В.Путин: Я очень рад приветствовать здесь представителей прессы – и российской, и немецкой. Мы собрались с вами в преддверии заметного события в двусторонних российско-германских отношениях – это пятая встреча руководителей двух государств, а также ведущих министерств и ведомств Германии и России. Такая форма работы оказалась весьма продуктивной, поскольку дает возможность ключевым министрам кабинетов обеих стран подвести итоги совместной работы за год и наметить перспективы на предстоящий год.
Поскольку Германия для нас является одним из ведущих партнеров в мире и первым партнером в Европе, что видно хотя бы по объему товарооборота, я думаю, что и для Германии Россия является важным партнером. Достаточно посмотреть на энергетический баланс Германии: сколько в процентном отношении энергоносителей поступает из России. Но есть и много других областей сотрудничества, и не в последнюю очередь это проблемы безопасности в мире, на европейском континенте.
Все это вместе составляет основу того, о чем мы будем вести беседу в Веймаре. И я очень рассчитываю на то, что эта встреча, так же как и предыдущая, послужит хорошим толчком для развития двусторонних отношений между Россией и Германией и создаст благоприятный климат для сотрудничества в Европе в целом.
Это то, что я хотел бы сказать вначале. Готов ответить на ваши вопросы.
Вопрос: Господин Президент, создается впечатление, что двусторонние отношения развиваются хорошо. В то же время о многих проблемных вопросах вслух говорится не так громко, как раньше. К примеру, такая тема, как старые долги, – с санкт-петербургской встречи нет никакого реального развития; потом есть проблема трофейного искусства; кроме того, создается впечатление, что германская общественность озабочена также проблемой свободы СМИ в России.
Можете ли Вы обрисовать Ваше отношение к этим вопросам?
В.Путин: Что касается долгов, то Вы нашу позицию знаете, я неоднократно ее уже заявлял. Но дело даже не в заявлениях, а в тех конкретных действиях и в той политике, которую проводит российское Правительство. Мы обслуживаем все долги бывшего Советского Союза и российские долги, накопленные за последнее десятилетие. Более того, в отношениях с Международным валютным фондом мы даже выплачиваем эти долги в ускоренном порядке, гасим досрочно. И никаких проблем я здесь не вижу.
Для нас определенный вопрос, конечно, есть в 2003 году в связи с тем, что 2003 год – это пик платежей. Но мы выстраиваем бюджет таким образом, что, несмотря на это, мы уверены – сможем справиться с этой проблемой, исходя из всех, в том числе и весьма пессимистичных, сценариев возможного развития мировой экономики. Это первая часть.
Теперь есть вопрос о долгах Советского Союза бывшей ГДР. Мы находимся в состоянии интенсивных консультаций с нашими немецкими коллегами. И в целом у меня есть основание полагать, что в ходе наших встреч и переговоров в Веймаре мы будем вполне в состоянии закрыть окончательно этот вопрос. Останется проблема чисто технического характера – положить возможное достижение этих договоренностей на бумагу. Но, повторяю и подчеркиваю, принципиально у нас есть все шансы договориться об этом в Веймаре.
Второй вопрос. Насколько это чувствительная тема и для Германии, и для России, объяснять не нужно. Повторю, она очень чувствительная не только для Германии, но и для России, я хочу это подчеркнуть, и не только потому, что жив тезис о нанесении большого урона российской культуре и искусству во времена Второй мировой войны, а еще и потому, что часть произведений искусства, вывезенных из России, находится на Западе, но, как говорят, в частных коллекциях, и поэтому государства не могут повлиять на их судьбу. А у нас значительная часть этого культурного потенциала, оказавшегося после Второй мировой войны, находится в распоряжении государства, и государство может им распорядиться.
Я думаю, что это та тема, которая требует ответственного подхода, терпения и доброжелательного отношения друг к другу. Такая обстановка руководством Германии и руководством России создается. Достаточно сказать, что мы со своей стороны передаем отдельные произведения искусства – и Вы об этом знаете – германской стороне и намерены продолжить эту практику. Немецкая сторона, в свою очередь, оказывает содействие России в восстановлении некоторых утраченных произведений искусства. В частности, при прямой немецкой поддержке осуществляется воссоздание Янтарной комнаты в Пушкине под Петербургом. Но и не только это. Немецкие коллеги помогают нам в восстановлении других объектов культуры, утраченных произведений искусства.
