобы найти общие точки соприкосновения и точки роста для движения вперёд. Я думаю, уже этим мы выполнили те задачи, которые ставили перед собой, собираясь сегодня.
Следующее, на что мне хотелось бы обратить внимание, – это то, что звучало уже сегодня и в речи Владимира Владимировича, и из зала, но ещё раз это затвердить. Язык – это основа безопасности народа.
И когда мы говорим сегодня о необходимости содействия, выделения средств и так далее, я думаю, что мы должны быть столь же настойчивы, как и тогда, когда мы говорим о буквальной безопасности, об обороноспособности страны, о пищевой безопасности и так далее. Нет языка – нет народа, нет страны, нет государства.
И маленькое предложение, не маленькое, а, на мой взгляд, заслуживающее того, чтобы оно прозвучало сегодня. Мы опять же в духе времени многие вещи сегодня переименовали, и у нас появился институт грантов, очень хороший институт на самом деле. При этом мы с самого момента распада Советского Союза забыли такой замечательный институт, как литературные премии имени наших классиков, наших признанных творцов. Я думаю, что если мы вернём из института грантов институт литературных премий, то, наверное, одной плеяды имён, присутствующих здесь, на сцене, достаточно для того, чтобы покрыть все направления литературы и продемонстрировать участие и внимание государства к ним.
Спасибо.
М.Лермонтов: Уважаемый Владимир Владимирович! Дорогие друзья!
Я бы хотел выразить искреннюю признательность, признательность за то, что в Ваших выступлениях на Валдае, на Совете по культуре, в тех поручениях, которые позавчера произошли, действительно сложилась новая культурная реальность. И мы сегодня говорим о литературе как фундаменте культуры, фундаменте русской культуры, значение которой сегодня действительно выходит за политические приоритеты государства. Это беспрецедентная, в общем‑то, цепь событий.
Сегодняшнее наше собрание как доминанта, я думаю, этого движения, но доминанта, которая требует исполнения. И предлагаемое сегодня российское собрание или, совершенно справедливо, общество русской словесности, название, может стать институтом общественно-государственного партнёрства, партнёрства в литературном просветительстве. Просветительство – мы забыли то слово, которое действительно делает народ народом.
И ещё я хотел бы сказать, что одной из форм сохранения литературного наследия являются юбилеи. Следующий год – 200 лет Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Я помню ваши строки на встрече с избирателями, когда Вы говорили…
В.Толстой: Строки‑то лермонтовские.
М.Лермонтов: Строки лермонтовские, да. Я хочу сказать, что недавно Министерство культуры утвердило программу празднования. И одно из таких мероприятий, которое может объединять всю нацию, 21 марта – Всемирный день поэзии. Там принято решение посвятить его Лермонтову.
А следующий год – год 200‑летия Тараса Григорьевича Шевченко. И этот перекрёстный год Украины и России, народов, литераторов вполне может быть таким поводом национального единения, то же самое, может, и в строительстве евразийского союза, гуманитарная платформа на основе литературы, русской литературы – по‑моему, очень сильный ход был бы для общества русской словесности.
Вот и всё, казалось бы, но я не могу не передать вам приглашение принять участие в одном из мероприятий 200‑летия. Это придало бы, вы понимаете, значение действительно общегосударственного праздника.
Спасибо.
В.Путин: Ну пожалуйста, пожалуйста.
Реплика: Буквально два слова.
Дело в том, что мы уже говорили на секции прозы о жалком существовании Литфонда. А нельзя ли вернуться к старой практике отчисления в Литфонд с каждого издания книг определённого процента? Вот, собственно, всё, что я хотел сказать.
В.Путин: Это такой чисто коммерческий вопрос, денежный. Надо подумать. Не готов сразу ответить. То, что Литфонд нужно поддержать, у меня сомнений нет. Какие механизмы поддержки – подумаем, в том числе, может быть, и этот вариант. Ладно, подумаем.
Спасибо.
Е.Пастернак: Я хотела сказать два слова в заключение этого вечера, опять же ссылаясь на Бориса Леонидовича Пастернака.
Во‑первых, очень хорошо сегодня говорили все о том, что нужно организовать разные общества, защищать литературу, язык, просили финансирования – всё это очень хорошо, и если это осуществится, то дай тому бог.
Но хотела сказать вам, как всегда, совершенно парадоксальные слова Бориса Леонидовича, которого послали на международный конгресс в защиту культуры в Париж в 1935 году. Основное содержание и слова, которые он там сказал обществу, были не приняты и не опубликованы ни в каких газетах, он сказал им главным образом: не объединяйтесь, писателям нужно отдельное, спокойное, необъединенное свободное творчество. Притом что это был конгресс в защиту культуры от фашизма. К сожалению, никакую культуру никаким конгрессом от фашизма было не защитить. Дай бог, чтобы нынешнее собрание имело успех и могло защитить наш язык и литературу.
В.Путин: Уважаемые друзья!
