В.Путин: Добрый день, уважаемые коллеги!
Прежде всего хотел бы поблагодарить вас за насыщенную, содержательную работу. Мы с Михаилом Александровичем [Федотовым] сейчас подробно говорили о ваших проектах, о вашей работе, о сложностях, о том, что удалось сделать. С удовольствием констатирую, что в сфере вашего внимания были вопросы самых разных направлений: это и образование, и здравоохранение, и экология, права человека, ряд актуальных тем по линии судебной и пенитенциарной систем. Отдельно отмечу и ваши усилия по решению задач поддержки и обеспечения прав беженцев, прежде всего с юго-востока Украины.
Важно, что деятельность Совета охватила не только столицу и крупные города, но и небольшие населённые пункты. Вы постоянно бываете в регионах, знакомитесь с ситуацией на местах. Это дало возможность напрямую обмениваться опытом с коллегами и, главное, вести непосредственный, живой диалог с гражданами.
Эффективность такого формата очевидна. Предлагаю сегодня обсудить результаты, появившиеся предложения, наметить пути дальнейших действий.
Всё больше наших граждан становятся участниками благотворительных, социально значимых проектов, стремятся быть сопричастными общественным инициативам. Такой активный рост гражданского самосознания важно и нужно поддерживать.
Хочу подчеркнуть, что государство и дальше будет уделять особое внимание развитию правозащитных институтов и институтов гражданского общества. Мы сейчас говорили и по финансовым вопросам. Известно, что проблем у нас много – в экономике в целом, с бюджетом, но мы всё‑таки постараемся сохранить ряд программ, которые были начаты и эффективно работают. Речь идёт о грантах, прежде всего. В 2015 году они составят 4,2 миллиарда рублей. Есть и региональные гранты, где совсем уже близко с людьми, напрямую вам и вашим коллегам удаётся работать. В общем, договорились, что с Минфином проработаем все эти вопросы.
По итогам трёх конкурсов гранты уже получили НКО из 78 субъектов Федерации, в том числе и по новым направлениям деятельности. Напомню, что с 2015 года в список направлений, по которым выдаются гранты, внесены защита прав трудящихся, поиск и поддержка одарённых детей и молодёжи, помощь людям с ограниченными физическими возможностями и пенсионерам.
В целом следует отметить, что роль социально ориентированных организаций, так называемого третьего сектора, сейчас во всём мире растёт. Россия здесь не исключение. Сегодня у нас в НКО трудятся более 670 тысяч человек. И, учитывая существующий запрос общества, конечно, это далеко не предел.
Причём запрос идёт не только от нуждающихся в опеке или поддержке. С каждым годом всё больше наших граждан становятся участниками благотворительных, социально значимых проектов. Всё больше людей стремятся быть сопричастными общественным инициативам. И такой активный рост гражданского самосознания, конечно, важно и нужно поддерживать, в том числе – и мы с вами уже это обсуждали – поощряя и особо отмечая тех, кто на протяжении многих лет подаёт примеры искреннего и самоотверженного служения людям. В этой связи принято решение об учреждении ежегодной Государственной премии в размере 2,5 миллиона рублей, которая будет вручаться за выдающиеся достижения в благотворительной деятельности.
Конечно, благотворительность, мы с вами понимаем, это особый вид деятельности, она не ищет и не ждёт наград. И в целом это высокое и достойное дело является частью наших национальных традиций, неотъемлемой чертой любого цивилизованного общества. Однако оказание безвозмездной помощи ближнему, сами институты волонтёрства и меценатства должны получать не только широкое общественное признание, но и заслуженную оценку со стороны государства, равно как и усилия, направленные на защиту прав и свобод человека и гражданина, на укрепление и развитие институтов гражданского общества. В этой области также учреждена Государственная премия Российской Федерации. Она будет ежегодно вручаться за выдающиеся достижения в правозащитной деятельности и в том же размере, что и за благотворительность.
Близка реализация и ещё одного проекта, который мы ранее обсуждали, сейчас тоже с председателем Совета говорили на этот счёт. Речь идёт об установке в Москве мемориала жертвам политических репрессий. Это одна из самых горьких, тяжёлых страниц отечественной истории. Но она не менее поучительна для нас, чем страницы побед и триумфов, и требует объективности и ответственности, потому как несёт важный урок, важнейший урок нынешнему и всем будущим поколениям.
Государственный музей истории ГУЛАГа провёл конкурс, в жюри которого вошли и наши коллеги по Совету. Из 336 самых разных по замыслу и стилю проектов был выбран один – с очень ёмким, говорящим названием «Стена скорби». Мемориал установят на пересечении проспекта Сахарова и Садово-Спасской улицы. Считаю символичным, что возведут его не только на средства государства, но и за счёт народных пожертвований.
Замечу, что готовность огромного числа людей участвовать в увековечении памяти жертв репрессий ещё раз подтверждает актуальность этой темы. И конечно, в целом говорит о неравнодушии граждан к делу сохранения нашей общей исторической памяти.
Это очень позитивный и принципиальный момент, ведь уважение к своей истории, стремление обретать знания о судьбах родной страны, сберегать и создавать памятники есть свидетельство зрелости общества и государства, а значит, их готовности и способности к дальнейшему развитию.
Давайте перейдём к нашей сегодняшней повестке. Слово – председателю нашего Совета Михаилу Александровичу Федотову. Пожалуйста.
М.Федотов: Спасибо, Владимир Владимирович.
Прежде всего спасибо за подписанные вчера указы, о которых Вы сейчас сказали. То, что они подписаны в один день, очень глубоко символично, потому что память о годах государственного террора и идея сакральности прав человека всегда шли рядом в нашей стране, все 50 лет, что у нас существует правозащитное движение.
Оно зародилось 5 декабря 1965 года, когда на Пушкинскую площадь в Москве вышли несколько десятков человек в защиту писателей Синявского и Даниэля. Демонстранты не требовали ничего противозаконного – напротив, соблюдения Конституции и гласности судебного процесса. Но за этим стояло требование невозможного при тоталитарном режиме – требование верховенства права и уважение прав человека.
Российские правозащитники и сегодня требуют того же, тем более что наша Конституция вся построена на том, я цитирую, что «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства». А сами эти права «определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти», это тоже цитата из Конституции. Поэтому, думаю, будет справедливо, если 5 декабря останется в нашей истории не как День сталинской Конституции, а как День правозащитника.
К счастью, наши исследования показали, что более половины россиян знакомы с работой российских правозащитников и только 5 процентов относятся к ней отрицательно.
Не могу не отметить и то, что уровень узнаваемости нашего с вами Совета за последний год вырос с 44 до 62 процентов, а уровень доверия к нему достиг 82 процентов; это очень высокий уровень доверия, который очень ко многому нас обязывает.
Уверен, что утверждение Государственной премии за правозащитную деятельность ещё выше поднимет авторитет правозащитной деятельности в обществе. Если исходить из действующей Конституции, то сегодня все представители власти должны числить себя правозащитниками, так написано в Конституции.
Институты волонтёрства и меценатства должны получать заслуженную оценку со стороны государства, равно как и усилия, направленные на защиту прав и свобод человека и гражданина, на укрепление и развитие институтов гражданского общества.
Мне часто приходится слышать от прокуроров, что в нынешних условиях прокуратура стала правозащитной организацией, и не надо этого стесняться, это правильно, так оно и должно быть. Но если прокуроры понимают, что занимаются правозащитной деятельностью, то тогда почему они с таким упорством записывают правозащитные организации в так называемые иностранные агенты? Ведь если правозащитную деятельность признавать политической, то прокуроров надо увольнять, потому что им по закону запрещено заниматься политикой. Здесь и кроется, на мой взгляд, причина того, что власть и правозащитники часто не понимают друг друга.
Для правоохранителя любой закон, инструкция – это и есть право, которое он призван защищать. Для правозащитника, напротив, закон важен не сам по себе, а как воплощённая в нём справедливость, или, по‑латыни, юстиция. Он защищает сакральную идею прав человека ради торжества юстиции по отношению к человеку, и для него это право гораздо выше любых инструкций, даже облачённых в форму закона.
Получается, что правозащитники и власти призваны делать, по сути, общее дело, но понимают его по‑разному. Следовательно, им нужен «переводчик», и наш Совет по мере сил пытается быть таким переводчиком. Государство, как правозащитник, я подчёркиваю это, защищает человека от другого человека. Правозащитник же защищает человека, прежде всего, от государства, от его несовершенства, от правового нигилизма. Вот почему Государственная премия за правозащитную деятельность видится мне как признание победы человека над несовершенством государства, победы, в которой на стороне правозащитника стоит и Президент, учредивший эту премию, и наша Конституция, для которой «человек, его права и свободы являются высшей ценностью», это опять цитата из Конституции.
Конституция не только идеал, но и средство приближения к этому идеалу. Поэтому, когда правозащитник пытается приблизить государство к идеалу, он защищает человека, а не занимается политикой. Отличия очень существенные: политика – искусство возможного; правозащита, напротив, искусство невозможного.
Например, невозможно милость к падшим призывать в обществе, которое верит в чудодейственную силу смертной казни. Тем не менее Совет дважды выступал с такими призывами, и оба раза инициатива объявления амнистии была поддержана. А сегодня я бы предложил задуматься над темой административной амнистии, которая могла бы коснуться миллионов законопослушных граждан, совершивших, например, выезд на встречную полосу и вследствие этого надолго лишённых водительских прав.
Понимаю, что идея административной амнистии сегодня тоже из разряда искусства невозможного, но ведь и концепция государственной политики по увековечиванию памяти жертв политических репрессий казалась нам из того же разряда, а вот теперь концепция утверждена Правительством по прямому поручению главы государства. Но где гарантия, что она не останется на бумаге? Мне думается, здесь понадобятся и гражданское участие в её реализации, и общественный контроль, и межведомственная рабочая группа, которая возьмёт на себя координирующую роль.
В порядке первого шага я просил бы Вас, Владимир Владимирович, предусмотреть в своём рабочем графике посещение Мемориального центра «Пермь-36» в Пермском крае, чтобы посмотреть на месте, как реализуется Ваше поручение сохранить этот уникальный музей. Ведь все эти музеи и мемориалы нужны исключительно для того, чтобы сохранить историческую память, как Вы только что об этом правильно сказали, – чтобы за себя и за потомков наших навсегда отречься от преступлений тоталитарного прошлого, точно так, как в христианском обряде крещения нужно трижды отречься от сатаны, от всех дел его и всей гордыни его.
Уважаемый Владимир Владимирович! Отношение некоторых государственных структур к правозащитникам всё больше напоминает охоту на ведьм, но только с приписками и очковтирательством. Достаточно взглянуть на реестр так называемых иностранных агентов, где уже сегодня 94 организации. Абсолютное большинство составляют правозащитные, женские и экологические организации. Совсем недавно в реестр включили «Экологическую вахту Сахалина» на том основании, что эта НКО получила гранты от Центра дикого лосося и фонда Леонардо Ди Каприо. И это при том что в законе чёрным по белому написано, что к политической деятельности не относится деятельность в области защиты растительного и животного мира.
А нижегородский Комитет против пыток включили в этот реестр потому, что посчитали политической деятельностью членство её руководителя Игоря Александровича Каляпина в нашем с Вами Совете по правам человека. При этом у меня нет претензий к Министерству юстиции: они ведут реестр так, как написан закон. И это ещё раз доказывает, что хорошо написанный закон – это высокоточное оружие, которое попадает точно в цель, а плохо написанный, приблизительно написанный закон – это оружие массового поражения.
Несколько НКО уже исключены из реестра. А что изменилось в их работе после отказа от иностранного финансирования? Да ничего, если не считать сокращения штата и зарплат сотрудников. Значит, для настоящих правозащитников иностранные гранты – это не причина, а лишь средство выполнения своей миссии. Будут отечественные гранты – спасибо, работа продолжится за российские деньги; не будет денег вообще – она продолжится на волонтёрских началах. К сожалению, многие из тех, кому по долгу службы приходится заниматься контролем НКО, мерят правозащитников на свой аршин и, не находя общего, демонизируют их. На самом же деле правозащитники – первейшие помощники власти в деле построения правового государства.
За прошедший с нашей прошлой встречи год члены Совета побывали во многих регионах страны, одновременно накапливая багаж и проблем, и лучших практик их решения. Например, в Татарстане мы увидели, как отлично работает электронная система «Народный контроль», и учли этот опыт в проекте закона о порядке рассмотрения обращений граждан.
Другой пример – Адыгея, здесь мы поняли, как целую республику можно превратить в заповедник – культурный, языковой, но хотелось бы ещё и экологический. Во многих регионах мы видели переполненные СИЗО, порой перелимит достигает здесь 100 и более процентов, превращая камеры в место пыток, при том что среди следственно-арестованных много лиц, обвиняемых в малозначительных преступлениях, преступлениях средней тяжести. Их суд потом отпускает, даёт условные сроки, ограничивается штрафом. Поэтому мы предлагаем законодательно запретить начальникам следственных изоляторов принимать арестованных, если у них нет свободных мест.
В Оренбурге мы побывали в кадетском училище и, к своему удивлению, не обнаружили там ни шагистики, ни муштры. Напротив, в центре детского творчества нас встретили собранные ребятами роботы. Поэтому мне кажется, что главное нам – растить не роботов, а роботостроителей, только так можно построить свободное общество свободных людей.
В Североморске мы столкнулись с ещё одним парадоксом: закрытый заполярный город – с открытым, тёплым и ярким гражданским обществом. Именно здесь мы познакомились с работой школьной службы примирения. Убеждён, подобные службы нужны повсюду, и не только в школах.
Роль социально ориентированных организаций сейчас во всем мире растёт. Россия здесь не исключение. Государство и дальше будет уделять особое внимание развитию правозащитных институтов и институтов гражданского общества.
Нам важно наладить постоянную медиацию между властью и гражданским обществом, а также внутри самого общества, прежде всего для того, чтобы снизить уровень недоверия, нетерпимости, агрессии. Сегодня мы видим, как в обществе происходит эмоциональное выгорание, чреватое непрогнозируемыми эксцессами. Кто бы мог предположить, что группа хулиганов будет громить выставку в Манеже под предлогом оскорбления чувств верующих! Увы, варваризация и утилитарно-политическое отношение к христианству – это закономерный результат нагнетания такой напряжённости, как будто в стране идёт религиозная война. Нет этой войны! На самом деле, по данным Верховного Суда Российской Федерации, за последние 5 лет за оскорбление религиозных чувств осуждён всего один человек, причём без всякой шумихи его приговорили к обязательным работам. Значит, в реальности этой проблемы нет.
Есть другая проблема. Недавно столичная ГИБДД сообщила, что в 2014 году в России было продано, вы только вдумайтесь, 400 тысяч бейсбольных бит и только один бейсбольный шарик. Ясно, что бейсбольная бита становится товаром массового спроса – спроса на агрессию. Нетерпимость наполняет отношения даже между участниками дорожного движения, даже между пациентами и медперсоналом, между сотрудниками и посетителями муниципальных учреждений. Это члены Совета видели собственными глазами, когда занимались проблемами парковок и эвакуаторов, оптимизацией системы здравоохранения и так далее. Всеобщее недоверие ко всем, кроме членов своей семьи, ощущение жизни в кольце врагов провоцирует в худшем случае неадекватность и агрессию, а в лучшем – замкнутость и пассивность. С таким настроением процветающую Россию не построишь. Сто лет назад один наш великий соотечественник, философ [Г.Федотов] написал: «У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия». Это ко многому обязывает всех нас, всех без исключения.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое.
Людмила Михайловна, пожалуйста, прошу Вас.
М.Федотов: Владимир Владимирович, я хотел бы попросить Вас сейчас предоставить слово сначала Элле Александровне Памфиловой.
В.Путин: Пожалуйста, ради Бога. Элла Александровна, прошу Вас.
М.Федотов: А потом сразу Людмила Михайловна.
В.Путин: Да, прошу Вас.
Э.Памфилова: Спасибо большое.
Я очень благодарна за это. Но, прежде чем перейду к основной теме выступления, не могу не затронуть, уважаемый Владимир Владимирович, уважаемые члены Совета, последние события, связанные с Сирией. Для меня, как и для многих других, очевидно, что принятые Вами решения, Владимир Владимирович, обусловлены ситуацией, созданной уж точно не Россией, но они были неизбежны. Но я хочу затронуть лишь один аспект, именно защиту прав военнослужащих, направляемых в Сирию. Вчера Сергей Борисович Иванов подчеркнул, что все социальные и финансовые вопросы, связанные с обеспечением всех военнослужащих ВВС России, которые будут задействованы в этой операции, будут соблюдены и все решения на этот счёт уже приняты. Очень надеюсь на это, поскольку совсем не хотелось бы, чтобы повторилась неприглядная ситуация с теми, кто в своё время исполнял свой долг в Таджикистане, в других горячих точках. Я знаю, о чём говорю, много лет этим занималась и когда была председателем Совета. Каждый военнослужащий, участвующий в проведении и обеспечении авиаударов по ИГИЛ, должен получить статус участника боевых действий, причём без изнурительного доказывания того, что он там был, как это приходилось делать, скажем, участникам событий в Южной Осетии (ко мне они многие приходили) и в других горячих точках. Кстати, по Южной Осетии только через год были внесены поправки в закон о ветеранах, а что касается Таджикистана, так это вообще через 14 лет только после окончания боевых действий. Более того, только совсем недавно, 23 сентября, в Госдуме прошёл первое чтение, поправки прошли – внесение в закон о ветеранах, которые бы гарантировали получение статуса ветерана боевых действий более чем 20 тысяч военнослужащих, которые привлекались в Республике Таджикистан.
Я полагаю, что такое положение недопустимо. Следует при этом учитывать, что, несмотря на установление в федеральном законодательстве мер социальной защиты военнослужащих, пострадавших при исполнении обязанностей военной службы, то есть единовременные страховые выплаты, льготы по пенсионному и медицинскому обеспечению и другие, целый ряд льгот и преимуществ предоставляется им только после официального присвоения им статуса ветерана боевых действий и выдачи соответствующего удостоверения. Поэтому очень важно, чтобы именно сейчас, не откладывая, были внесены необходимые дополнения в федеральный закон о ветеранах в части отнесения к ветеранам боевых действий.
Я как уполномоченный возьму это на особый контроль, потому что я знаю, как, Владимир Владимирович, именно обращаясь к Вам, сколько раз приходилось решать эти проблемы, мы с Вами их решали, приходилось пробивать полное равнодушие по этому поводу, многолетнее это пробивание коридоров. Хотелось бы, чтобы здесь всё было нормально. Беру на особый контроль и буду Вам как Президенту докладывать по этому поводу.
Теперь к основной теме своего выступления перейду, это касается судебной системы. Ровно полтора года, по прошествии полутора лет работы в качестве Уполномоченного по правам человека, пропустив через себя тонны человеческих слёз, смею утверждать, что наш обычный гражданин уязвим не только перед лицом преступного мира, но нередко, к сожалению, перед самой правоохранительной системой включая судопроизводство.