Я думаю, что все это в конечном итоге позволит убедить общественность как в России, так и в Германии, убедить парламент, в том числе и в России, в необходимости продолжения политики подобного рода, в создании условий для того, чтобы люди и в России, и в Германии, и вообще во всей Европе, в мире имели хотя бы доступ к этим произведениям искусства, могли бы видеть, знать их, наслаждаться ими.
Канцлер Шредер постоянно в наших двусторонних переговорах уделяет этому очень большое внимание. И я понимаю это.
Теперь что касается прессы. Вы знаете, я абсолютно убежден в том, что не может быть никакой демократической России без свободной прессы. Но и свободная пресса, и сами демократические институты находятся у нас в процессе становления.
Если понимать под свободой прессы свободу отдельных так называемых олигархов покупать журналистов и диктовать им свою волю, причем в своих групповых интересах, и защищать этот путь олигархического развития России, который навязывался стране на протяжении последнего десятилетия, – если понимать под этим свободу прессы, то да, она под угрозой. Я не считаю, что мы должны позволять отдельным лицам развивать стратегию страны так, как им хочется, набивая карманы деньгами, полученными незаконным путем.
А если понимать под свободой прессы возможность журналистов, творческих коллективов открыто, свободно и безбоязненно излагать свою точку зрения по основным проблемам развития государства и общества, подвергать критике действия властей, добиваться от властей соответствующей реакции, то абсолютно уверен, что такое состояние в России будет достигнуто. Оно уже в значительной степени внедрено и будет дальше внедряться, и в этом направлении государство будет действовать настойчиво.
В этой связи самым важным, на мой взгляд, является создание условий для экономической свободы прессы, ее экономической независимости и самостоятельности. И в этом отношении, должен сказать, мы действуем последовательно, создавая необходимые условия для жизнедеятельности этой важной составляющей сегодняшней России, и дальше будем действовать таким же образом. Средства массовой информации не должны зависеть напрямую, повторяю, от денежных мешков, а должны иметь возможность развиваться на собственной базе, и только в этом случае можно рассчитывать на их настоящую, подлинную, а не мнимую независимость.
Вопрос: В Веймаре будет продолжение «петербургского диалога», диалога гражданских обществ. От немецких участников этого диалога в последние недели слышалась критика, что из России приезжают только функционеры и парламентарии – их присылают, – но очень мало представителей гражданских инициатив.
В.Путин: Я согласен с тем, что там, конечно же, должны быть представители гражданского общества. Если честно сказать, я не знаком так уж подробно со списком участников с российской стороны, но нет оснований не доверять нашим немецким коллегам, которые указывают на эту проблему. Допускаю, что так оно и есть. А если так и есть, то я согласен с этой критикой.
Но – я не знаю, известно Вам или нет, – с российской стороны российским сопредседателем согласился быть бывший Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев. Он человек опытный. И я очень рассчитываю на то, что он сможет соответствующим образом эту работу выстроить.
Я бы самым наилучшим образом подтвердил опасения и критику наших немецких друзей, если бы тут же, отвечая на Ваш вопрос, сказал, что с этого дня будет так‑то и так‑то. Думаю, что я, как глава государства, не должен вмешиваться в деятельность этой общественной инициативы. Я придаю работе этого форума важное значение и очень рассчитываю на то, что она будет эффективной. Потому что только в прямом диалоге между представителями общественности можно создавать условия для позитивной работы и в сфере экономики, и в сфере культурных обменов, и по всем другим направлениям, во всех других, в том числе и гуманитарных, областях. Я думаю, что это очень важно. Мы не собираемся вмешиваться в эту работу, но, если потребуется поддержка с нашей стороны, мы, конечно, готовы ее оказать в любом виде.
Вопрос: Недавно США заявили о разработке своей новой ядерной стратегии. Они, кажется, снова имеют ядерные цели в России. Насколько Вас беспокоит подобная линия американской внешней политики? Будете ли Вы обсуждать это в ходе Вашей следующей встречи с американским Президентом Джорджем Бушем в конце мая в Москве и какую роль эти проблемы будут играть на переговорах с господином Шредером в Веймаре?