Во‑первых, хочу поздравить Бориса Петровича Екимова, ему было 75 лет вчера.
В.Толстой: Борис Петрович! Где Вы? Можно Вас?
В.Путин: Мы Вас поздравляем! Желаем Вам и творческих успехов, и личного счастья!
Спасибо.
Б.Екимов: Здесь много говорили все. Все хорошо.
Но, по‑моему, я был на секции, и сам я знаю, что эти строки, которые перед нами, все книги, о которых мы говорим и которые написаны, будут донесены до детей, до школьников только в том случае, если с ними рядом будет прекрасный учитель русского языка и русской литературы. Учитель!
Я всю жизнь прожил в Калаче-на-Дону, 15–20–30 тысяч жителей. Когда у нас было две школы, у нас было 10 или 12 преподавателей. Я их помню и сейчас: Василий Андреевич, Порфирий Федотович, Андрей Анфимович и другие. Они преподавали математику, историю и русский язык, и физкультуру, и всё остальное. Сейчас у нас четыре большие школы, пять даже, одна – семилетняя, и у нас остался один, по‑моему, преподаватель, и то один ушёл уже в воинскую часть. Все вы понимаете, почему. И не только зарплата. Зарплата была вообще нищенская, они уходили, сейчас побольше.
Простой пример. У нас в городке стоит заслуженная воинская часть, которая воевала во всех горячих точках. Там есть четыре Героя России посмертно и… Я понимаю, что им всем нужно жильё. За последние 15 лет построено было сначала два дома для военнослужащих, сейчас в течение двух лет ещё три, и будет строиться ещё два. Все дети военнослужащих ходят в школу. За это же время, насколько я помню, с 90‑х годов ни одному учителю не дали квартиры. Вот, наверное, что такое учитель был в прошлом. У нас в Калаче все учителя-мужчины ходили в шляпах, и их уважали. А вот сейчас у нас, по‑моему, один остался учитель. Его, наверное, не очень уважают, потому что он из школы не убежал.
Конкретное предложение. Вот во всех тех шести-восьми домах, которые построены для офицеров, сейчас уже не только у нас, есть пустующие квартиры, а сейчас там будет построена школа, нужно, во всех этих домах чтобы выделялись квартиры для учителей.
Спасибо.
В.Путин: Пожалуйста, микрофон возьмите.
Н.Михайлова: Можно Вас пригласить в книжный магазин?
В.Путин: Вы меня хотите куда‑то пригласить?
Н.Михайлова: Да, в книжный магазин. Вы, каждый, пролетаете мимо книжного магазина – тормознитесь.
В.Путин: Хорошо. Спасибо.
Н.Михайлова: «Московский дом книги» – тормознитесь.
В.Путин: Спасибо большое.
Мне в заключение хотелось бы сказать следующее. Мы уже говорили о материальной стороне дела, это касается и учителей. Я уже говорил, не буду повторяться. На мой взгляд, мы предпринимаем определённые шаги для того, чтобы улучшить ситуацию, и она реально улучшается, хотя одна из проблем – это, конечно, жильё, так же как и для, скажем, медицинского персонала, особенно среднего звена и особенно на селе. У нас много проблем.
Здесь выступали коллеги, некоторые говорили: а что будет после нашей встречи? Вот мы провели недавно Совет по культуре, и, вы уже знаете, принято решение – там как раз это тоже обсуждалось – о том, что возвращается в школу экзамен по литературе. То есть я что хочу сказать, что наши встречи подобного рода всё‑таки имеют значение и находят своё продолжение в принятии конкретных решений, которые обсуждаются в ходе таких мероприятий.
Хотя сегодняшнее мероприятие, безусловно, уникальным является по составу участников. Здесь, повторяю, и преподаватели, и специалисты, и критики, есть, конечно, и бизнесмены. Но даже бизнес – это не нефть и не газ, и не металлургическая промышленность. Вот сказали: шесть миллиардов оборот. Вроде о как много! На самом деле для бизнеса это не такой уж и большой оборот.
В общем, можно сказать, что здесь собрались люди, преданные своему делу. А ваше дело – это русский язык и литература, это то, что делает русских русскими. Это то, что создаёт большой, многообразный, многонациональный русский мир и поддерживает его статус. И всё это делается, в общем, в достаточно скромных условиях и за скромное – назову прямым словом, – скромное материальное вознаграждение, а подчас и вообще без такового.
Сейчас Михаил Юрьевич Лермонтов вспоминал своего великого предка, нашего великого поэта, и вспоминал о том, что я уже обращался с его словами в ходе избирательной кампании. Сейчас, слава богу, никаких избирательных кампаний нет, но я хочу закончить нашу встречу тоже его словами. Помните, как он говорил в известном стихотворении «люблю Отчизну я, но странною любовью»? Это почему? Потому что у каждого из нас своя Россия, но она у нас одна.
Спасибо вам за служение России!