Очень много за эти последние годы сделано для того, чтобы наши суды стали независимы, был поднят их статус, материальное, техническое обеспечение улучшилось. Действительно, государство совместно с общественными усилиями проделало огромную работу. Но, к сожалению, целый ряд таких системных пороков ещё остаётся. Я бы выделила вот что: независимость, к сожалению, часто формальную; состязательность – к сожалению, не состязательность, а её видимость; справедливость часто поверхностна; избирательность правосудия и часто неадекватность приговоров. Всё это, конечно, не повышает уровень доверия к судам.
Если говорить о независимости – если кто‑то думает, что именно из Кремля каждому судье диктуют, как надо судить, то он глубоко ошибается. Корень зла кроется в большей степени в усиливающейся внутренней иерархии судебной системы. Фактически – не юридически – сложилась такая же модель управления, как в органах исполнительной власти: вертикаль. А эта управляемость обеспечивается не на уровне судей, а на уровне председателей судов, причём председателей судов субъектов Федерации. А ведь независимый суд предполагает выборность председателя. Это огромная проблема, и именно поток жалоб во многом связан именно с этим.
Происходит также деформация судебного контроля. Суды удовлетворяют практически всё: представьте себе, до 99 процентов иногда ходатайств следственных органов, направленных на ограничение конституционных прав и свобод граждан на стадии предварительного следствия, – и менее 7 процентов, когда это касается, скажем, нарушения самих органов предварительного расследования и должностных лиц. При этом статистика, сама же судебная статистика иллюстрирует картину практически абсолютной солидарности судов и органов предварительного расследования применительно к вопросу о назначении и продлении таких мер пресечения, как заключение под стражу и домашний арест. Пять процентов всего, как заговорённые, – дальше не растёт этот процент. И я бы в связи с этим, поскольку со мной когда‑то давно, когда только возглавила Комиссию по правам человека, в 2002 году, и мы с моими коллегами, тогда Комиссией, потом Советом, много лет занимались проблемами реформирования судебной системы, и сейчас я бы хотела поддержать предложения, разработанные членами СПЧ, то есть вернуться хотела бы к обсуждению концепции о введении следственного судьи. Наверное, это очень важно, но мои коллеги более подробно об этом скажут.
К сожалению, до сих пор не реализована идея обязательной хотя бы уж не видео-, так аудиозаписи всех судебных заседаний. Там, где это есть, это снимает многие проблемы, очень многие проблемы. Конечно, хотела бы отметить, что суд присяжных по целому ряду направлений, к сожалению, не развивается, а где‑то даже деградирует.
И остановлюсь на избирательности правосудия. Соотношение огромного ущерба государству, морального вреда обществу и незначительного размера наказания сегодня рассматривается как оскорбительное отношение к мнению законопослушных граждан. Суровость наказания и мера пресечения в отношении людей, которые, по сути, не причинили существенного вреда, в общественном сознании оценивается как репрессии и несправедливость. Избегая субъективных эмоциональных оценок, нам всем вместе нужно совершенствовать практику справедливости, а не формального судопроизводства.
Несколько примеров, которые были на слуху, не буду развивать: трагедия, которая получила огромный общественный резонанс, в Иркутске в 2009 году, когда в центре Иркутска дочь одной высокопоставленной, скажем, чиновницы сбила двух девушек – одна скончалась, другая стала глубоким инвалидом. Суд учёл, очень гуманно к ней подошёл, приговорил её к двум с половиной годам колонии, но с отсрочкой реального наказания до 2024 года, поскольку у неё была малолетняя дочь. На этом фоне – пожалуйста, заключена под стражу Ольга Колесниченко, мать троих детей (двое маленьких совсем), которая сама явилась к следователю в следственную часть с повинной. Таких случаев очень много, когда за одно и то же примерно по характеру правонарушение очень резко контрастируют судебные решения. Если взять всем известное дело эколога Витишко, который за надпись на заборе дачи Ткачёва получил три года, и сейчас мы сколько бьёмся, я уже сколько раз подавала апелляции – постоянно, не только по УДО, какие‑то сложности, настолько оно вопиющее и абсурдное.
Особенно эта избирательность бросается в глаза при определении условно-досрочного освобождения. Например, рязанский суд в отношении фигуранта «болотного дела» Полиховича отказал в УДО, хотя есть все основания, уже три года с половиной отсидел, есть основания, – нет, никак не отпускают. Хотя мы знаем, у нас примеры на слуху, как быстро некоторых освобождают по УДО совершенно необоснованно. Вообще вопиющий факт, скажем, в случае, когда история 61-летнего Владимира Кондрулина, которому отказано в УДО, несмотря на его диагноз, входивший в перечень заболеваний, препятствующих серьёзному отбыванию наказания, утверждённый постановлением Правительства, – так и умер в Челябинске, так и скончался в больнице ГУ ФСИН Челябинской области.
Я не буду говорить, уже и так много говорилось по делу «Оборонсервиса», но я хочу маленький пример привести. Васильевой, осуждённой за эти многомиллионные хищения, было разрешено присутствовать на похоронах бабушки в Санкт-Петербурге, а Удальцову, осуждённому по «болотному делу», не разрешили даже выехать на похороны родной матери. Примеров таких много.
Хотела бы ещё тоже привести два примера абсурдности применения так называемого антитеррористического законодательства. Если это дальше пойдёт, то эта настолько серьёзная, важная и сейчас актуальная проблема просто будет принимать какие‑то карикатурные формы. Кстати, хотела бы как раз привести дело по карикатурам.
Советский районный суд города Краснодара признал гражданскую активистку Юлию Усач виновной в совершении административного правонарушения, предусмотренного частью 1-й статьи 20.3 КоАП России (пропаганда и публичное демонстрирование нацисткой символики), назначен штраф 1,5 тысячи рублей. Поводом послужило опубликование Усач в социальной сети «ВКонтакте» трёх исторических картин, включая брошенные советскими солдатами фашистские знамёна на Параде Победы 1945 года на Красной площади, и трёх карикатур, высмеивающих нацизм, – карикатуры Кукрыниксов.
Я не буду дальше приводить такие примеры – к сожалению, их немало. Нельзя доводить серьёзное применение законодательства до абсурда. У нас есть с чем бороться на самом деле, всерьёз.
И последнее – несоразмерность наказания за допущенные человеком или организацией действия. Совсем недавно встречалась с правозащитниками по поводу мемориала. Сейчас их обязывают выплатить два штрафа за то, что они издали материалы без указания на то, что эти материалы изданы НКО, выполняющей функции иностранного агента. А на самом деле это международный мемориал, он не является иностранным агентом, а страны присудили именно им. Есть определённые несоответствия и неадекватность, буду лично этим заниматься.
Миронов, которому три года назначили с отбыванием в колонии строгого режима за распыление газового баллончика на концерте Макаревича, – даже сам Макаревич признал, что это очень неадекватное наказание. И при всём этом, например, очень многие серьёзные дела разваливаются, хотя основания для того, чтобы их продолжать, очень серьёзные.
Я полагаю, что это только несколько примеров. Конечно, более подробно они были отражены в докладе за 2014 год, сейчас готовлю доклад за 2015 год, более предметно приведу этот контраст, несправедливость правосудия, как она проявляется. Ещё раз повторю то, о чём я сказала раньше: не должно быть ВИП-правосудия – и правосудия для всего остального народа, это недопустимо.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое.
Л.Алексеева: Уважаемый господин Президент! Уважаемые коллеги!
Я буду говорить об НКО, зачисляемых в агенты иностранных государств. В этом законе определены два признака, по которым Минюст зачисляет нас в агенты иностранного государства: зарубежное финансирование и занятия политикой. На самом деле Минюст исходит из единственного признака: зарубежное финансирование.
Для НКО, которые имеют такое финансирование, придумывается, что они занимаются политикой. При этом политикой объявляется не то, что обычно считается политикой, а именно борьба за власть. Политикой считается влияние на общественное мнение или попытка повлиять на решение властных органов. Но ведь любое публичное действие может влиять на общественное мнение – вплоть до исполнения песен или даже музыки без слов. Тем более влияют на общественное мнение публикации в средствах массовой информации, например, об очередном выявлении случаев пыток полицией. Если бы комитет против пыток не имел грантов в зарубежных фондах, Минюст за эти публикации его не трогал бы. А так приходится сотрудникам Минюста придумывать, как представить борьбу против пыток политикой. Но очень нужный и нашему обществу, и нашему государству комитет против пыток.
И вообще, многие наши НКО финансируются из‑за рубежа. Это сложилось исторически. Самые старые российские НКО возникли в годы перестройки или в первые годы после возникновения нашего нынешнего государства – Российской Федерации. Время тогда было трудное, все эти организации отчаянно нуждались в материальной поддержке, а в стране не было на это средств, тогда все обращались за границу: и Президент Ельцин, и Правительство, и предприятия, и научные учреждения, и НКО тоже. Постепенно жизнь в стране наладилась, у власти и в экономике появились собственные средства, а НКО так и остались полностью почти на зарубежном финансировании, потому что ни у государства, ни у появившихся в стране частных фондов, ни вообще у граждан не было привычки финансировать работу общественных организаций, не было понимания, что это нужно делать, ведь это было совершенно новое явление в нашей стране – общественные организации, созданные самими гражданами.
Поэтому для наших НКО зарубежные фонды остались основным источником финансирования. Мы отчитываемся не только перед фондами, которые дают деньги, – мы отчитываемся перед Министерством юстиции, перед налоговыми органами, перед членами наших организаций в том, что мы сделали, и о том, на что потрачены полученные средства. Но, если деньги находит за рубежом «Газпром» или какой‑нибудь предприниматель, это считается очень полезным для страны: инвестиции.
Наше государство тоже использует средства из‑за рубежа. Скажем, средства Пенсионного фонда вкладываются в государственные бумаги США, и никто не объявляет наш Пенсионный фонд агентом иностранного государства. И «Газпром» не объявляют агентом иностранного государства. А если НКО получает грант, то Минюст объявляет эту НКО агентом иностранного государства. А что значит «агент»? Это тот, кто выполняет чьи‑то поручения. Но мы никаких поручений из‑за рубежа не выполняем – мы получаем гранты на собственные проекты, наши организации созданы российскими гражданами, и они работают в интересах наших граждан. «Агенты иностранного государства» – это оскорбление для общественной организации, незаслуженное оскорбление, потому что в общем понимании «агент иностранного государства» – это означает шпион, предатель.
Я очень Вас прошу, Владимир Владимирович, объясните, почему то, что похвально для государства и бизнеса – привлечение средств из‑за рубежа в нашу страну, – преследуется, если то же самое делает общественная организация? Почему?
С НКО, на которые Минюст навешивает этот ярлык, перестают сотрудничать государственные органы, им отказывают в аренде помещения, суды штрафуют их на сотни тысяч рублей, при том что это не коммерческие организации, не казино и предприятия какие‑то, которые имеют доходы. У НКО нет средств на выплату этих штрафов. Например, когда объявили агентом иностранного государства Костромской центр поддержки общественных инициатив, суд наложил штраф в 100 тысяч рублей на его председателя. Он единственный освобождённый работник этой НКО, и его зарплата – 7 тысяч рублей в месяц. Разве может он выплатить 100 тысяч рублей? Конечно, нет. Так что мы собирали эти 100 тысяч всем миром. А штраф, который одновременно наложили на это НКО, – 300 тысяч рублей, а у этой НКО банковский счёт вообще пустой. Но не думайте, что эта организация перестала работать: хотя считают её арестованной и помещения она лишилась, работать она продолжает на волонтёрских началах. Наше общее мнение, что этот закон для того и принят, чтобы задушить гражданское общество, но сделать это невозможно. Если уж появилось в стране гражданское общество, оно будет жить и даже развиваться – и, может быть, трудности даже закалят его.
Я об этом сужу по собственному жизненному опыту. Правозащитное движение в нашей стране, как уже здесь говорилось, зародилось в 1960-е годы, я в нём участвую с самого его зарождения и свидетельствую: в советские времена нас, правозащитников, была горсточка; правозащитники тогда получали лагерные сроки или их отправляли в психбольницы тоже на годы. Казалось бы, куда нам тягаться с могучим советским государством, нам, у которых вообще ничего нет, но советского государства уже нет, а в России сейчас нет региона, в котором не было бы правозащитников. Мы расплодились, и работаем, и будем работать.
Закон об агентах иностранных государств и закон о нежелательных организациях вредны не только нам, но и для нашей власти. Война против гражданского общества и против тех зарубежных фондов и организаций, которые с ними связаны и которые очень влиятельны в своих странах, портит репутацию нашей власти в общественном мнении этих стран, а руководители этих стран к мнению своих граждан очень прислушиваются.
После всего, что я сказала, может быть, прозвучит неожиданно то, что я сейчас скажу. Я считаю, это ненормальное положение, когда российские общественные организации финансируются в основном из‑за рубежа. Во всём цивилизованном мире общественные организации финансируются частными фондами или пожертвованиями граждан своей страны и лишь в очень незначительной мере из государственных и зарубежных средств. И у нас в России тоже должно быть так. Сейчас у нас граждане уже поняли, для чего нужны НКО, и мы нашли бы поддержку граждан. Конечно, это произойдёт не сразу. Сейчас, когда наша экономика, как и во всём мире, переживает не лучшие времена, это сделать труднее, но всё‑таки возможно. Но у нас состоятельные люди должны быть уверены, что это не навлечёт на них недовольство власти, а наоборот, что власть этого от них ждёт. Для этого нужно, чтобы Вы, господин Президент, сказали об этом публично. И тогда постепенно наши НКО начнёт финансировать наше общество, а государственная поддержка и поддержка из‑за рубежа останется лишь малой частью тех средств, которые необходимы для нормального функционирования наших НКО. Конечно, будет какой‑то контроль, какие НКО и на какие проекты будут получать средства от частных граждан.
Это не решит все проблемы всех НКО, но всё‑таки как‑то нормализуется положение. Это в интересах не только нашего общества, но и нашей власти, ведь многие наши НКО выполняют работу, которую иначе пришлось бы делать государственным чиновникам. А ведь чиновникам надо платить из бюджета. И немало таких средств деятельности, в которых НКО справляются лучше, чем чиновники. Скажем, НКО «Гражданское содействие» работает с мигрантами. Независимый экспертный правовой совет, Комитет против пыток, Школа Елены Немировской, бесплатные юридические консультации по всей стране – всего не перечислить, что делают члены НКО правозащитных, экологических, просветительских и других. И всё, что мы делаем, стоит в десятки, иногда в сотни раз дешевле, чем услуги государственных чиновников, потому что мы делаем свою работу не ради заработка, а по велению сердца.
Подытожу то, о чём я говорила. Владимир Владимирович, Вы много раз говорили публично, что закон об иностранных агентах выполняется неверно. Значит, он так написан, и вряд ли его можно исправить. Отмените этот вредный закон, не надо подозревать нас в том, в чём мы не виноваты. Привлекая деньги из‑за рубежа, НКО используют эти средства только на то, чтобы людям лучше жилось у нас в стране. Но тем не менее нужно, чтобы и в России, как и в других цивилизованных странах, наше общество приучилось финансировать не только церковь, детские дома и больных детей, но и общественные организации, необходимые нашим гражданам.
Владимир Владимирович, дайте отмашку нашим гражданам на поддержку НКО – под присмотром, конечно, как же без присмотра! Это нормализует положение с НКО, сделав их такими же, как во всём цивилизованном мире.
Благодарю за внимание.
В.Путин: Спасибо большое, Людмила Михайловна. Я отреагирую потом на все выступления.
Евгений Григорьевич, пожалуйста.
Е.Ясин: Спасибо большое.
Уважаемый господин Президент!
Во‑первых, хочу поблагодарить Вас и всех, кто содействовал моему появлению в рядах Совета по правам человека. Я волнуюсь, потому что мне бы хотелось выполнить должным образом мои обязанности и новые возможности. В связи с этим с чисто, я бы сказал, экономической точки зрения, которая мне ближе всего, я хочу сказать о том этапе, который мы сейчас переживаем.
Суть дела заключается в том, что мы переживаем кризис. Этот кризис является событием или процессом, который переживаем не только мы, это явление распространено во всём мире. Я бы сказал, что явление довольно широко распространённое, но возможности выхода из этого кризиса у разных стран весьма разные. Поэтому нужно обратить внимание на то, каковы наши возможности. А наши возможности заключаются, прежде всего, в том, что мы молодая страна. Я имею в виду, конечно, не тысячелетнюю историю России, я имею в виду последние 24 года, когда мы из страны коммунистической, с планово-распределительной системой хозяйствования, превратились в страну с рыночной экономикой – пускай пока не совершенной, но всё‑таки мы теперь живём как‑то по‑другому.
С моей точки зрения, те возможности, которые заложены в этом событии, далеко не использованы, мы должны были бы подумать о том, чтобы использовать эти возможности. Я хочу напомнить, что мы прошли первый этап реформационного кризиса, в течение которого происходили рыночные реформы; после этого мы прошли этап восстановительного роста, который в значительной степени был подогрет ростом цен на нефть и газ, которыми богата наша страна, которые давали нам возможности восстановления, которые привели к тому, что в настоящее время благодаря общим усилиям, использованию этих возможностей уровень жизни в России выше, чем он был в 1990 году, по многим другим показателям мы также серьёзно продвинулись, и это важное дело.
У нас с 2008 года начался новый этап. Я затрудняюсь его как‑то назвать, потому что ещё время не прошло, и мы не знаем, чем он кончится и какие будут результаты, но тем более необходимо думать о том, а каковы должны быть наши следующие шаги.
Идея о том, что мы как все, кризис распространён не только у нас, он в развитых странах (которые, правда, говорят, что они уже выходят из него – он в развивающихся странах), и поэтому мы можем решить, что такое время, что события должны повернуться сами собой, что мы не должны ничего такого предпринимать, мы должны просто выжидать. С моей точки зрения, это не совсем так, потому что у нас очень серьёзные проблемы, связанные с тем, что те задачи, которые мы должны были решать, в том числе по формированию развитой рыночной экономики и обеспечению её высокой эффективности, высокой производительности, мы далеко не решили и, так сказать, ещё не создали в должной мере те условия, которые необходимы, чтобы мы эти задачи могли решить, и перед нами эти задачи встают во весь рост.
Мы, конечно, можем принять такую позицию, выбрать такую модель развития, которая будет опираться на повышение роли государства, на то обстоятельство, что мы будем строить всю систему управления на иерархии, на подчинённости, но тогда мы должны понимать, что если мы не будем получать в достаточном количестве доходы от продажи нефти, газа, если у нас будут истощаться месторождения и прочее, то это будет не очень удачная модель. И учитывая то обстоятельство, что мы представляем нашим Советом гражданское общество и права человека, то мы должны понять то обстоятельство, что подъём нашей экономики в значительной степени зависит от того, в какой степени мы будем добиваться успеха в развитии гражданского общества, в повышении его роли и задействовании в высокой степени прав человека.
Я хочу подчеркнуть это как экономист, потому что одно дело, когда вы разговариваете здесь о всяких событиях (вот Элла Александровна говорила о разных случаях, и так далее), это одна часть дела. А я смотрю на это так, что если в обществе находятся силы для того, чтобы реагировать на такие случаи, на более важные случаи взаимоотношений между различными слоями общества, то вы создаёте условия для роста экономики, рыночной экономики, повышения её эффективности, и тогда получайте дополнительный инструмент, который сегодня у нас не работает. То есть он работает, но он работает недостаточно, нам нужна совершенно другая мера работы этих инструментов.
Они опираются именно на важнейшие вещи, которые необходимы для работы рыночной экономики, хотя прямо в состав рыночной экономики они не входят. Я прошу прощения, как экономист я должен был бы говорить об экономических проблемах, но я должен сказать, что самые сложные проблемы, которые мы должны решить для того, чтобы экономика российская не только не отставала от других, а она могла бы выйти в высшую лигу, добиться более высоких успехов, мы должны решать очень важные общественные проблемы, проблемы гражданского общества, которые лежат за пределами экономики. Прежде всего я имею в виду проблему верховенства права. Должен сказать, что это исключительно важный момент, потому что каждый раз мы сталкиваемся с тем обстоятельством, что у нас, вообще‑то говоря, судебная система, система поддержания права работает не так плохо. Я назову работу, которая – может быть, многие из вас не знают – выполнена в Высшей школе экономики, выполнена Крючковой Полиной Викторовной. Пожалуйста, я могу её распропагандировать, она показывает, что судебная система работает неплохо. У нас большинство дел решаются достаточно профессионально и справедливо. Но, как только в дело вступают определённые органы, определённые отношения, ситуация ухудшается, и это воспринято как некое общее правило. В тех случаях, которые мы наблюдали, получается такая вещь, что взаимоотношения между предпринимателями и силовыми структурами – количество рассмотрений, объединений и так далее в шесть раз выше, чем с любым другим слоем населения.
Я понимаю, тут могут быть своеобразные отношения. В конце концов, у нас эти новые отношения строятся и существуют не так давно, соответствующие силовые структуры, наверное, старше. Но тем не менее мы должны очень серьёзно подумать относительно того, в каких взаимоотношениях находятся эти структуры с предпринимательством, как они содействуют развитию нашей экономики. На мой взгляд, это исключительно важный вопрос.
Я хочу напомнить дело экспертов, где были задействованы Елена Новикова, Сергей Гуриев. С моей точки зрения, время идёт. Между прочим, это очень толковые люди, которые могли бы принести существенную пользу нашей Родине. Та работа, о которой я говорю, – налаживание взаимоотношений; я хочу подчеркнуть, налаживание не в одну сторону; я никого не обвиняю – вопрос в том, чтобы налаживать эти отношения. Смотрите, прошло много времени, та работа, которая уже делалась в Государственной Думе, – она заглохла. Мы испугались, что ли.
Владимир Владимирович, у меня большая просьба, как‑то ещё раз обратить внимание – может быть, не только это дело, но я хочу подчеркнуть, что проблема верховенства права – это вопрос развития российской экономики. Будет оно как‑то решено – мы начнём двигаться; нет – это будет другое дело.
Я хочу обратить внимание на проблему, связанную с политической конкуренцией. Я подчёркиваю, экономическая конкуренция у нас существует и оказывает очень серьёзное, очень важное влияние на развитие нашей страны.
Когда мне начинают говорить мои коллеги, что у нас ничего не получается, рыночные реформы никакой роли не сыграли, – я выступаю в защиту результатов развития и говорю, что идите, зайдите в любой магазин; куда бы вы ни пошли, обратите внимание, как изменился облик городов, и так далее. Вы живёте в другой стране, и в ней достигнуты большие успехи. Но сейчас мы, на мой взгляд, упёрлись в то положение, что, когда мы говорим о нашем дальнейшем развитии, нам необходимо дальнейшее развитие политической конкуренции, без которой рыночная экономика и реформы, успешность наших реформ и успешность развития рыночной экономики тоже ставятся под вопрос. Политическая конкуренция необходима для того, чтобы то верховенство права, о котором я говорил ранее, чтобы оно всегда поддерживалось движением, столкновением и сотрудничеством различных социальных сил. Потому что общество, каким бы оно ни было, всегда дифференцировано на различные силы, оно должно иметь возможность выражать свои позиции и свою точку зрения.
Я не хочу уходить слишком далеко, я боюсь занять много времени, я мог бы сказать гораздо больше, но если вы не возражаете, я просто остановлюсь на этом. Только скажу, что я очень благодарен за ту возможность, которая мне представится в составе Совета по правам человека. Кроме того, надеюсь, у меня будет возможность ещё по многим вопросам подготовить соответствующие предложения и положительные шаги, но одно хочу подчеркнуть: время для серьёзных продвижений пришло. Нам потребуется, несомненно, определённое время, достаточно продолжительное.
Кеннет Рогофф выступал на Петербургском экономическом форуме, он там прямо сказал: минимум три-четыре года на то, чтобы дойти до дна и понять существо проблем, затем, наверное, уйдёт какое‑то время для того, чтобы реализовать достижения. Я должен сказать, я с ним согласен: эти крики, что мы уже на дне или мы уже всего добились, – это желание выдать желаемое за действительное, а реальность – она довольно сурова. Но, конечно, я уверен в том, что наша страна, безусловно, решит эти проблемы с помощью нас, с помощью нашего руководства.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое.
Пожалуйста, Шаблинский Илья Георгиевич.
И.Шаблинский: Спасибо за предоставленное слово.
Я представляю комиссию по избирательным правам, поэтому тема политической конкуренции, о которой говорил Евгений Григорьевич, совсем не чужда.
В единый день голосования, 13 сентября, мы опробовали новый механизм наблюдения за ходом выборов. Были образованы три мониторинговые группы, они состояли из членов нашего Совета и наблюдателей из самых разных организаций. Наблюдали мы в трёх регионах: Москве, Московской области и Костромской области. Помимо наблюдения целью было ещё разрешение возможных конфликтов на участках.
В целом, думаю, эта работа была полезной, в целом всё получилось. Нам действительно обеспечили доступ на избирательные участки, к нам нормально относились, и нам удавалось вмешиваться в конфликты в некоторых случаях. Что это были за конфликты? В основном удаление с участков: удаляли журналистов, наблюдателей, членов комиссий с правом совещательного голоса. И, насколько мы могли убедиться, всё‑таки эти удаления носили произвольный характер, то есть были обусловлены либо раздражительностью, либо подозрительностью председателей комиссий, может быть – их политической позицией. В силу тех полномочий, что мы имели, не по закону, а по неформальной договорённости, нам шли навстречу, и нам удавалось договориться об отмене этих решений и о возвращении наблюдателей.
Но ведь я могу вспомнить, что удаление наблюдателей могло быть и технологией, как в одном из районов Подмосковья, когда всех наблюдателей от оппозиционных партий разом, за пять минут до окончания голосования, увезли с участков и посчитали без них. Они потом судились, но толку уже не было. На наш взгляд, необходимо исключить из закона этот пункт, по которому наблюдатель либо член комиссии может быть удалён из помещения для голосования. В реальности эта норма просто открывает поле для произвола, для административного давления на неугодных людей. Я за этим наблюдаю несколько лет, это не впечатление одного дня.
Теперь о том, что мы не смогли. В той же Костромской области мы ничего не могли поделать, скажем, с организованным подвозом избирателей на служебном транспорте. Мы фотографировали эти автобусы, мы говорили с теми, кого подвозили. Мы ни на что повлиять не могли, мы получали информацию о том, что люди голосуют по открепительным удостоверениям. Таким образом обычно работает технология, которую называют «карусель», когда одни и те же люди по несколько раз голосуют на разных участках. Так бывало на прошлых выборах, и сейчас, наверное, так было. Те, кто был в автобусах, говорили нам, что голосовали за губернатора, ничего плохого в этом не видят, с их стороны этого нарушения не было.
Скажем, у КПРФ в этой области тоже был довольно сильный кандидат; может быть, он тоже мог направлять своих людей на участки на автобусах, и полиция тоже была бы к этому так совершенно безучастна.
Суть, в общем, в том, что административные информационные возможности власти у нас повсюду. Эти возможности власти тех, кто ей импонирует, просто несопоставимы. Ведь мы видим, что власть, вступающая в качестве одного из участников соревнования, сама же и определяет условия соревнования.
Я ещё один упомяну регион, где мы ничего не мониторили, но получали жалобы, Совет получал жалобы, – Воронежская область. Судя по цифрам (я, получается, все левые партии упоминаю: кто жаловался, тех и упоминаю), КПРФ и СР там потеряли поддержку очень серьёзно – по цифрам, по показателям. Если судить по жалобам, то там уничтожалась предвыборная агитация КПРФ, именно в том регионе, где была конкуренция. Мы обращались в прокуратуру, в областную избирательную комиссию – мы ничего не смогли добиться.
А с чего начиналась кампания, между прочим, в Костромской области? С того, что руководителя штаба одной из оппозиционных партий отправили в тюрьму. Как известно, против него возбуждено уголовное дело о неправомерном доступе к компьютерной информации. Да, и вот совсем недавно Андрея Пивоварова выпустили под залог, и слава богу, но два месяца в изоляторе он провёл. Важно отметить другое: он ведь пытался проверить достоверность собранных подписей. С помощью базы ФМС, как это стало ясно, проверить подписи нельзя. Что остаётся делать тогда? Как выяснилось, никакие процедуры предварительной проверки подписей не могут быть использованы. Доказательств достоверности, получается, нет. Просто в этот раз это видела вся страна. Избиратель сам указывает, что он подписывал этот подписной лист, но суд или комиссия всё равно не признают подпись достоверной.
Думаю, в любом случае необходимо восстановление института избирательного залога, который очень долго у нас сосуществовал вместе со сбором подписей, и, я думаю, он так и должен сосуществовать, будучи альтернативным условием регистрации. Десять лет он так существовал и нормально работал. Нужно только выработать приемлемые уровни этого залога для всех уровней выборов, от муниципального до федерального.
Мы знаем и можем понять, что Администрация Президента выразила намерения повысить конкурентность выборов, и это, конечно, было бы позитивным сдвигом. Пока, я должен признать, изменения, которые произошли, судя по этому дню голосования, они минимальны. По городам и регионам ситуация сильно различается, это точно. Есть города и регионы, где конкуренция была вполне ощутима: если говорить о цифрах, то на губернаторских выборах она на несколько десятых процента повысилась, есть такой показатель. По депутатам она немножко снизилась, но в целом то же, что и было. Дело же не в цифрах, дело в том, что сохраняется традиция или тенденция: тот, у кого в руках административная власть, может приспосабливать закон под себя, как захочет; может возить своих избирателей на автобусах, ему за это ничего не будет; может ставить рекорды досрочного голосования – посмотрите, сколько у нас было досрочного голосования в некоторых регионах (в Иркутской области его не было, кстати); может уничтожать агитацию конкурентов.
Напоследок я вернусь к Андрею Пивоварову, которого выпустили под залог. Его будут ещё судить, ещё, пожалуй, дадут реальный срок. Скажите, в чём общественная опасность его действий? Мне скажут, что правоохранительные органы вне политики. Именно здесь год назад мы говорили о том, что в подмосковной Балашихе избили наблюдателя; те, кто его избил, были установлены – уголовное дело так и не возбудили. Закономерно, что через четыре месяца в той же Балашихе избили ещё двух наблюдателей, одного сделали инвалидом – Станислава Позднякова. И на сей раз даже нет подозреваемых. Я рискую вызвать раздражение тем, что напоминаю об одних и тех же случаях, но если ничего не меняется. Безопасность наблюдателя – это просто одна из гарантий честности, конкурентности выборов.
И другое важно: получается, что те, кто избивает, и те, кто заказывает избиение, прикрываясь властью или своей полной лояльностью власти, могут себя чувствовать совершенно безнаказанно – похоже, так.
Я на этом хотел бы закончить. И в нашей комиссии, и в мониторинговой группе по этим же вопросам, возможно, есть и другие мнения, но они, наверное, могут сегодня прозвучать в ходе дискуссии.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое.
У меня список исчерпан, тем не менее я хотел бы обратиться к коллегам: если есть желающие – пожалуйста.
М.Федотов: Владимир Владимирович, у нас были заготовлены ещё выступления Боброва Евгения Александровича, Юргенса, Цыпленкова, Айвазова.
В.Путин: Нас много здесь, поэтому давайте мы в свободном режиме перейдём.
Михаил, давайте.
М.Терентьев: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Конечно, в последнее время очень много делается и реализуется, и продолжается государственная программа «Доступная среда». Мы добиваемся финансирования технических средств реабилитации в полном объёме, проводим лучшие соревнования для паралимпийцев. Сейчас проходят соревнования в Сочи, Международные игры колясочников и ампутантов.
Недавно на трассе «Формула-1» Всероссийское общество инвалидов провело международную гонку на спортивных инвалидных колясках. В Крыму, в Евпатории, в Национальном центре паралимпийского спорта Украины Всероссийское общество инвалидов провело большое соревнование. Освещаем это, конечно, много делаем. Но иногда случаются события в жизни инвалидов и семей с детьми-инвалидами, которые [иначе] как дискриминацией по признаку инвалидности не назовёшь. Это когда в парке выгоняют из кафе в Нижнем Новгороде, недавно в Калининграде не пустили ребёнка с синдромом Дауна на аттракцион в Центральном парке, администрация Златоуста в Челябинской области не устанавливает пандус даже после решения суда. Или, например, в одном достаточно современном многоквартирном доме в городе Новосибирске руководство ТСЖ в лице Набокова делает всё, чтобы ребёнок с инвалидностью жил некомфортно. Семья в постоянной борьбе, и «Единая Россия» здесь активно помогает, но никак не может сломить стереотип мышления «великого человека». Я думаю, он почитает эту стенограмму, и, может, совесть у него проснётся.
Конечно, культуру человеческих отношений очень тяжело одномоментно изменить по отношению к инвалидам, но у нас с вами в прошлом году получилось сделать значительный шаг в этом направлении, проведя Паралимпийские игры. И дальше Всероссийское общество инвалидов, Паралимпийский комитет России будут помогать государственным органам власти и находить сбалансированные решения создания окружающей среды, изменения [отношения] общества к инвалидам и другим маломобильным группам населения. Но нам нужна также и Ваша помощь, Ваша поддержка и рекомендации руководителям регионов в постоянном потоке коммуницировать с общественными организациями инвалидов, и не только перед политически значимыми событиями, но и в постоянном режиме, для этого все институты созданы. И ещё: нужно всё‑таки повторно дать поручение внимательно посмотреть жилищное законодательство в части прав собственников многоквартирных домов. Каждый гражданин должен понимать, на уровне законов понимать, что свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого, особенно если этот другой гражданин – ребёнок-инвалид или пожилой человек. Сейчас ни пандус, ни другие элементы доступности в подъезде не установят, если на то не будет воля собственников такого многоквартирного жилья. Законопроект в Государственной Думе есть, но, к сожалению, он не был поддержан некоторыми субъектами, которые делают отзыв, и в Администрации тоже не был поддержан. Я думаю, было бы полезно дать такое поручение доработать этот законопроект и все нюансы соединить.
Спасибо большое.
В.Путин: Спасибо большое.
Если позволите, я коротко всё‑таки отреагирую на предыдущее выступление вначале, накопится очень много, мне будет это сложно сделать.
Что касается последнего выступления, полностью согласен. Внимание к людям с ограниченными возможностями по здоровью должно быть постоянным, не показным, а действия государства – эффективными. Давайте к этому закону вернёмся, понятно, о чём речь, речь идёт о дополнительных расходах. Видимо, у застройщиков, у собственников жилья расходы минимальные, я с Вами согласен. Здесь не нужно никаких украшательств, эти пандусы ничего не стоят, это всё копейки, просто внимание к этому должно быть соответствующим образом проявлено. Давайте вернёмся к этому и посмотрим.
Теперь, если позволите, по порядку. С Михаила Александровича, с его выступления, если позволите, начну. Не буду вдаваться в детали по поводу прокуратуры, потому что она является правозащитной организацией, она по определению должна быть правозащитной организацией, так оно и есть, это входит как раз в обязанности прокуратуры – следить за исполнением закона. И в этом смысле они отличаются и от правозащитных организаций по сути своей, потому что прокуратура призвана защищать тоже граждан от государства, если государство нарушает права. Она должна следить за соблюдением закона всеми: и государственными органами, и гражданами. Но, конечно, у правозащитников особая роль, что там говорить, и эта роль должна уважаться и поддерживаться государством, и об этом говорил уже в своём вступительном слове. И не могу не согласиться с тем, что правозащитники – это первые помощники по созданию правового государства в нашей стране. Это точно совершенно, именно поэтому мы с вами собираемся и работаем вместе.
Теперь по поводу статуса военнослужащих, которые выполняют свою миссию в Сирии. Я посмотрю, там действительно мы приняли ряд серьёзных решений по обеспечению их социальных гарантий. Если вопрос о статусе – решён или нет, я обязательно посмотрю. Спасибо, что обратили на это внимание.
И пользуясь случаем, не могу не сказать, вы это хорошо знаете, я вчера достаточно подробно изложил мотивы наших действий, – другие страны уже больше года наносят удары по сирийской территории, больше года, без резолюции Совета Безопасности ООН и без соответствующего запроса сирийских официальных властей. У нас такой запрос есть, и мы намерены бороться именно с террористическими организациями.
Что касается информации в СМИ по поводу того, что страдает гражданское население, мы к этим информационным атакам готовы. Обращаю ваше внимание на то, что первая информация о том, что есть жертвы среди гражданского населения, появились до того, как в небо поднялись наши самолёты. Это тем не менее не значит, что мы не должны прислушиваться к информации подобного рода. Именно для этого мы налаживаем сейчас контакты между нашими специальными службами: между нашими и спецслужбами США и между военными министерствами – между Минобороны и Пентагоном. Это работа сейчас идёт. Надеюсь, что она завершится созданием какого‑то постоянно действующего механизма. А другой механизм – международный, тоже обращаю на это внимание, создан нами в Багдаде, где принимают участие несколько региональных стран, и там идёт постоянный обмен информацией.
Спасибо Вам за то, что вы обратили внимание на эту социальную составляющую.
Теперь по поводу… Да, это отдельный такой вопрос, мы поговорим по этому конкретному человеку, о котором Михаил Александрович сказал.
В отношении судебной системы: за одно и то же правонарушение разные наказания. Это всегда и везде так. Я не говорю, что наша судебная система совершенна, и давайте будем постоянно думать и принимать решения, связанные и направленные на совершенствование нашей судебной системы. Если разные судьи, они руководствуются своим, как раньше говорили, социалистическим, сегодня – нашим демократическим, правосознанием и законом, но по‑разному оценивают даже одинаковые деяния. Здесь ничего особенного нет. Плохо, кода за одно и то же деяние один и тот же человек по каким‑то непонятным и непрозрачным мотивам назначает разные наказания. Но таковы издержки, наверное, везде, и у нас они есть. Повторяю ещё раз, давайте вместе будем думать над совершенствованием системы. Это само собой разумеется, что над этим постоянно нужно думать.
Теперь по‑поводу правозащитных организаций, НКО и закона об иностранных агентах. Конечно, ни «Газпром», ни Пенсионный фонд, которые используют государственные деньги, не являются иностранными агентами.
Во‑первых, обращаю внимание, что это не гранты. Никто грантов «Газпрому», Людмила Михайловна, не даёт. И нашему Пенсионному фонду тоже. Нет таких желающих давать деньги нашим пенсионерам. У нас всё время просят, чтобы мы платили пенсионерам, проживающим за рубежом, и мы это делаем, я думаю, несмотря на все сложности, которые у нас есть в экономике, будем и дальше это делать в отношении наших соотечественников, проживающих за рубежом, особенно это касается ветеранов Великой Отечественной войны. Такие решения, я думаю, мы сформулируем, и общественность об этом узнает. Это наш долг, но нам никто деньги не даёт.
По поводу того, как действуют во всех цивилизованных странах. В подавляющем большинстве иностранных государств действует правило, запрещающее финансировать внутриполитическую деятельность из иностранных финансовых источников, в подавляющем большинстве, практически во всех. Другое дело, с чем я согласен, это с тем, что понятие «политическая деятельность» не должно быть размытым, оно не должно быть резиновым, а должно быть единообразно понимаемым. Под эту сурдинку, что называется, под это понятие, если оно нечётко сформулировано, нельзя ни в коем случае подгонять всё, что нравится представителям власти, Минюста или кого угодно. Я согласен, что над этим нужно думать. Тут Вячеслав Викторович говорит, что в течение трёх месяцев там будут сформулированы предложения соответствующие.
По поводу того, что следовало бы обратиться к нашим меценатам, к финансовым организациям, к частному бизнесу за поддержкой. Людмила Михайловна сказала, что раньше, в начале этого пути, не было других источников финансирования, кроме как иностранных источников, это правда, и это понятно. Но нельзя сказать, чтобы сегодня не было таких источников. В этом году мы направили на эти цели 5 миллиардов рублей. Конечно, денег всегда не хватает, наверное, можно было бы и десять, и двадцать пять, но мы делаем то, что мы в состоянии делать. Раньше, как вы знаете, таких денег мы вообще не выделяли.
Теперь по поводу меценатов, наших бизнес-структур. Я полностью и целиком присоединяюсь к этому призыву и считаю, что мы все вместе и я лично должны обратиться прямо сейчас публично. Надеюсь, средства массовой информации это распространят. Обращаюсь ко всем нашим гражданам, ко всем предпринимательским структурам, объединениям оказывать содействие некоммерческим организациям, в том числе и правозащитным. Это, безусловно, пойдёт на пользу развитию гражданского общества. Спасибо большое.
Теперь по поводу предложений Евгения Григорьевича. Мы с Евгением Григорьевичем знакомы очень давно. Не совсем уж близко, но всё‑таки и работали вместе, встречались при разных обстоятельствах. Я с удовольствием Вас приглашаю. Мы редко встречаемся с экспертным сообществом, но я с удовольствием бы Вас видел и в составе тех экспертов, которые приходят в Кремль, сюда, с которыми встречается Правительство, я встречаюсь постоянно. Повторяю, слишком редко, к сожалению, но мы это делаем, и я с удовольствием бы Вас видел в ряду этих экспертов, чтобы послушать и Ваше мнение, и посоветоваться по ряду вопросов. Но что касается повышения роли государства в условиях кризисных явлений, мы с Вами знаем, что даже в самых рыночных странах, с рыночной инфраструктурой и с рыночной экономикой, роль государства в кризис всегда повышается. Ну всегда. Мы это наблюдали в 2008–2009 годах. Призывы были прямо практически в парламентах. Собственно, не только призывы, но и правительства реагировали на эти призывы. Мы, кстати говоря, в кризис 2008–2009 года не пошли на это.
Я думаю, вы знаете об этом, но я скажу ещё раз. Ко мне лично приходили руководители и собственники крупнейших наших бизнес-структур и говорили: заберите у нас бизнес за рубль. Почему? Ответственность большая. Мы на это не пошли, мы пошли на то, чтобы оказать им помощь, поддержку, в том числе и по выкупу их обязательств перед иностранными кредиторами. Мы всё вернули с прибылью и сохранили частный бизнес и рыночную экономику. Мы и сейчас не собираемся ничего национализировать и не собираемся создавать государственный капитализм. Больше того, даже крупные наши компании… Мы готовы сделать и сейчас определённые шаги в направлении дальнейшей приватизации.
Потом всегда встаёт вопрос, вы знаете, задёшево продавать не хочется. Но дело даже не в вырученных объёмах денег, а в создании определённой структуры экономики. Так что, кроме этого, самое главное, что мы пытаемся сделать сегодня, – это разбюрократить экономику и расширить пространство экономической свободы, снизить давление административное, причём всех видов, со стороны государства: и правовое давление, и судебное, и какое угодно, – защитить права предпринимателей. Вы знаете, что мы создали ряд структур, которые эффективно работают, надо отдать должное, – и Агентство стратегических инициатив, и работаем напрямую с предпринимательскими сообществами, вместе с ними готовим все эти решения. Наверное, не всё удаётся, но кое‑что всё‑таки, мягко говоря, удаётся, и движение здесь у нас есть. Вопрос не в том, хотим мы или не хотим действовать, – хотим; вопрос всегда в том, как это сделать, чтобы это было эффективно. Поэтому, повторяю ещё раз, я с удовольствием буду вас видеть и среди экспертов.
Что касается господина Гуриева, я не знаю, чего он убежал, никто к нему претензий не предъявлял. Мне кажется, что он никуда и не бежал, просто у него жена работает давно за границей, он нашёл работу за границей, поехал, там больше платят, вот и всё. Ну а если сопровождается ещё и какой‑то политической позицией, это всегда более выигрышно, думаю, с этим всё и связано. Если он решит вернуться и здесь работать, ради бога, мы будем только рады. Человек он умный, специалист очень хороший – это правда, поэтому и работу нашёл, видимо, хорошую, тоже естественно.
Теперь по поводу избирательных дел. Конечно, Вы правильно сказали, Илья Георгиевич, что власть имеет преимущество. Вы знаете, власть везде имеет преимущество, и мы с Вами тоже это понимаем. Вы посмотрите, даже в самых – кто бы как ни говорил, как у нас любят штампы всякие – демократических странах, ведь там даже социологические службы, когда прогнозируют результаты выборов, всегда власти ставят несколько процентов вперёд, всегда, везде, во всех странах, потому что всегда и везде власть не может избавиться от соблазна использовать свои возможности. Но я полностью согласен с Ильёй Георгиевичем, мы всё‑таки в своей стране должны стремиться к тому, чтобы административные преимущества были минимизированы или по возможности сведены к нулю. И уж точно совершенно нельзя допускать никаких нарушений действующего законодательства. Давайте посмотрим по поводу ваших предложений, удаления наблюдателей, конечно, это такая, мягко говоря, некрасивая вещь, если не сказать вопиющая. Кто будет доверять выборам, если взяли всех, разгребли наблюдателей и увезли куда‑то в кутузку, согласен с вами. Давайте это всё ещё раз проанализируем, посмотрим и будем вычищать законодательство.
Теперь по поводу господина Пивоварова. Где? В Костроме. Ну послушайте, он залез, насколько мне известно, сейчас Вячеслав Викторович сказал, в базу данных МВД и заплатил за это деньги, дал взятку. Сотрудник полиции признался. Давайте разберёмся с этим спокойно. Сотрудник полиции дал признательные показания: да, мне дали деньги, и я взял и за это пустил в базу данных МВД.
Давайте продолжим, всё‑таки Михаил Александрович настаивает, чтобы выступили коллеги, которые заранее подготовились к выступлениям.
Пожалуйста, Михаил Александрович, тогда Вы уж и командуйте.
М.Федотов: Спасибо.
Уважаемые коллеги, только я прошу помнить, что у нас выступающие с докладами выступают пять минут, а выступающие в прениях – три, потому что у нас пока всё немножко не так получается.
Пожалуйста, Евгений Александрович Бобров.
Приготовиться Игорю Юрьевичу Юргенсу.
Е.Бобров: Владимир Владимирович, у меня четыре большие темы, я регламента не нарушу.
Первая – это формирование фонда доступного жилья. Мы с Минстроем создали совместную рабочую группу. В прошлый раз с Вами обсуждали эти предложения, но, поскольку поручений не последовало, мы год работали в партизанском режиме и не сильно продвинулись. Смысл в том, что существующие механизмы строительства средне- и малоэтажного жилья экономкласса позволяют его строить при себестоимости дешевле 30 тысяч рублей. Это уже с учётом чистовой отделки. При существующих рыночных ценах в Москве и в области соответствующих, в регионах поменьше, путём механизма перекрёстного финансирования это позволяет субсидировать предоставление жилья нуждающимся категориям граждан. Мы более детально эти механизмы проработали вместе с Минстроем, рассмотрели с участием губернаторов, они их поддержали, но в кулуарах ссылались на отсутствие политической воли, потому что многие завязаны на коммерческие организации, которые живут за счёт прибыли, поэтому этот вопрос не двигается.
Здесь, Владимир Владимирович, мы просим Вас поручить Правительству совместно с Советом разработать реалистичный механизм развития наёмного жилищного фонда и социального, и коммерческого использования с субсидированием найма жилья нуждающимся категориям граждан.
Дальше – поручить Правительству разработать региональные программы развития этого наёмного фонда жилищного социального и коммерческого использования на первом этапе в тех субъектах, которые Минстрой определит как наиболее подготовленные.
Дальше – переформатировать федеральную целевую программу «Жилище», предусмотрев при решении социальных задач приоритет именно наёмного жилищного фонда социального использования, потому что в конце августа было подписано постановление, по которому всего 7 миллионов квадратных метров на ближайшие пять лет планируется построить, и квадратный метр с учётом непрямых расходов обходится аж в 94 тысячи бюджетных рублей.
Следующая проблема. К нам очень много обращается работников сельхозпредприятий по всей России с жалобами на нарушение права на получения земельной доли имущественного пая в ходе аграрной реформы 90-х годов. Права тысяч граждан нарушены. Буквально десятки колхозов проверили, выехали в Краснодарский край и другие регионы, подготовили детальные рекомендации. Власти Краснодарского края остались при своём мнении, нас не услышали. Тогда мы направили их в профильные комитеты Совета Федерации и Госдумы, ведущие юридические вузы. Те заняли, что называется, нашу позицию. Детально мы проработали механизм решения прав. И здесь мы просим Вас, Владимир Владимирович, поручить Правительству совместно с Советом проработать механизм обеспечения права бывших работников сельхозпредприятий на получение этих долей. Весь смысл в том, что им может быть предоставлена земля из фонда перераспределения либо могут быть предоставлены льготы тем из них или их потомкам, кто хочет хозяйствовать на земле, в виде упрощённого открытия сельскохозяйственных предприятий и в целом развития малого товарного крестьянского производства.
Следующее. Я возглавляю ещё комиссию по миграционной политике, и, рассматривая вопросы об устройстве украинских беженцев, мы в том числе предлагали ведомствам разработать специализированный интернет-портал. Потому что отсутствие необходимой информации у украинцев о регионах их наиболее возможного трудоустройства по возможности с жилищным обустройством, реализацией социальных прав, информации о миграционном законодательстве порождает очень много нарушений их прав, и они привлекаются за это к ответственности. Мы создали специальную рабочую группу и за полгода разработали, Владимир Владимирович, сайт на портале государственных услуг. Пока он работает в тестовом режиме. Начинается всё с прибытия, чтобы они знали, что требуется для этого делать, затем срочная помощь, экстренные телефоны медицинских служб, МЧС, полиции, Следственного комитета, далее работа и проживание. Исходим из того, что самое главное, что мы можем им предоставить, это возможность работать с первого же дня. Учитывая, что в ПВР мы поселяем лишь тех, кому не можем не помочь. Все остальные должны с первого же дня работать. Если они, планируя возможность выезда сюда или находясь здесь, путём такого интернет-портала могут смотреть вакансии, смотреть, есть ли здесь повышение квалификации, возможность обучения в вузах, детских садах для своих детей, это будет намного эффективнее.
Дальше у нас идёт социальная помощь, она украинцам не ахти какая оказывается, но тем не менее полезная информация.
И дальше – информация о сайтах ведомств, которые тоже готовили этот интернет-портал, и прямой выход здесь на них тоже есть. Здесь проблема в том, что портал госуслуг недостаточно функционален, и требуется создание специализированного интернет-портала, самостоятельного, о чём мы просим, чтобы Правительство профинансировало эту работу: и создание сайта, и его ведение в течение 2016 года. Здесь уже отмечались повышенные опасности в связи с имеющейся политической обстановкой. Поэтому не исключено, что он будет даже ещё более широкий.
И последняя проблема, Владимир Владимирович. Это мы с коллегами во исполнение Вашего поручения разработали проект федерального закона о рассмотрении обращений граждан в Российской Федерации. Поручение было ещё два года назад, но мы последние полгода очень активно работали с ФОИВами, и такой проект родился. Действующий закон содержит очень слабо эффективный механизм рассмотрения обращений граждан, он не разделяет категории обращений, содержит слабый понятийный аппарат, там нет критериев рассмотрения обращений, очень длительные сроки. Вот эти все проблемы мы постарались учесть, и на Ваше рассмотрение предлагаем этот проект пояснительной запиской. Также мы его рассмотрели с участием порядка 50 ведомств, они предложения свои высказали. Здесь требуется поручить Правительству совместно с Советом привести этот законопроект в вид, достаточный для внесения в Государственную Думу. И ещё одновременно поручить Правительству создать единую государственную систему обработки и хранения обращений, поскольку это требуется для межведомственной координации рассмотрения. Например, если обращение в Генпрокуратуре направляется в вышестоящий орган, ответ, как правило, готовит нижестоящий, а если это в других разных ведомствах, то, соответственно, в ведомствах будет непонятно что. Если это всё будет в электронном режиме, то необязательно исполнитель, а другое лицо сможет оперативно проверить законность ответа. Для этого требуется специализированная государственная система.
И у меня здесь конкретные предложения, я Вам тогда тоже передам. Тут кратко всё.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое. Я это потом тоже прокомментирую.
М.Федотов: Пожалуйста, Игорь Юрьевич Юргенс, приготовиться Цыпленкову. Пять минут.
Ю.Юргенс: Уважаемый Владимир Владимирович! Дорогие коллеги!
В апреле мы провели специальное заседание по обеспечению прав автомобилистов и других участников дорожного движения, вышли на большой массив проблем, в июне разработали рекомендации по первоочередным вопросам обеспечения гражданских прав в данной сфере. Я не имею времени перечислить все проблемы, которые мы подняли и которые решаются. Могу отметить, что ответ со стороны федеральных органов власти, муниципалитетов, Министерства внутренних дел: заинтересованы, до конца удовлетворения у нас нет, но в порядке перечисления могу отметить следующее. Парковки – это, конечно, относится в первую очередь к Москве и другим городам большой транспортной загруженности – очень дорогие, расширяются, вызывают много нареканий. Вступили мы в соответствующий диалог, это на грани или, вернее, между соответствующим городским управлением, МВД и другими сферами, включая федеральное Министерство транспорта. Кое‑что мы можем понять, кое‑что понять мы не можем. Сегодняшнее сообщение в прессе о том, что МВД и прокуратура обращаются в Верховный Суд на Правительство Москвы, оно только добавляет интриги здесь. Могу сказать, что наши консультации с Правительством Москвы говорят о том, что люди, в общем, продумали эту схему, поскольку, безусловно, другого решения, кроме как повышения платы за стоянку в центре города, который всегда забит, наверное, логичного нет. Но как это осуществляется, сколько это стоит, где эти места – это всё нуждается в уточнении, мы этот диалог ведём.
Эвакуаторы – это вторая болевая точка. Люди абсолютно не согласны с тем, как эвакуируют их машины, где их потом искать. У Правительства Москвы и у Правительства Казани, у Правительства Екатеринбурга мы нашли понимание в том, что будут СМС-сообщения, будет видеофиксация того, как грузят и куда увозят эти машины, будем внимательно следить за тем, как это реально происходит.
Из хороших новостей следующее: большие нарекания вызывали пробки, когда две машины чуть-чуть друг друга толкнут – и останавливают два ряда, а в третьем ряду проехать невозможно, огромная пробка. Введён европротокол, так называемый европротокол, когда они оба быстро заполняют соответствующую форму, отправляют это в Российский союз автостраховщиков. Должен с удовлетворением отметить, что по сравнению с началом года с пяти до почти 15 процентов аварий начинают оформляться по этому европротоколу. А в таких городах, где движение менее интенсивное, типа Благовещенска, Хабаровска, других, не буду перечислять, иногда это доходит до 36–40 процентов. Правда, надо отметить, что там меньше машин ДПС, которые могут выезжать на оформление. Но это правильное направление, которое нуждается в тесном сотрудничестве между тремя ведомствами: Центральный банк как надзиратель за страховщиками, страховщики и Министерство внутренних дел, ГИБДД. Занимаемся этим.
Большие нарекания тоже были в адрес того, что полис обязательного страхования для автомобилистов трудно было купить, дорого, навязывают дополнительные услуги. С сегодняшнего дня, с 1 октября, действует так называемый расширенный электронный полис. Вы, не выходя из квартиры, можете его купить, он действует на территории всей страны. Надеемся и твёрдо рассчитываем на то, что это будет очередным облегчением жизни.
Не могу не сказать о том, что хорошее начинание московского правительства, оно называется «Московский помощник», казанского правительства, называется «Общественный инспектор ГИБДД», когда человек на телефон регистрирует нарушение, отправляет, и это уже основание для административного правонарушения, это уже не надо доказывать. Человек снял, отправил, обработали. Но разговоры с руководителями этих городов показывают, что есть номера федеральной серии, которые из этого просто исключаются автоматически. И, к сожалению, у людей возникает ощущение, что мы с такими‑то номерами и сериями – граждане России, а есть некто, стоящие намного выше нас: АМР, ЕКХ. Я не буду все серии называть, все здесь присутствующие прекрасно знают, кто на дорогах чувствует себя абсолютными королями, а кто чувствует себя нищим, а не принцем. Поэтому здесь мы собираемся в рамках СПЧ вести диалог с МВД, ГИБДД и другими ведомствами. Но, Владимир Владимирович, без влияния Администрации Президента, я думаю, будем натыкаться на значительные трудности.
С «мигалками» и рациями они продолжаются. В своё время в стране решили, Ваш кортеж, безусловно, кортеж Дмитрия Анатольевича Медведева, соответственно, президента и премьера – нет вопросов, это государственная необходимость. Но сейчас количество «мигалок» довольно значительное. Это первое обстоятельство. Мы можем представить статистику.
Второе обстоятельство заключается в том, что, например, Москва за наши большие деньги, миллиардные, купила систему, при которой существует так называемый зелёный коридор. И действительно, если вы правильно в него попадаете, от Внуково до Кремля вы доезжаете за 20 минут, она работает. Но нашли выход люди уважаемые. Раздаются рации, я узнал об этом от инспектора, подъехал и говорю: почему Вы переключаете? Автоматом работает, в Мадриде это опробовали, за миллиард купили, прекрасно работает. У инспектора спросил, инспектор говорит: сейчас идёт сигнал «Волна», я должен переключить, пропустить. Я не знаю, кто «Волна», я не знаю, кто «Восток», кто «Гагарин». Таких много, таких тысячи. Это блокирует систему, она переналаживается в IT-режиме, но три часа. В Москве возникает, все здесь, кто ездит за рулём, знают что возникает. В этой связи, мы понимаем прекрасно, как в своё время начальник ГИБДД страны говорил: у кого пистолет под мышкой, у того и фонарь на крыше. Согласны абсолютно. Но очень много людей административно важных привязались к этой системе, и это становится реальной проблемой.
С Вашего позволения, в рамках СПЧ мы готовы, кстати, к этому готовы и МВД, и Правительство Москвы, и нескольких других муниципалитетов эту проблему мониторить, Вам докладывать.
Полный доклад Вам передан, и моё предложение в конце от имени нашей группы следующее. Целый ряд этих проблем на стыке ведомств, минимум четырёх-пяти, и на стыке четырёх-пяти законов. Поэтому просто поручить общественному совету при МВД или Министерству транспорта не получается. Мы предлагаем создать постоянно действующую переговорную площадку в рамках СПЧ, на это согласны москвичи, казанцы, екатеринбуржцы, как я сказал, МВД и ряд других ведомств, для того чтобы осуществлять этот мониторинг, и нестыковки законодательные и другие пытаться «расшить» и докладывать и решать проблему так, как она решена, например, под большим и сильным давлением Центрального банка как мегарегулятора в отношении страховщиков по европротоколу, например, и по электронному полису.
Спасибо большое.
В.Путин: Спасибо.
М.Федотов: Сергей Александрович Цыпленков.
Приготовиться Светлане Григорьевне Айвазовой.
С.Цыпленков: Спасибо большое.
Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Я хотел бы рассказать о нарушениях экологических прав граждан и о некоторых наших предложениях. Обо всех нарушениях, естественно, я не смогу сказать, времени мало, но на основных, может быть, резонансных и потенциально наиболее проблемных.
С 2010 года у нас не было ни разу, чтобы пожароопасный сезон не превратился в катастрофу: то ли один, то ли другой регион горели страшно. Это приводило к человеческим жертвам, это приводило к серьёзным, гигантским потерям природного комплекса. В этом году трагедия произошла в Хакасии, в Забайкальском крае, Амурская область вообще прошла мимо статистики и СМИ, но там была тоже катастрофа. Продолжающаяся катастрофа на Байкале, я имею в виду Иркутскую область и Бурятию.
Прямые человеческие жертвы, серьёзное негативное влияние на здоровье сотен тысяч людей. Мы хотели бы рассмотреть на примере байкальской катастрофы, в чём причина, на наш взгляд, что нужно сделать, что бы мы порекомендовали. Пожалуй, основа – это Лесной кодекс 2006 года. Но это стратегически надо думать, и это пошагово необходимо менять.
Что можно и нужно постараться сделать сейчас, чтобы не допустить катастрофы в следующем году, учитывая в том числе и то, что лесные субвенции уже предполагается уменьшить на 10 процентов? Если анализировать, как я уже сказал, например, байкальскую лесопожарную катастрофу, то можно увидеть некоторые причины, которые, мы надеемся, можно изменить. Во‑первых, то, что идёт искажение фактов, или, как говорят специалисты, «лесопожарная ложь». В частности, анализ показывает, что 21 июля на самом деле началась катастрофа на Байкале. 21 июля резкий рост количества и площадей пожаров, плохой метеопрогноз, сухая, ветреная, жаркая погода. В официальной оперативной статистике пожаров нет, катастрофы нет. По Иркутску как минимум в 40 раз занижение, по Бурятии – почти в 10 раз. То есть режим ЧС надо было бы вводить как минимум на 16 дней раньше, если следовать закону, если следовать этим цифрам. А когда 13 августа премьер направляет Министра МЧС тушить пожары, уже поздно, их уже не потушить, катастрофа дошла до таких масштабов, что уже не справиться. Поэтому, когда Министр МЧС заявил, что он за 2–3 дня разберётся с пожарной катастрофой, у профессионалов это вызывало горькую усмешку, и, к сожалению, профессионалы оказались правы – даже за месяц не удалось справиться с пожарами. То есть решения принимаются на основе некорректной информации и, соответственно, принимаются не вовремя или не те решения.
Но даже когда объявляется режим РСЧС, на этапе РСЧС, закон оперативного управления за структурами МЧС происходит, и там идёт искажение фактов. То есть, в частности, 14 августа МЧС заявило, что к тушению пожаров в Сибирском федеральном округе привлечено более 42 тысяч человек и почти 9 тысяч единиц техники. Сайт Авиалесохраны на эту же дату даёт привлечение всего чуть менее 4 тысяч человек. Свидетельство очевидцев и то, что происходило в это время на Байкале, показывают, что скорее Авиалесохрана права. Но тем не менее совершенно противоположные цифры о том, какие ресурсы привлекаются. То есть на самом деле цифры раздуты, а ресурсов не хватает.
То же самое касается и цифр добровольной пожарной охраны. На бумаге миллион человек записался в неё. Происходит катастрофа – этих ресурсов нет, а на них рассчитывают. Дальше что получается? Получается то, что МЧС не выполняет типовые соглашения, заключённые с субъектами по пожарам на территориях вне лесного фонда. Доходит до того, что в Иркутске, который был в той же самой ситуации, что и Москва в 2010 году из‑за торфяных пожаров, взаимодействие волонтёров реальных, а не бумажных, организует межрайонный природоохранный прокурор, взаимодействуя с органами власти. В Бурятии горит Кабанский район, 1000 гектаров торфяных пожаров. Происходит это прямо сейчас. МЧС заявляет: это не наше дело. Подходит трасса Улан-Удэ – Иркутск, в дыму, подходит к Транссибу, населённые пункты в дыму: не наше дело. Сейчас этим занимаются волонтёры, сейчас этим занимаются муниципальные власти, у которых нет достаточных сил, достаточных средств, у них есть только желание спасти свой край. То есть в принципе можно сделать вывод, что Единая государственная система предупреждения и ликвидации ЧС в недостаточной степени работает. Я сейчас говорю только о пожарах на природной территории, то, что мы можем посмотреть, проанализировать и предложить. И нам кажется, опять‑таки учитывая, что 2016 год может оказаться не менее сложным в этом плане, необходимо рассмотреть, как выполняет полномочия МЧС по этим самым тепловым соглашениям, конкретно разобраться с этими пожарами в дельте реки Селенги в Бурятии в Кабанском районе, поскольку это, пожалуй, может быть, крупнейший торфяной пожар.
Учитывая бюджетные сложности, может быть, рассмотреть приоритетное финансирование тех элементов системы МЧС, которые показали наибольшую успешность в своей работе. В частности, это лесопожарные организации субъектов, администрации заповедников и национальных парков, федеральный резерв парашютно-десантной пожарной службы Авиалесоохраны, то есть те элементы, которые работали. Разобраться всё‑таки, сколько было включено в 42 тысячи. Как лесной парашютист-десантник сказал, что если было бы 42 тысячи включено, то просто ногами бы эту кромку пожара затоптали. Куда они были тогда привлечены, если их не было там, на тушении пожаров? Ну и, конечно, обеспечить выполнение Ваших поручений, которые Вы дали в апреле 2015 года по лесной тематике, по природным пожарам – это по палам травы, источнику огромного количества смертей людей. Хакасия – травяные палы. По сути, они не выполнены, хотя, насколько я понял, уже сняты с контроля. И поручение о правдивой информации по масштабам лесных пожаров.
Я хотел бы обязательно остановиться ещё на одной вещи, которая произошла не так давно и которая может усилить проблему в следующем году. В июне Правительство внесло законопроект, который разрешает изымать территории из национальных парков и других особо охраняемых природных территорий, если они утратили особое природоохранное, научное и иное особо ценное значение. То есть желающий организует пожар – территория потеряла ценность, её можно изъять, её можно застраивать, её можно использовать и создавать высокое социальное напряжение. Аналогичный законопроект в 13‑м году вносился, был остановлен, сейчас он опять появился, и это притом что в августе Вы подписали Указ о праздновании Года заповедника в 2017 году, 100-летие заповедной системы, уникальной системы нашей страны. В январе прошлого года Вы дали поручение – подготовить законопроект, который будет запрещать изъятие земель из особо охраняемых территорий. И сейчас, с опозданием на год, он был подготовлен. Сейчас два законопроекта противоречат друг другу. Один во исполнение Вашего поручения, другой находится в Думе.
Хорошо, время вышло, и, я прошу прощения, ряд предложений, они здесь, я бы хотел, имея возможность, передать.
В.Путин: Спасибо.
М.Федотов: Светлана Григорьевна Айвазова.
С.Айвазова: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Я, к сожалению, вынуждена говорить о таком тяжёлом явлении, как семейно-бытовое, или домашнее, насилие. Совсем недавно всех нас потряс случай в Нижнем Новгороде, где гражданин Белов убил шестерых своих детей, их мать и бабушку, свою собственную мать. Практически в то же время в Московском суде слушалось тоже резонансное дело москвички Татьяны Кулаковой, её и ребёнка регулярно избивал муж. В последнем конфликте Кулакова, защищая себя и ребёнка, схватила попавшийся ей в руку нож и вынуждено нанесла мужу удар в ногу. Этот удар по роковому стечению обстоятельств оказался смертельным. За этот случай явной самообороны она получила четыре года тюрьмы, правда, постановлением Московского городского суда приговор был изменён и она была амнистирована.
В ходе обсуждений подобных случаев мне не раз приходилось слушать от представителей МВД, что дом, семья сегодня чуть ли не такое же опасное место для человека любого возраста и пола, как и улица. Дети, пожилые родители, женщины – это всё жертвы тяжких насильственных посягательств. Я приведу конкретные данные, представленные Министерством внутренних дел. В нашей стране 40 процентов всех тяжких насильственных преступлений совершается в семье. В 2013 году от преступных посягательств погибло более девяти тысяч женщин, более 11 тысяч женщин получили тяжкий вред здоровью. В 2014 году более 25 процентов зафиксированных в стране убийств были совершены в семье, и тогда же зарегистрировано почти 42 тысячи преступлений в отношении членов семьи. За шесть месяцев 2015 года уже зафиксировано около двух тысяч убийств и более пяти тысяч фактов умышленного причинения тяжкого вреда здоровью.
Эксперты говорят о явном росте тяжких насильственных преступлений в семье. В частности, только насилие в отношении детей в последние три года выросло на 42 процента, но это данные, учитывающие лишь те случаи, по которым обращаются в правоохранительные органы, а домашнее насилие – явление во многом латентное.
Большинство пострадавших, особенно из числа пожилых людей, практически никогда не обращаются в полицию, об этих случаях насилия над ними известно от соседей, родственников.
Совет в последние два года тщательно изучал эту проблему. Восьмого июля 2014 года было проведено специальное заседание на эту тему. На этом заседании представители профильных федеральных органов исполнительной власти – МВД, Генеральной прокуратуры, а также независимые эксперты и представители общественных организаций – единодушно говорили об отсутствии системного подхода к профилактике домашнего насилия. У нас нет главного – специального закона о профилактике домашнего насилия, ведь Российское государство не имеет права вмешиваться в частную жизнь до факта совершения насилия, то есть на этапе его предотвращения. Хотя Уголовный кодекс устанавливает ответственность за умышленные преступления против жизни, здоровья и половой неприкосновенности граждан, его положения направлены не на предупреждение, а на ликвидацию последствий преступлений. Не случайно очень часто говорят, что, когда обращаются к полицейским, они отвечают, что ничего не могут сделать, приходите тогда, когда вас убьют. Отсутствуют фактически защитные механизмы предотвращения насилия, отсутствуют программы по реабилитации как жертв, так и преступников, отсутствует и полноценная официальная статистика.
Понятно, что домашнее насилие – это не только российское явление, но, чтобы противодействовать ему, уже в 143 странах мира приняты законы о профилактике домашнего насилия, в их числе и в ряде стран СНГ, например, в Киргизии, Казахстане. Принятие такого закона в Казахстане привело к снижению показателей домашнего насилия на 40 процентов. Это значит, что потенциальные насильники довольно быстро понимают, на чьей стороне государство, и потому начинают остерегаться использовать насилие как способ выяснения отношений в семье.
Изучение этого опыта убедило Совет в том, что принятие аналогичного закона необходимо и у нас. Эксперты подготовили его, мы его проанализировали. Недостаток времени не позволяет мне подробно останавливаться на содержании этой проблемы, скажу лишь одно. В этом законопроекте есть главное – прописан гибкий механизм профилактики насилия, в частности, предусмотрено два разных вида защитных предписаний, возникающих на разном этапе конфликта в семье. Законопроект широко обсуждался и в обществе. Петиция за принятие законопроекта собрала более 144 тысяч подписей, Владимир Владимирович. Кроме того, нами был проведён специальный опрос среди 220 участковых полиции, которые работают в непосредственном контакте с населением. И все они в один голос говорили о необходимости принятия закона, направленного на криминализацию данной проблемы и ужесточение наказания за домашнее насилие.
Уважаемый Владимир Владимирович! Мы убедительно просим Вас познакомиться с этим законопроектом, и, конечно, очень хотелось бы, чтобы именно Вы стали инициатором его внесения в Государственную Думу. Это был бы гуманистический акт, направленный на поддержку детей, пожилых людей, женщин, наконец, на совершенствование государственной семейной политики, которой Вы справедливо придаёте самое большое значение.
Большое спасибо за внимание.
В.Путин: Спасибо большое.
М.Федотов: Пожалуйста, Леонид Васильевич Никитинский.
Следом – Елизавета Петровна Глинка.
Л.Никитинский: Большое спасибо.
Моё выступление связано с тем, что сегодня начинается XIX журналистский форум в Дагомысе. Там будет тысяча главных редакторов и журналистов из провинции, и мне бы очень хотелось что‑то им с этой встречи привезти, я даже специально для этого задержался.
Сейчас возникла некоторая опасность. 28 апреля, Владимир Владимирович, Вы на Санкт-Петербургском медиафоруме, который был организован Объединённым народным фронтом, назвали такую цифру – 36 миллиардов рублей расходуются на поддержку региональной прессы и должны быть, по Вашему замечанию, подконтрольны обществу.
ОНФ только что предложил ввести уголовную ответственность за самопиар губернаторов. Это явный перебор. Попытка всё решать с помощью уголовной ответственности – просто глупость. Но проблема не в этом. Проблема в том, что это только верхушка айсберга на самом деле. И вот эти 36 миллиардов, которые вынуты из кармана российского налогоплательщика на местную прессу, это далеко не вся сумма, мы можем назвать и другие источники, как государство финансирует прессу. Но важно понимать, что за эти деньги получает налогоплательщик.
Нам удалось провести исследование на так называемый президентский грант так называемого контента, – я просто очень не люблю это слово, – контента региональных СМИ. Так вот, я не буду говорить о деталях, общий вывод такой: там просто ничего нет. Там есть унылые пресс-релизы, то есть, по сути, за эти 36 миллиардов создана такая общероссийская «Парламентская газета». Вот есть такая «Парламентская газета», даже неплохо живёт, но её никто не читает. И такая ситуация и с газетами, и с российским телевидением – если мы не говорим о пропаганде, а мы о ней сегодня не говорим, то смотрят только «развлекуху» и спорт. Вот, собственно говоря, и всё. Нет аналитики, нет человека, нет очерка, которым традиционно славилась вообще русская журналистика как часть русской культуры. Всё это куда‑то ушло и превратилось в такую унылую кашу, и это стало следствием длительной государственной политики по подкормке лояльных СМИ.
Вот эта купленная лояльность оборачивается тем, что просто нет информации. СМИ перестали играть роль моста между властью и обществом – вот, собственно говоря, результат. Но эти 36 миллиардов – это пряники только, а есть ещё кнут, есть минное поле. Я назову цифру – в XXI веке в России принято более 40 законов, которые вводят постоянно новые и новые основания ответственности для журналистов и пользователей интернета. Вот только что депутат от КПРФ Вадим Соловьев нас оповестил, что он готовит проект об уголовном наказании за клевету на государство, это цитата. Естественно, под клевету на государство – раньше это называлось антисоветской агитацией и пропагандой – можно подвести всё что угодно. Постоянно закрываются по совершенно невразумительным основаниям газеты и сайты за экстремизм, тысячи сайтов закрыты только просто за компанию. Тут можно долго об этом говорить, просто моя мысль состоит в том, что ни законодательство о СМИ, ни эти решения о закрытии конкретных СМИ, о преследовании журналистов журналистским сообществом не обсуждаются даже никак. Вот что я хочу завтра сказать тысяче региональных журналистов, которые соберутся: нас не слышат! Если уж депутаты – вот по левую руку от меня сидит уважаемый депутат – если уж они берутся что‑то решать о журналистике, пускай они нас‑то хотя бы выслушают. Есть и Союз журналистов России, есть другие журналистские организации, есть у нас структуры согласительных процедур, но почему‑то они игнорируются чиновниками, которые принимают решения в отношении прессы.
Я возвращаюсь к Вашей мысли об этих 36 миллиардах, условно говоря, потому что их, может быть, больше, может быть, меньше. Но давайте их отберём у тех, кто их расходует, мягко говоря, нецелевым образом. И мы можем сформулировать предложения, как их направить на льготы по удешевлению бумаги, по подписке, по другим каналам распространения СМИ, как направить эти деньги на обучение журналистов, потому что трагедия в том, что пропадает школа. Как, в конце концов, поддержать тех журналистов, которые не имитируют за государственный бюджет деятельность, а которые действительно убиваются и действительно выполняют свой долг.
Союз журналистов и другие журналистские организации были бы готовы представить свой анализ законодательства о СМИ, поскольку нас никогда не спрашивали, а мы бы хотели сказать своё мнение и сделать упор на необходимость слушать наше мнение и при закрытии отдельных СМИ, и при преследовании журналистов. То есть очень хотелось бы включить то журналистское сообщество, которое существует в России, в гражданское общество и перекинуть наконец‑то этот мостик между властью и обществом. Тем более что без журналистики даже сегодняшний разговор у нас теряет всякий смысл, о нём просто никто не будет знать.
Журналистика – это тот мост, который создаёт взаимодействие общества и государства, поэтому это крайне важно. Мне бы хотелось, Владимир Владимирович, если можно от Вас сказать не просто официальный привет тысячам журналистов, которых я завтра увижу, как мы будем спасать нашу профессию, которая есть часть великой русской культуры. И только так к ней можно относиться.
Спасибо.
В.Путин: Что бы Вы хотели, чтобы я сказал? Всё сказал, и уже больше никого не слушают. Вот журналистика у нас такая.
Л.Никитинский: Я предложение могу Вам передать, Владимир Владимирович.
М.Федотов: У нас здесь не только Леонид Васильевич журналист, у нас Максим Леонардович тоже журналист.
В.Путин: Я знаю, это шутка, конечно. Если без шуток, что бы Вы хотели услышать?
Л.Никитинский: Мы бы хотели услышать Ваши ещё раз мнения относительно самопиара губернаторов, потому что это ошибочная трактовка. Надо говорить о правильном перенаправлении, разумеется, этим должны заниматься государственные органы, но под контролем журналистского сообщества, этих гигантских денег, которые сегодня расходуются непонятно на что, а мы могли бы и посоветовать, и придумать, как их направить на поддержку журналистики, которая гибнет. Мы способны дать такое компетентное заключение, что делать с этой поддержкой.
В.Путин: Вы понимаете, это же деньги, которые не указаны как самопиар, они проходят по разным статьям, и отследить там, на что пошли деньги, достаточно сложно.
Л.Никитинский: Во‑первых, они часто прямо указываются как деньги на пиар. Более того, губернаторы друг перед другом хвалятся, кто насколько, это называется у них, «улучшил имидж». Понимаете, они вместо того, чтобы улучшать работу, имидж улучшают. То есть эти деньги отследить не так сложно. Собственно говоря, этот мониторинг, который мы провели, к сожалению, выявил очень унылую картину, и, по сути, система, в общем, коррупционна на самом деле. Это как при строительстве недокладывают цемент, а здесь есть недостача смысла во всех газетах. Это не хищение в прямом смысле слова, но по большому счёту это коррупция, и здесь выгодополучателями являются чаще всего лица, приближённые к региональным властям.
Вот так распиливается этот бюджет просто-напросто. Понимаете, если за огородом не ухаживать, не пропалывать, не подсыпать удобрения, то будут расти одни сорняки, это естественно, что мы и наблюдаем с 90-х годов в виде жёлтой прессы. Это культура, ею надо заниматься. А кто понимает, как с ней заниматься, если не сами журналисты. Поэтому ещё раз просто нас послушайте.
В.Путин: Я уже высказывал свою точку зрения по этому поводу. Она заключается в том, что органы власти любого уровня обязаны информировать население о том, что делается, но это должно быть беспристрастное информирование, а не тот самый пиар, то есть накачка своего собственного электорального ресурса за счёт регионального бюджета. Вот это недопустимо. Но мы с вами хорошо знаем, что журналистика, прямо скажем, независимая, она вряд ли может рассчитывать на то, что, когда она критикует власть, власть будет ей за это платить. Поэтому это такая достаточно сложная вещь, как организовать дело таким образом, чтобы те средства, о которых мы сейчас с вами говорим, были аккумулированы и направлялись на поддержку независимой прессы. Я а) это поддерживаю, но б) я на данный момент не знаю, как это сделать. Если бы вы там с коллегами подумали и сделали предложения, я был бы вам очень благодарен, но в рамках действующего законодательства, имея в виду межбюджетные отношения. Мы не можем приказать региональным бюджетам выделить такие‑то и такие‑то средства туда‑то и туда‑то.
В случае с НКО проще. Что мы сделали? Мы просто выделили из бюджета деньги и отдали в ваши сообщества право распределять эти средства, не вмешиваясь в него. Но можно ли сделать так на региональном уровне по вашему сообществу, я затрудняюсь сказать, потому что эти средства нужно изыскать, и если недобросовестный руководитель увидит, что ему это не очень нужно или невыгодно, или, наоборот, плохо для него, то тогда всегда можно найти обоснование, согласно которому денег нет, а денег всегда не хватает в бюджете.
Подумайте, если идеи у вас будут, я с удовольствием их поддержу. Но они должны быть такие работоспособные только.
Л.Никитинский: Большое спасибо. Я так и передам нашим товарищам сегодня на этом журналистском форуме. Только я позволю себе добавить, что да, нам должны платить именно за то, за что нас не любят, – за критику. В этом и есть смысл. Только надо придумать форму.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое. Пожалуйста.
М.Федотов: Максим Леонардович, Вы хотели добавить? Очень коротко. Потом сразу Елизавета Петровна Глинка.
М.Шевченко: Владимир Владимирович, я буду краток и напомню о такой достаточно трагической и неприятной стороне, как расследование дел убитых журналистов. Год назад я Вам об этом рассказывал, Вы дали поручение расследовать. Хочу Вам сказать, что ничего не продвинулось с тех пор. Сначала завертелось, но через пару месяцев всё это дело затухло. Более того, по делам об убийстве Гаруна Курбанова, бывшего начальника информационного управления Президента Республики Дагестан, Загира Арухова, бывшего министра по делам национальностей и журналиста тоже, Ахмеднаби Ахмеднабиева, журналиста «Нового дела» дела просто остановлены.
Дело в том, что на местном уровне, так как почти все эти люди пали жертвой – об этом можно говорить достаточно смело, это моя журналистская позиция, – пали жертвой криминальных кланов, которые борются за власть, расследование практически невозможно. Я бы просил Вас, это позиция и Союза журналистов Дагестана, и родственников наших погибших товарищей, о двух вещах: первое – дать поручение создать на федеральном уровне специальную группу по расследованию убийства журналистов и, возможно, поручить Федеральной службе безопасности оперативное сопровождение этих дел. И второе – может быть, инициировать закон или изменение в закон о приравнивании покушения на журналиста или угрозы жизни журналисту к покушению на жизнь общественно значимого лица, поскольку нерасследование этих преступлений, Владимир Владимирович, тяжёлым грузом лежит и на нашей совести, коллег наших погибших товарищей, и, собственно говоря, на статусе силовых структур и государства.
Спасибо.
М.Федотов: Елизавета Петровна.
Приготовиться Хакамаде.
Е.Глинка: Уважаемый Владимир Владимирович!
Второй год продолжается военный конфликт на юго-востоке Украины, и второй год благодаря Вашему постановлению мы вывозим бесплатно на лечение тяжелораненых и больных детей Донецка, Луганска. Нам удалось вывезти 234 ребёнка из зоны боевых действий. Хочу поблагодарить Вас за постановление, по которому эти дети лечатся совершенно бесплатно, и обращаюсь к Вам с убедительной просьбой продлить это постановление ещё на год, потому что до мира, как мы видим, ещё очень далеко, и появилась новая категория детей.
Элла Александровна Вам передаст сейчас снимки, которые я сделала на прошлой неделе, находясь в Донецке. Эти снимки сделаны в операционной одной из детских больниц, куда поступают дети, которые подорвались на неразорвавшихся боеприпасах. Только за неделю поступило 20 таких детей. За время конфликта в результате миномётных обстрелов только в одной донецкой больнице было прооперировано более 120 раненых детей, идентифицировано 67 детских трупов. Есть трупы, которые не найдены до сих пор или не идентифицированы, потому что находятся в таком виде. Поэтому я очень хочу убедить Вас помочь мне, мы должны сделать так, чтобы жертв, как раненых, так и убитых от снарядов, больше не было.
И к постановлению, которое, я уверена, Вы продлите на год для этих самых беззащитных детей, мы должны сделать программу, которую я условно назвала «Мирная земля», по разминированию территории Донбасса, потому что земля должна нести жизнь, а не смерть, как это происходит сейчас. А у нас большой опыт разминирования в Сербии, в Косово и в Афганистане. Нам нужно это решить исключительно как гуманитарную задачу и решать оперативно, не дожидаясь, пока количество взорванных детей среди мирного населения будет исчисляться не десятками, как сейчас, на сегодняшний день, а сотнями. Здесь я очень надеюсь на Вашу поддержку.
Я ещё раз хочу сказать, что Ваше постановление заставило найти вот тот золотой, приемлемый механизм взаимодействия некоммерческой организации, негосударственной, не получающей ни одного гранта, с Министерством здравоохранения, с ФМС, с некоторыми проблемами с МЧС, особенно с лётным составом, который бесконечную поддержку нам оказывал, эвакуируя днём и ночью больных и раненых.
И ещё хочу сказать, что сейчас из чуть больше 234 детей у нас не погиб в Москве ни один ребёнок.
У меня всё. Спасибо за внимание.
В.Путин: Спасибо.
Разминировать нужно, конечно, но это такая работа, которую мы должны согласовать с соответствующими структурами там.
Второе, это можно сделать после прекращения обстрелов. Там нельзя разминировать, там снаряды падают. Надеюсь, что вы знаете, сейчас там, слава богу, таких серьёзных боестолкновений нет, нет обстрелов, надеюсь, что они прекратятся совсем после отвода вооружений калибром меньше 100 миллиметров.
Конечно, рассчитываю на то, что Минские соглашения будут исполняться, поговорим завтра об этом в Париже с коллегами.
Когда Вы занимаетесь проблемой детей, погибающих и раненых, конечно, не можете не знать, что происходит с исполнением этих Минских соглашений. Другого пути, кроме как исполнить их целиком и полностью, нет. К сожалению, они пока не исполняются, сейчас не буду это повторять, уже много раз об этом говорил. Но будем работать именно над этим.
Вам, конечно, спасибо. Постановление мы продлим.
Э.Памфилова: Владимир Владимирович, я думаю, может, Вам взять эти снимки, показать коллегам из Европы, пусть посмотрят.
В.Путин: Вы знаете, там аргумент простой. С другой стороны тоже есть раненые и погибшие, здесь вот дети страдают. Всё это так, но есть вещи, которые нельзя трактовать, посматривая на них или слева, или справа. Есть вещи, которые имеют единообразное понимание. Условно, в одном из пунктов соглашения написано: через 30 суток после подписания этого документа ввести закон об особом статусе. Закон есть, 30 суток прошло, давно прошло. Закон есть, но его просто не ввели. Подписать закон об амнистии, он есть, нужно только поставить подпись президента. Подписи нет. И так много по другим позициям.
Ключевой вопрос какой – политическое урегулирование. В чём оно заключается? Самое главное из всего этого политического урегулирования – внесение изменений в Конституцию. Это поиск компромисса, но что там написано? По согласованию с Донбассом. Никакого согласования нет. Сейчас самый острый вопрос – проведение выборов. Что написано в Минских соглашениях? По украинскому закону, но согласованному с Донбассом. Донбасс трижды посылал свои предложения – никакого диалога. Рада приняла этот закон, но в этом же законе прописано: на территориях ДНР и ЛНР выборов не проводить. И что им делать? Они теперь объявили о том, что они будут проводить самостоятельно.
То есть Вы правы, до разрешения, к сожалению, пока далеко, но всё‑таки есть вещи, которые вселяют уверенность в то, что кризис может быть преодолён и, самое главное, что стрельбы нет сегодня. Будем рассчитывать на то, что диалог между этими непризнанными республиками и киевскими властями всё‑таки будет позитивным и будет исполняться главное условие для достижения любого компромисса, а главное условие – это прямой диалог. Мы будем на этом настаивать и рассчитываем на добрую волю с обеих сторон.
Пожалуйста.
М.Федотов: Пожалуйста, Ирина Муцуовна Хакамада. Приготовиться Сванидзе Николаю Карловичу. Три минуты.
И.Хакамада: Владимир Владимирович, хотела бы сразу извиниться, поскольку я занимаюсь поездками по всей стране и читаю лекции для среднего класса, и поэтому очень хорошо знаю их настроения, то, с одной стороны, хотела бы сказать, что происходит на фоне всех этих событий, особенно в регионах, а с другой стороны, предупредить, что у меня, к сожалению, неотменяемые мероприятия во Владивостоке, и у меня самолёт в 19.30, мне в 17.00 надо будет уйти железно, потому что там люди билеты купили.
В.Путин: Договорились.
И.Хакамада: Поэтому я прошу прощения.
Что бы я хотела сказать? Я считаю, что ближайшие год-полтора являются ключевыми для России, потому что сейчас сомкнулись три самые сложные проблемы во внешней политике и во внутренней.
Во внешней политике – это сирийский кризис, украинский кризис, санкции, антисанкции и так далее, внутри – это стагнация и поиски экономического дна в условиях, когда перемешались как политические, так и экономические риски.
Я прекрасно понимаю, что у Вас огромный рейтинг, 85 процентов поддержки среди населения в связи со многими событиями. Но те, кто обеспечивает этот рейтинг, нуждаются в рабочих местах, а рабочие места создают те, кто обладает огромной силой воли в таких условиях работать и рисковать, идти на эти риски и отвечать за свои риски. Таких людей немного. Это и называется на глазах исчезающий наш средний класс. Почему исчезающий? Потому что уезжают, потому что родители отправляют детей, Вы об этом знаете.
Я езжу по регионам, и поскольку моя аудитория – именно они, то у меня накопился опыт наблюдений и меня настораживает ситуация, которая сейчас возникла в России. Креативный, свободный, мирный, неагрессивный человек с открытым разумом, обладающий большой культурой, как в своей личной ответственности, когда он работает в частном секторе или делает бизнес, он, в общем‑то, тот homo sapiens, который является сейчас ключевым в условиях экономики, которую мы разворачиваем, от ресурсной к импортозамещаемой или, назовём это так, прогрессивной, современной. Но он себя сейчас очень плохо чувствует. Он себя плохо чувствует, ощущает себя жертвой, овцой, с которой снимают последние остатки шерсти.
Во‑первых, это связано со здоровьем, потому что импортозапрещение идёт быстрее, чем импортозамещение. Особенно это касается серьёзных болезней, онкобольных и текущих тоже. То есть чиновничья вертикаль запрещает ввоз оборудования, особенно для людей с тяжелейшими дыхательными болезнями. Ко мне обращаются, ко мне телевидение обращается, чтобы как‑то помогли.
В.Путин: Нет таких запретов. Эти товары не входят в список товаров, ограниченных ко ввозу в Российскую Федерацию.
И.Хакамада: В том‑то и дело. Правильно, но происходит, знаете, как на Западе, там то же самое: нет запретов на кредитование со стороны некоторых банков, то есть нет людей, которые подходят под эти списки, но всё равно, на всякий случай, ограничивают. Начинается волна такого популизма, что «давайте создадим всё своё, и у нас всё будет хорошо», а человек больнее каждый день. И это средний класс волнует очень серьёзно, потому что качество жизни для среднего класса является тем уровнем, с которого он готов стартовать и рисковать.
Второе – это поборы. Тоже создаётся впечатление, что мы много говорим о малом бизнесе, но есть проблемы. Все же понимают, что сбор на капитальный ремонт – это фактически денежный оброк, потому что не каждый дом нужно ремонтировать, никто не знает, когда его будут ремонтировать. Все прекрасно понимают, что, даже когда этот ремонт происходит, каким образом он происходит. Я его пережила дважды и понимала, какие там коррупция, воровство и беспредел. И теперь со всех людей, физических лиц, собирают деньги, которые пойдут в какой‑то общий фонд капитального ремонта, и дальше всё потерялось в общем фонде. Это понимаете, да? И вы знаете, вроде мелочь, люди, средний класс… А вы знаете, раздражает, потому что люди и так рискуют, и так им тяжело, и, в общем‑то, это тоже не приносит никакого удовлетворения в будущем.
И последнее: по поводу развития малого бизнеса. Ну столько говорим! Кто только ни бьётся, и столько отчётов позитивных! Но вот поверьте мне, я езжу по регионам и вижу, как там всё увядает, вянет, и это очень зависит от губернатора, очень. Если повезло, и губернатор готов, идёт навстречу, начинают шевелиться, но если не повезло – ничего не происходит. Я не знаю, из центра пойдёт такая волна, что захватит остальных.
То есть я заканчиваю одной фразой: креативный человек, может быть, неудобен для власти, может быть, он её критикует, но только он может создавать реальную конкурентную экономику, современную, без вытягивания государственного бюджета и околачивания вокруг чиновничества. Но этот человек должен видеть и в телевидении аналитические интересные программы, а не бесконечные шоу, он должен спокойно чувствовать себя в любом музее, понимая, что никто не ворвётся с криками, что это безобразие, и не снесёт все экспонаты только потому, что они кому‑то не нравятся. Он должен понимать, что его не будут обирать, а будут его поддерживать, и правила игры такие, при которых у него есть какая‑то перспектива. Если этот человек в течение этого полутора года не встанет крепко на ноги и не остановит всех остальных, то тогда в условиях таких тяжелейших вызовов и ответов на них, как украинский вызов и сирийский, мы потеряем людей, у нас просто никто ничего создавать не будет, останется один «крупняк», госкорпорации, и вы будете с ними разбираться вечно, кто там кому чего должен. Они же кредиты берут большие, а потом вы с ними разбираетесь.
В.Путин: Кредиты?
И.Хакамада: Да, перекредитованные все. Все крупные госкорпорации и крупные монополии расширяются по нормальной рыночной схеме, они перекредитовываются, они всегда берут кредиты. Но в тот момент, когда экономика валится, наступает час Ч, и оказывается, что если пришли санкции и перекредитоваться невозможно, они идут к вам. Малый бизнес никогда к вам не пойдёт, ничего у вас не попросит, всё сделает сам, но ему нужна атмосфера, когда он понимает, что креативный, воспитанный, образованный, культурный, неагрессивный человек, воспринимающий мир по‑человечески, нужен стране.
В.Путин: Ирина Муцуовна, Вы ещё в Правительстве пытались этим заниматься. И после этого предпринимаются постоянные усилия, для того чтобы поддержать малый и средний бизнес, программы вырабатывать. Сейчас я не буду всё это повторять, там их на самом деле очень много: и элементов льготирования, поддержки. Наверное, этого тоже недостаточно. Конечно, Вы действительно ездите по стране, общаетесь с людьми и чувствуете, что происходит на местах. Давайте этот анализ, я его, конечно, использую для работы с коллегами, для того чтобы подтолкнуть к каким‑то конкретным направлениям, ладно? А так Вы правы, конечно, что я могу сказать? Вы правы.
Пожалуйста.
М.Федотов: Сванидзе Николай Карлович. Приготовиться Морщаковой, потом – Николаеву.
Н.Сванидзе: Спасибо.
Уважаемый Владимир Владимирович! Я для начала – говорить‑то я буду о другом, – но для начала не могу отказать себе не преодолеть соблазн поучаствовать в Вашем очень содержательном диалоге с коллегой Леонидом Никитинским по поводу того, должна власть или не должна платить журналистам за критику. Огромное желание поддержать Вас, Владимир Владимирович, но я поддержу коллегу Никитинского. Я считаю, что, если власть думает о будущем, она должна платить за критику больше, чем за похвалу, потому что критика дороже и проку от неё гораздо больше, чем от лести. Это моя точка зрения.
Но я говорить хочу о другом, а именно об исторической памяти. Вы затронули эту тему в своём вступительном слове.
Не так давно пришлось снимать фильм о нацистских лагерях смерти в Германии, в Польше: Освенцим, Белжец, Майданек, Дахау, Бухенвальд.
В Освенциме, это Польша, по‑немецки Аушвиц-Биркенау. Аушвиц – это ряды организованных домов в организованном порядке, бывшие казармы, которые стали бараками для заключённых, и знаменитая надпись на воротах: Arbeit macht frei. В километре оттуда – Биркенау, это огромная территория, там проложены железнодорожные пути посередине. Это фабрика уничтожения людей, там в месяц уничтожалось более 100 тысяч. Евреи, люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, цыгане… Строили это советские военнопленные, их там пригнали партию десять тысяч человек, они построили и были первыми убиты там.
Там десятки автобусов с детьми школьного возраста, очень много. Я спросил у директора музея – полька, любезная, везде есть, что советский солдат освободил Освенцим, – откуда больше всего детей. Она говорит, что отовсюду, со всей Европы и не только, но больше всего из самой Польши, из Израиля, естественно, из Германии. Из самой Германии, Бухенвальда, очень много детей, с разных концов страны. То есть они привозят детей специально, это часть программы школьного обучения, показывают им, заводят их в бывшие газовые камеры и тычут их носом, как щенков, в эти ужасы. Это их реальная история, история их страны. Это их память, это их боль, это их стыд. Это делается специально, чтобы дети знали, прочувствовали, что значит ориентироваться на культ силы, верить в него, что значит верить в свою национальную исключительность, в своё национальное превосходство, что значит доверить страну душегубам и палачам и возвести их в ранг национальных героев и кумиров.
У нас тоже есть своя память и своя боль. В нашей стране с 1917 года и до начала 50-х годов было уничтожено очень много людей по социально-классовому признаку, потом и по национальному, миллионы крестьян вообще без всякого признака, просто так. Всякая так называемая стройка коммунизма стоит на костях: что Магнитка, что Беломорканал, – в начале строительства на этом месте разбивалась лагерная зона.
Вся наша страна испещрена этими знаками трагической памяти, и очень точно Солженицын назвал это всё Архипелагом, Архипелаг ГУЛАГ. Мест много – Колыма, Воркута, Магадан, Медвежьегорск. Эти знаки памяти в десятках малых и больших городов, в Москве. Я знаю, что Вы были в Бутове с покойным патриархом Алексием, царствие ему небесное, здесь же, в Москве, Коммунарка. Есть соответствующие памятные места – Левашевская Пустошь в Ленинграде и Преображенское кладбище, Катынь недалеко от Смоленска, где не только весной 1940 года по распоряжению и по решению сталинского политбюро были расстреляны польские пленные офицеры, причём реально интеллигенция польская, потому что в основном это были штатские люди, призывники, не кадровые… Недавно вышла блестящая книга, «Мемориал» издал, где это всё документировано. Но до них, до поляков, нижним слоем фактически, лежат русские люди, которые в нескольких периодах – с 1918 по 1938 год – в несколько приёмов были расстреляны там же, в том же месте, также со связанными руками и с такими же дырками в головах. Вот это всё наша боль и наш стыд, и он требует, как мне кажется, не покаяния, а как раз отречения. Михаил Александрович Федотов говорил об отречении от сатаны, вот это тот самый случай. Отречение – это вполне себе христианское действие и вполне себе христианское понятие. И стыд – это очень сильное чувство, никак не менее сильное, чем гордость, и никак не менее патриотичное.
Скоро открывается, Владимир Владимирович, музей ГУЛАГа в Москве. По‑моему, 30 октября, да, Михаил Александрович? 30 октября. У нас страна вертикальная, все смотрят на первое лицо. Если бы Вы ещё одно окошко нашли в своём расписании и посетили музей в день его открытия, это был бы хороший знак и хороший сигнал.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо большое.
М.Федотов: Пожалуйста, Тамара Георгиевна Морщакова.
Приготовиться Николаевой.
Т.Морщакова: Уважаемый господин Президент!
Члены Совета часто обращают Ваше внимание на какие‑нибудь ситуации, которые уже похожи на катастрофические. Но многие ситуации очевидно можно предупредить, и это тоже лежит в русле интересов Совета, как и в русле интересов всего общества. Я хочу говорить только об одной-единственной сегодня правовой проблеме. Она напрямую связана с тем вопросом, который в самом начале нашей встречи поставила Уполномоченный по правам человека, парламентский уполномоченный здесь. Она говорила о состоянии правосудия.
Российское правосудие, как и любое другое, здесь ничем не отличается, не может существовать вне той функции, которая в самом правосудии и на этапах, допустим, предваряющих правосудие по уголовным делам, осуществляет адвокатура и конкретно адвокат-защитник, как это предусмотрено российской Конституцией. Российская Конституция очень жёстко требует, чтобы по каждому уголовному делу практически с момента возникновения первых подозрений против лица работал профессионал, адвокат-защитник. Хочу обратить ваше внимание на масштаб этой проблемы. В 80 процентах случаев осуществление защиты по уголовным делам осуществляется адвокатами-защитниками по назначению, то есть теми, кто назначается органами расследования и судом, потому что сам нуждающийся в такой защите не может себе этого обеспечить. Даже если бы он сам не предпринимал никаких усилий, это государственная обязанность, ему должно быть обеспечено органами судопроизводства это право – иметь адвоката-защитника, а правосудие не может действовать в отсутствие этой фигуры.
Я специально так подчёркиваю значение этого совершенно правого обстоятельства и правового субъекта потому, что мы стоим, Россия стоит, на пороге реформы в этой сфере. Это очень важная реформа – реформа сферы правовой помощи гражданам, потому что без этой правовой помощи действительно доступ к правосудию не может быть обеспечен. Я передала Вам короткую бумагу по результатам той большой работы, которую Совет по правам человека проделал, изучая проблемы российской адвокатуры сейчас, в сегодняшнем дне. Там акцентируется внимание только на конкретных мерах, которые следует сейчас обсуждать, поскольку мы имеем планы, это правительственные планы, к концу года утвердить концепцию государственной программы развития адвокатуры в рамках государственной программы «Юстиция».
Я хочу обратить внимание на одно обстоятельство. Реформирование не может отрицать конституционные идеи обеспечения защиты в уголовном судопроизводстве через обязательное участие адвоката-защитника. Адвокатов недостаточно, хотя спрос на них тоже невелик. Для оказания помощи по широкому кругу дел планируется рост численности адвокатуры, и на данном этапе эта проблема будет решаться путём, я бы сказала, включения в состав адвокатуры тех юристов, которые в настоящее время на коммерческой основе обслуживают бизнес.
Но, говоря именно об уголовном судопроизводстве, я бы хотела подчеркнуть невозможность отрицания абсолютного конституционного права, которое сопровождает уголовное судопроизводство, на участие в каждом деле адвоката-защитника. Переход коммерческих юристов в состав членов адвокатуры и в корпус юристов может приветствоваться с разных сторон, кроме одной. Я не думаю, что при отсутствии таких же требований, какие имела в виду Конституция, когда она записывала это положение об обязательной защите по уголовным делам… К тем адвокатам, которые будут обретать свой статус, будучи на облегчённых условиях допущенными в членство в корпус адвокатов, должно исключаться осуществление ранее имевшими статус коммерческих посредников и представителей в осуществлении защиты по уголовным делам. Это проблема конституционная, потому что иной подход просто будет являться отступлением от требования не ухудшать уровень достигнутых нами гарантий, в частности, в уголовном судопроизводстве. И он будет, безусловно, ущемлять права тех, обязательная защита по уголовным делам для которых должна составлять заботу и обязанность государства.
С этой же позиции, с позиции соответствия реалий действия адвокатуры и регулирования процедур, в которых участвует в судопроизводстве адвокат и защитники, нужно говорить о том, что на самом деле они не составляют сейчас – об этом как раз Элла Александровна говорила – такой силы внутри участников судопроизводства, которое реально может противостоять государству. Да оно всегда имеет большие силы, это правда, именно поэтому оно призывает именно на другую сторону такого участника, как профессионал-юрист.
Но состязательные процедуры в действительности не осуществляются. При нынешнем уголовно-процессуальном регулировании всё, что может сделать адвокат-защитник по уголовному делу, находится полностью в сфере власти, в сфере решений органов, представляющих публичное обвинение. Ни одно ходатайство адвоката не будет удовлетворено, ни один материал, представляемый им, не будет приобщён к материалам уголовного дела, если на это не согласится другая сторона. Это показывает, что на самом деле процессуальные гарантии равноправия адвоката-защитника в уголовном судопроизводстве требуют существенного укрепления. При этом нужно сказать, что всё это существует на фоне реального ущемления многих прав и процессуальных, и социальных, которыми может и должен пользоваться адвокат-защитник.
Я говорю только об этой форме защиты сейчас. Потому что практика характеризуется тем, что адвокатов пытаются отстранить от осуществляемой ими защиты, если они кажутся мешающими, адвокатов стараются иметь в «карманном» статусе, это те адвокаты, которых всегда органы расследования привлекают для обязательного проведения этих следственных действий, которые без участия адвоката будут признаны ничтожными.
Адвокатов подвергают необоснованно, вопреки существующему иммунитету таким принудительным процессуальным мерам, как проведение у них обыска, изъятие у них документов, что прямо нарушает такой статус правового адвоката, который предполагает конфиденциальность всего того, что они делают по поручению своих клиентов в конкретном уголовном деле. Более того, адвокатов пытаются допрашивать как свидетелей по делам их клиентов и даже привлекать к уголовной ответственности, если они, аргументируя свою позицию защиты, приводят какие‑то доводы, которые органам расследования кажутся либо клеветническими, либо оскорбительными.
В связи с этим я бы хотела остановить внимание на одной рекомендации, которую Совет по правам человека проголосовал как необходимое мероприятие в этой области для совершенствования законодательства по защите по уголовным делам. Это касается и других категорий дел тоже. Речь идёт о том, что у нас не установлена ответственность за противозаконное воспрепятствование профессиональной деятельности адвоката-защитника. Такая ответственность есть для журналистов, для представителей различных государственных структур, если им препятствуют в осуществлении их деятельности. Но такой ответственности нет для этой существенной правовой функции, которую осуществляет в государстве адвокат-защитник.
Повторяю ещё раз: я передала свои краткие предложения, которые, собственно, имеют некий перечень мероприятий, возможных в этой сфере. Но я хочу подчеркнуть в завершение только одно. Вами в своё время, в 2012 году, была правильно сформулирована задача, я постоянно цитирую это Ваше указание, если можно так сказать, а вообще – определение необходимого развития: надо разорвать обвинительную связку, которая существует между правоохранительными органами – прокуратурой, следствием – и судом. Разорвать эту связку без предоставления должного процессуального, социального, финансового статуса адвокату-защитнику невозможно. Поэтому я очень просила бы обратить внимание – может быть, Государственное правовое управление должно прежде всего это сделать, может быть, это заинтересует Вас лично как инициатора такого направления развития в сфере правосудия – рассмотреть возможность обсуждения и нахождения тех мер, которые необходимы для реализации такой задачи.
Спасибо.
В.Путин: Тамара Георгиевна, Ваша была бумага по поводу адвокатуры? Бумагу Вы мне передали.
Т.Морщакова: Я передала её.
В.Путин: Да, я её уже расписал Брычёвой с просьбой проработать и доложить. Вы знакомы хорошо, вместе с ними напрямую поработайте, ладно? А в целом идея, конечно, правильная. Только вопрос участия за счёт государства – это вопрос денег всегда, но в целом, конечно, Вы правы, и надо идти по этому пути.
Т.Морщакова: Спасибо.
М.Федотов: Пожалуйста, Елена Леонидовна Николаева. Приготовиться Поляковой Маре Фёдоровне.
Е.Николаева: Спасибо большое.
Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Я хочу несколько слов сказать о деятельности СПЧ в части решения проблем ипотечных заёмщиков, оказавшихся в сложной жизненной ситуации.
Владимир Владимирович, 16 апреля по итогам «Прямой линии» Вы поручили Правительству совместно с Центральным банком Российской Федерации рассмотреть вопрос оказания государственной поддержки гражданам, взявшим ипотечный кредит и временно оказавшимся в сложной жизненной ситуации. В результате в ходе работы над поправками к бюджету на 2015 год на эти цели было выделено 4,5 миллиарда рублей и принято специальное постановление Правительства № 373 от 20 апреля 2015 года, которое устанавливает конкретные требования к заёмщикам, которые имеют право воспользоваться этой помощью.
Казалось бы, всё хорошо, и, по оценкам исполнительной власти, 20 тысяч семей могли бы воспользоваться этой помощью. Но, к сожалению, критерии, которые установило это постановление Правительства, настолько жёсткие, что воспользоваться ими практически не представляется возможным реальным заёмщикам, поскольку они противоречат даже типовым требованиям банков. То есть скорее всего тот заёмщик, который прописан в этих критериях, никогда бы не получил ипотечный кредит, а многие граждане действительно оказались в крайне сложной ситуации.
Большинство валютных ипотечных кредитов было выделено в 2006–2007 годах, когда доллар стоил 26 рублей, и россияне рассчитывали свои финансовые возможности по оплате кредита исходя их этого курса. Прошло 8–9 лет, и граждане потратили значительную часть своей активной трудовой жизни на оплату соответствующего ипотечного займа. Пришёл декабрь 14-го года, и изменение курса национальной валюты привёло к тому, что кредиты для многих семей стали практически непосильные, и ежемесячные выплаты в рублях увеличились в 2–2,5 раза. При этом необходимо отметить, что у многих эта квартира, которая взята в ипотеку, является единственным жильём, является жильём экономкласса. Граждане остановили платежи, сумма остановленных платежей примерно 17 миллиардов уже, и, естественно, инициируются уже судебные разбирательства, выселение и изъятие соответствующего жилья.
Таким образом, тысячи российских семей оказались в чудовищной ситуации под угрозой выселения и, естественно, обращаются сейчас во все инстанции. Учитывая, что институт жилья по найму социального использования, арендное жильё, несмотря на принятый закон, у нас пока не развит, даже маневренного фонда нет, то это действительно уже становится конституционной проблемой. И поскольку мы помним, что в соответствии с 40‑й статьёй Конституции каждый гражданин имеет право на жилище, и как правильно нас всегда ориентировал Вячеслав Викторович, мы в первую очередь должны защищать конституционные права наших граждан – право на труд, социальные гарантии, жильё, – мы постарались проанализировать эту ситуацию.
В июне этого [года], осознавая масштаб проблем и массовые выступления по этому поводу, Михаил Александрович Федотов принял решение создать специальную группу, которая начала работать как раз по проблеме защиты прав ипотечных заёмщиков. По нашим оценкам, это порядка, я ещё раз говорю, 25 тысяч семей. Наша позиция состоит в том, что, поскольку все проблемы заёмщиков индивидуальны и они понимали, что они берут займы в иностранной валюте, не может быть единого решения, которое было бы принято законодательно. Вместе с тем рабочая группа избрала персональный подход к работе с заёмщиками, нуждающимися в помощи, будь то инвалид, многодетная семья, мать-одиночка или ветераны боевых действий. По каждому банку из числа активных заёмщиков мы создали специальную переговорную группу, которая находится в постоянном диалоге с представителями банков, ведёт статистику обращений заёмщиков в банк и фиксирует результаты переговоров. На ежемесячной основе собирается информация о количестве разрешённых дел, новых предложениях по урегулированию сложных ситуаций и возможностях реализации для типичных групп заёмщиков. Тесное взаимодействие с заёмщиками и руководством банков, которые идут нам навстречу, позволяет выработать системные решения, опыт которых может быть использован и в других банках.
Исходя из реальной ситуации, для урегулирования возникших проблем и коллизий рабочая группа подготовила специальное обращение и в органы исполнительной власти, и в ЦБ. И надо сказать, что мы нашли очень хорошее понимание. За четыре месяца работы уже удалось добиться определённых результатов в части банков, вообще закрыть этот вопрос. Например, Сбербанк был первый, кто решил полностью вопросы по валютным заёмщикам, достаточно хорошо, активно работает Банк Москвы, Москоммерцбанк, Росбанк, Газпромбанк. Мы разбирали, и положительные решения были приняты по 82 конкретным случаям оказавшихся в трудной жизненной ситуации.
Но, к сожалению, у нас 256 случаев, и многие банки отказываются пока разбирать эти случаи, особенно те банки, в которых есть иностранное участие в капитале. Мы подготовили ряд анализов этой ситуации по токсичным кредитам и передали это в Центральный банк. Центральный банк согласился с нашими выводами и по ряду наших докладов направляет персональные такие проверки в те банки, которые не хотят решать эти вопросы мирным путём.
Мы также выявили ряд проблем правового характера, собственно говоря, по которым хотелось бы к Вам обратиться. Мы подготовили доклад, который, наверное, Михаил Александрович передал уже. В частности, речь идёт о том, что у нас возник так называемый налог на прощённые долги. Но дело в том, что при определении налоговой базы, когда учитывается доход налогоплательщика, то в него включаются те денежные суммы, которые прощает банк, например, если договаривается о реструктуризации валютного займа. И получается, что банк вроде идёт навстречу, но гражданин должен уплатить сумму в размере 13 процентов в части налога на доход, которого, как вы понимаете, физически он не получил. Понятно, что как заёмщик, который оказался в сложной жизненной ситуации, не в состоянии выполнить свои финансовые обязательства и тем более не в состоянии заплатить налог, и он оказывается в ещё более сложной ситуации. Поэтому хотелось бы попросить Вас дать поручение Правительству, и Министерство финансов готово пойти навстречу, но оно ждёт соответствующего поручения, чтобы мы поработали в этом смысле по прощённым долгам, чтобы с них не уплачивать налог на доходы.
Мы также обращаемся к Вам с тем, что нужно всё‑таки уточнить 373‑е постановление Правительства, чтобы оно наконец заработало, и те средства, которые выделены в бюджете, не лежали мёртвым грузом, когда люди находятся под угрозой выселения из единственного жилья.
Мы, конечно же, продолжим нашу активную работу. Я абсолютно уверена в том, что мы найдём взаимопонимание. Естественно, сейчас нам необходимо более плотно поработать с судейским сообществом, потому что в основном банки выходят сейчас в суды, для того чтобы как раз изымать то жильё, под которое были выданы ипотечные кредиты. И я надеюсь, что вместе с Верховным Судом мы подготовим некие рекомендации по тому, как типовым образом рассматривать такого рода вопросы.
Владимир Владимирович, спасибо Вам огромное за внимание к этому вопросу, потому что именно благодаря Вашему поручению эта проблема сдвинулась с мёртвой точки. И огромное количество семей надеются на решение этой проблемы.
Спасибо.
В.Путин: Правительство объясняет, что многократно обращалось к гражданам с просьбой не брать ипотечные кредиты в валюте, потому что для тех, кто получает заработную плату в рублях, всегда меньше рисков брать кредиты вообще, ипотечные в том числе, именно в рублях. Потому что от колебаний валютных курсов никто не застрахован, и когда люди берут, они берут риски на себя. Это первое.
Второе. И цена на нефть колеблется, и, соответственно, стоимость рубля колеблется. Сейчас мы вырабатываем программы, а если рубль будет укрепляться, тогда что делать? Поэтому проблема не такая простая, но точно совершенно людям надо помогать, Вы здесь абсолютно правы. Это касается особенно единственного жилья, надо посмотреть внимательным образом, не допускать каких‑то диких случаев, конечно, принять решение по урегулированию этой ситуации. Это первое.
Второе. Думаю, что правильным является Ваше предложение по поводу прощённых долгов и налогообложения на эти мифические суммы.
Пометьте обязательно, если там бумага есть, то мы отреагируем. Если её нет, она должна появиться, ладно?
Спасибо большое.
М.Федотов: Мара Фёдоровна Полякова. Приготовиться Костанову.
Я напоминаю, коллеги, три минуты.
М.Полякова: Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Я представляю Комиссию по прецедентным делам. К нам стекается вся, к сожалению, негативная российская практика. Мы анализируем эту практику, выявляем наиболее важные на данный момент прецеденты, и здесь я вынуждена буду вернуться к проблемам НКО, к проблемам иностранных агентов, поскольку сейчас это оказалось очень актуальным. Я буду говорить об этом, хотя это уже обсуждалось сегодня, потому что, мне кажется, есть проблемы, которые без Вас, Владимир Владимирович, видимо, решить не представляется возможным, даже при изменении законодательства.
Малоимущие люди, люди наименее социально защищённые, как правило, лишены возможности обращаться к адвокатам. Это наркобароны могут, а многие не имеют такой возможности. Отчаявшись получить защиту от государства, помощь от государства, идут к правозащитникам. Но правозащитникам, чтобы оказывать этим людям реальное содействие, необходимо вступать в диалог с государством. Как утверждает член нашего Совета, известнейший специалист в реализации судебной реформы Сергей Пашин, правовое государство не вырождается, пока ведёт диалог с гражданским обществом, получает от его представителей обратную связь.
В 2001 году, Владимир Владимирович, с Вашей помощью был фактически осуществлён прорыв в вопросах взаимодействия власти и правозащитного сообщества, были созданы переговорные площадки, и появилась возможность цивилизованно разрешать проблемы, обсуждать конфликты. Потому что если нет цивилизованных площадок, то, кроме как площади, у правозащитника места не остаётся, а он относится к людям, которые с повышенным чувством справедливости, которые очень хотят помочь тем, кому не могут помочь адвокаты.
Но то, что происходит сейчас, судя по той практике, которой мы располагаем, с реализацией закона об агентах уничтожается и разрушается это партнёрство, социальное партнёрство. Проведённые проверки и органами прокуратуры, и налоговыми органами, и органами управления юстиции показали, что фактически все организации, которые причислены сегодня к агентам, не работали против России, все они работали в интересах России, в интересах российских граждан. То есть их деятельность, несмотря на иностранное финансирование, никакого вреда не причиняла.
В то же время, особенно это ощутимо на местах, разрушен именно диалог. Сейчас нас шокировал конкретный пример, который произошёл, – нас, это я имею в виду правозащитное сообщество, – в Нижнем Новгороде, где официально федеральный инспектор вместе с начальником управления юстиции проводит совещание, где запрещает фактически оказывать не только содействие, но даже предоставлять помещение для каких бы то ни было мероприятий. Мне известно, что закрываются, ликвидируются совершенно замечательные организации, которые действовали именно в интересах России, тот же «Комитет против пыток», организации, представители которых входят в состав Совета, которые, кроме как тем, что занимались помощью людям, не занимались ничем. А поскольку занимались они работой в интересах России, то использовали какие‑то предлоги иногда просто смешные, как правило, надуманные, которые на самом деле к политической деятельности не имели никакого отношения.
Скажем, очень смешно звучит деятельность по распространению положительного опыта прокуратуры, что она осуществляется в интересах иностранных источников. Это прямо записано в официальных документах. Или что деятельность представителя общественно-наблюдательной комиссии, который одновременно является членом организации, которая его туда не рекомендовала, поскольку там другой принцип формирования… Тем не менее это записывается как политическая деятельность. Существование этой проблемы вызвано тем, что на местах органы власти пытаются как‑то, во‑первых, угодить, а во‑вторых, конечно же, правозащитники – это люди, которые вынуждены, вступая с ними в диалог, указывать на недостатки. И конечно же, такие правозащитники для них – как прыщ на причинном месте. И эта ситуация на местах, когда прекращается диалог, когда прекращается взаимодействие, а оно неизбежно прекращается, потому что, скажем, как может обратиться правозащитник в суд с какой‑то жалобой или с другим документом, указывая вверху, что он иностранный агент…
Как работник прокуратуры в прошлом, я знаю, что сейчас и в прокуратуре, конечно, это делается не на официальном уровне, и судейским работникам вступать в диалог с агентами вряд ли пройдёт безнаказанно. Эта проблема, и, мне кажется, не только на уровне закона, но и на уровне Вас как руководителя предполагает Ваше подключение, Вашу помощь в решении этой проблемы не только на уровне изменений в законодательстве.
Спасибо.
В.Путин: Спасибо.
Я уже свою позицию по этому вопросу сформулировал. Согласен с Вами в том, что нам нужно совершенствовать юридическую технику, и точно совершенно нужно добиться единообразного понимания понятий, которыми мы пользуемся, в том числе и политическая деятельность.
Коллеги уважаемые!
У меня, к сожалению, график поджимает, у меня протокольные встречи, поэтому давайте в завершение кто‑то выскажется, и мы на этом сегодняшнюю нашу работу завершим.
Михаил Александрович скомандует.
М.Федотов: Костанов Юрий Артёмович
Ю.Костанов: Я, во‑первых, не могу не поддержать Тамару Георгиевну Морщакову, потому что действительно нельзя допустить, во‑первых, коммерциализации защиты, особенно по уголовным делам. Защита – это не место, где нужно вводить рыночные отношения. Мы не торгуем правосудием, мы защищаем людей, которые обвинены в совершении преступлений, мы должны добиться того, все мы должны добиться того, чтобы невиновные никогда не были осуждены. К сожалению, этого сегодня нет. Поэтому распространять чисто рыночные отношения тут нельзя. Повторяю, мы не должны торговать правосудием. Это первое.
Второе. Совершенно обоснована постановка вопроса об ответственности за воспрепятствование законной деятельности адвокатов. Буквально вчера в «Московском комсомольце» опубликована изрядного размера заметка о том, что по уголовному делу по обвинению экс-президента Коми и всей компании вокруг него, они арестованы, не допускают вообще адвокатов к ним. Адвокатов, у которых есть соглашение на защиту этих людей. Я ни в коей мере не хочу ничего хорошего сказать об этих арестантах, я не знаю их лично. Ничего плохого тоже не могу сказать, они ещё не признаны преступниками, и если им сейчас грозит тяжелейшее наказание в связи с тяжестью преступления, то должны быть совершенно чёткие гарантии того, что здесь не будет судебной ошибки. Без нормальной защиты добиться этого невозможно. Тем не менее не допускают к ним. В следственный изолятор их не пускают без разрешения следователя, следователь отказывает им в разрешении, говорит, что у них есть адвокаты по назначению. Это неверно, противоречит конституционным принципам. На эту тему были высказывания Конституционного Суда. Никаких разрешений от следователя адвокат не должен никуда предъявлять.
Конституционный Суд совершенно чётко высказался на эту тему. Я сам туда ходил с соответствующей жалобой, Конституционный Суд меня поддержал. После этого Верховный Суд высказался точно так же: никаких разрешений ни от следователя, ни от суда. Единственный, кто меня должен допускать в процесс на защиту, – сам обвиняемый, он сам. Это и международная норма, и нашей Конституции. Он сам выбирает себе защитника. И если следователи ему навязывают кого‑то, кого они нашли, то это, конечно, плохо. Практика показывает, что защита по назначению слишком часто оказывается слабой защитой, а то и вообще какой‑то антизащитой. Это нехорошо.
Мы, адвокаты, с этим боремся. Если мы обнаруживаем такую ситуацию, что адвокат фактически начинает подыгрывать следователю, мы стараемся избавиться от этих людей из адвокатского сообщества. Но такое существует, и не всегда это становится известным, не всегда удаётся от этих людей избавиться. Нужно, видимо, соблюдать закон, и не более того. По закону я обязан предъявить на входе в изолятор удостоверение и ордер. Так по закону. И написано, что запрещено требовать ещё какие‑либо документы. Нет, меня не пускают, мне говорят: дай разрешение от следователя. Но ведь в Конституции написано, что каждый задержанный, обвиняемый имеет право пользоваться помощью защитника с момента задержания. Не с того момента, когда я разыщу следователя, – он, может, пошёл обедать. Я не должен ходить по столовым, по гостиницам, я не знаю, ещё куда, я не должен искать следователя. Момент моего появления не должен зависеть от следователя, от суда, от кого угодно ещё, тем более когда следователь начинает возражать и говорить: я не хочу этого адвоката. Понятно, им нужны слабые адвокаты, им нужны защитники, которые не защищают, не сопротивляются следователю.
То же самое можно сказать и о судах. Я неоднократно слышал от судей обвинения в том, что я подвергаю сомнению доказательства обвинения. Ну помилуйте, меня в суд для того и зовут, чтобы я проверил обвинение с точки зрения в том числе добросовестности, доброкачественности обвинительных доказательств. Мне говорят: нет. Вышестоящие суды поддерживают своих коллег снизу. Это плохо. Конечно, нужно восстановить, что ли. Есть решение Конституционного Суда, есть решение Верховного Суда – почему они не исполняются?
Первые несколько лет органы исполнения наказаний выполняли нормы закона, а потом нам стали заявлять: в УПК написано о допуске адвоката, хотя Конституционный Суд высказался в том смысле, что этот термин не имеет разрешительного значения, что он говорит только о моменте вступления адвоката в дело. Непреложная норма, подтверждённая Конституционным Судом. А мне опять начинают, несколько лет прошло, они опять начали не пускать никого, даже по прецедентным делам, вроде дела Гайзера и компании. Это безобразие. У меня есть вот такая папка переписки с Минюстом на эту тему. Но ведь там выше директора Федеральной службы исполнения наказаний дойти невозможно. Если раньше, при прежних министрах, мне удавалось получить ответы от Министра юстиции, то сегодня это невозможно. Вот директор, я на него жалуюсь, он мне отвечает сам, я жалуюсь на то, что у них нет порядка в этой системе, что адвокатов не пускают. Он мне отвечает, что это всё правильно, всё законно. Это же его ведомство, почему же он защищает своих так оголтело? Он должен там навести порядок. Это первое, что я хотел сказать.
Второй момент. Адвокатам вообще не везёт. В России достаточно давно, 100 лет назад, было сказано, что адвокаты – это пасынки правосудия. Сегодня ситуация, конечно же, фактически не изменилась. Слишком часто наши права нарушаются, но ведь это не наши права, это на самом деле права тех, кого мы защищаем. По таким вольным оценкам невозможно, конечно, подсчитать точно значительное количество осуждённых, в том числе находящихся в местах лишения свободы, не должны вообще ни за что отвечать, поскольку невиновны либо по крайней мере отвечать по более мягким наказаниям. Это, кстати, мнение не только адвокатского сообщества. Таким образом высказываются даже сотрудники системы исполнения наказаний. Уж кто лучше них знает, что за люди там сидят, они занимаются этими людьми. Сегодня, к сожалению, мы вынуждены признать: полтораста лет назад произнесённые слова о том, что в судах полно неправды чёрной, к сожалению, сегодня тоже могут быть применимы к нашим судам.
Сложно очень добиться улучшения положения. Как показала практика, глобальные меры, которые принимаются, судебная реформа тормозится всё время, буксует. Видимо, здесь нужно искать какие‑то болевые точки, может быть, не на таком высоком уровне, как реформа системы правосудия в целом. Например, для того чтобы какие‑то найти гарантии для соблюдения закона в судебных заседаниях, существует протокол судебного заседания. Казалось, мелочь: нужно, чтобы протокол соответствовал тому, что говорится в зале. На самом деле очень часто протоколы судебного заседания фальсифицируются, в них пишут не то, что говорилось людьми, свидетелей не пускают, для того чтобы они проверили, как записали их показания. Есть замечания о протоколах, но эти замечания – это как фиговый листок на мощном теле беззакония, потому что рассматривает замечания единолично без участия сторон тот самый судья, который этот протокол подписал, то есть жалобу на самого себя рассматривает. Давно придумано, как преодолеть это безобразие.
М.Федотов: Юрий Артёмович, но если давно придумано, то, может быть, уже остановимся?
Ю.Костанов: Полтора слова. Мы предлагаем вести аудиозапись, это тормозится, никто не хочет рассматривать это. Вместо этого Минюст предложил два законопроекта о введении обязательной видеозаписи через 3–4 года, с 2018 и 2019 годов. Тогда как аудиоаппаратура сейчас существует в судах, и чтобы её ввести в действие, необходимо три слова добавить в УПК, написать, что это обязательно. Сейчас это право суда, и они всегда отказывают защите в ведении аудиозаписи, потому что это сорвёт им все возможности фальсификации протокола. Вот что я обязан был сказать сегодня.
Спасибо за внимание.
А.Бабушкин: Владимир Владимирович, если можно, дайте мне одну минуту, чтобы я стал самым лаконично выступающим сегодня.
В.Путин: Сейчас, одну секундочку. У меня просто протокольное мероприятие.
Юрий Артёмович, по поводу доступа адвокатов к исполнению своих служебных обязанностей, так скажем, я даже затрудняюсь что‑то ответить. Я впервые слышу, что есть такие проблемы. Дайте мне тогда Ваши наблюдения, Ваши замечания. Генеральная прокуратура должна заняться этим впрямую, это её обязанность – обеспечить права граждан. И если нужны какие‑то дополнительные решения на уровне Верховного Суда, других инстанций, нужны какие‑то дополнения в закон, давайте мы это сделаем. Я с Вами согласен, конечно. И тогда, наверное, меньше будет судебных ошибок, связанных с тем, что невиновные люди осуждаются к лишению свободы либо санкции слишком большие и неоправданные. Давайте Ваши предложения, наблюдения и анализ реальной текущей ситуации судебной практики.
Пожалуйста.
А.Бабушкин: Спасибо. Я буквально одну минуту.
Владимир Владимирович, про Витишко, о котором упоминала Элла Александровна. Его не только незаконно осудили, его и незаконно условно-досрочно не освобождают. И виновен в этом ФСИН. Хотя Витишко честно работает, принял участие в конкурсе «Калина красная», всю свою зарплату перечисляет детскому дому для инвалидов. Ему объявили восемь взысканий – за что? За то, что он с жалобой обратился к Памфиловой, и ни одного поощрения. То есть искусственно создаётся нарушитель. Это проблема ФСИН. Это проблема не Витишко. Я бы Вас очень просил дать ФСИНу поручения проанализировать имеющуюся там дисциплинарную практику.
Второй момент. Сейчас в городе Геленджик по адресу улица Репина, 11, пытаются разрушить дом, который является единственным жильём для 11 семей. В чём они виноваты? В том, что им продали квартиры на участке, который был предназначен для индивидуального строительства, а не малоэтажного. Истцом является прокуратура. Мы видим, что здесь прокуратура себя ведёт как слон в посудной лавке. Сегодня десятки тысяч людей, попавших в такую же ситуацию, уже стали бездомными, уже оказались на улице. И мы очень Вас просим, чтобы Вы дали поручение нашему Совету совместно с Минстроем, совместно с прокуратурой разобраться в этой ситуации. А по этим 11 семьям мы очень просим помочь. На вторник назначен снос дома.
Ещё одна проблема – это проблема осуждения бывшего мэра Махачкалы Амирова. У меня к нему разное было отношение, но, когда я разобрался в приговоре, я увидел, что там были следы пыток. Это были документы, и борьба с пытками была произведена судом и прокуратурой очень интересно. Они взяли медицинское заключение и все указания на применение пыток током в отношении 10 человек просто замазали штрихом. Все доказательства его невиновности почему‑то в приговоре превратились в доказательства виновности, и мы очень просим, чтобы Вы здесь обратились к Генеральному прокурору, чтобы они проверили этот приговор, по крайней мере в рамках предстоящей апелляции.
И самый последний момент. Тамара Георгиевна очень правильно говорила о правах адвокатов. Но я бы Вас просил, Владимир Владимирович, чтобы в ходе реформирования адвокатуры из нашего УПК не выпал имеющийся институт защитника, не адвоката. Он помогает адвокату, он делает адвоката более независимым, более самостоятельным перед давлением, и был бы восстановлен очень важный, с моей точки зрения, для эффективного правосудия похожий, но не идентичный ему, институт общественного защитника, которого с согласия обвиняемого выдвигала общественная организация. Мне это представляется очень важным.
Спасибо огромное.
В.Путин: Да, я согласен тоже, это не помешает, восстановить этот институт. Согласен. Первое.
Второе. По поводу Амирова. Дам поручение Генеральной прокуратуре, чтобы проверили, хотя обвинение, вы знаете, очень серьёзное. Это второе.
Третье. По поводу вот этого гражданина Витишко. Мне уже Михаил Александрович дал информацию, я записал. Проверим дополнительно, и тоже попрошу Юрия Яковлевича проверить с позиции Генпрокуратуры. Если есть нарушения, то сделаем всё для того, чтобы они были устранены.
Реплика: И сносимые дома.
В.Путин: Да, что по поводу домов. К сожалению, в таких местах, в которых земля представляет значительную ценность, очень много нарушений по выделению земельных участков, вы понимаете, очень много, и используются всякие лазейки недобросовестными людьми, а потом граждане от этого страдают. Конечно, так же, как и в случае с теми, кто брал ипотечные кредиты в валюте, нужно подходить в каждом случае бережно в отношении людей, которых затрагивает это. Они не виноваты в том, что кто‑то сжульничал при распределении этой земли, и органы власти, конечно, к людям должны относиться бережно, я с Вами согласен. Посмотрим, что там реально можно сделать и чем людям помочь.
Вас всех хочу поблагодарить за работу, которая была проделана в течение этого года. Повторяю ещё раз, с Михаилом Александровичем мы говорили по всем направлениям, которыми вы занимаетесь. Занимаетесь не потому, что мы здесь собираемся, в Кремле, и время от времени с вами встречаемся, а занимаетесь, потому что так совесть подсказывает, по велению сердца. И я хочу, выражая слова благодарности, пожелать вам успехов.
Спасибо большое.