В.Путин: Мне кажется, пока нельзя говорить о новой ядерной стратегии США, поскольку пока, к счастью, это лишь отдельные высказывания не первых лиц в Соединенных Штатах.
Должен, однако, откровенно сказать, что эти высказывания нас беспокоят. И вот почему. Соединенные Штаты соблюдают условия Договора о всеобщем запрещении испытаний ядерного оружия, но не ратифицировали этот Договор. Значит, потенциально сохраняется возможность возобновления испытаний ядерного оружия. Вы знаете нашу позицию по выходу США из Договора по противоракетной обороне. Договор предусматривает возможность одностороннего выхода. И в этом плане наши американские партнеры поступили корректно. Они, в соответствии с условиями Договора, предупредили нас заранее, как и положено, о своем выходе. Юридически все сделано безупречно. Можно, наверное, согласиться и с определенными аргументами американской стороны. Но в целом наша позиция заключается в том, что этот шаг ошибочен с точки зрения строительства институтов безопасности в мире и в Европе.
То, о чем Вы сейчас сказали, нас не может не беспокоить вот почему. Мы слышим отдельные заявления о возможности использования ядерного оружия со стороны Соединенных Штатов, в том числе в отношении неядерных государств. Это первое.
И второе. Мы слышим заявления и предложения о разработке ядерных зарядов малой мощности и возможности их использования в региональных конфликтах. Это до очень низкой планки, до опасной черты понижает порог возможного применения ядерного оружия. Может измениться сам подход к этой проблеме, и вот тогда можно будет говорить об изменении стратегии. В этом случае ядерное оружие из оружия ядерного сдерживания опускается на уровень оружия оперативного применения, и, на мой взгляд, это очень опасно.
Вместе с тем мы видим и позитивные сигналы со стороны наших американских партнеров. Готовность Соединенных Штатов увязать вопросы наступательных и оборонительных вооружений мы оцениваем высоко, считаем, что это правильно. Мы приветствуем готовность США сократить стратегические наступательные вооружения до 1700–2200 боеголовок. И сейчас активно работаем с нашими партнерами в рамках подготовки визита Президента Соединенных Штатов Буша в Россию над выработкой и возможным подписанием нового документа о стратегической стабильности. Мне представляется, что это будет очень важный документ, который может составить основу будущей стратегической стабильности в мире. И в этом смысле, без всякого преувеличения, визит Президента Буша в Москву может носить по‑настоящему исторический характер.
Мы сейчас констатируем, что наблюдаются позитивные сдвиги в отношении документального, договорного оформления наших договоренностей и в разоруженческой сфере, и в сфере контроля за ядерными вооружениями. Американские партнеры в этом смысле идут навстречу, и мы добиваемся в ходе переговорного процесса определенных компромиссов. Посмотрим, к чему это приведет к моменту визита Президента Буша в Россию. Я очень надеюсь на то, что договоренности будут достигнуты и юридически закреплены.
Вопрос: Вы говорили о стратегических опасностях и об актуальных стратегических задачах. Что Вы можете сказать в этой связи по поводу критики, которая слышна в европейском и мировом общественном мнении в отношении российской политики в Чечне, в первую очередь что касается претензий в отношении того, что Россия допускает там нарушения прав человека?
В.Путин: Моя позиция заключается в том, что никогда нельзя отмахиваться от критики. Всегда можно и нужно искать элементы в этой критике, которые помогут скорректировать собственные действия, собственную позицию и политику. Поэтому мы с уважением относимся ко всем нашим партнерам, которые высказывают озабоченность в связи с теми или иными действиями России, в том числе и на Кавказе.
Если мы хотим жить в едином европейском доме, то должны уважать мнение друг друга.
Должен Вам сказать, что за последнее время очень многое сделано с точки зрения налаживания нормального юридического процесса на территории Чечни. Там создана судебная система, которой раньше не было вообще – там были только шариатские суды и расстрелы на площадях. Я думаю, что Вы это не забыли. Я хочу напомнить и об обезглавливании там людей, в том числе иностранных граждан. Не хотелось бы, чтобы западная общественность забывала про это.
Но для того, чтобы создать нормальные условия функционирования цивилизованной правовой системы, ее сначала нужно создать. Повторяю, сформирована судебная система, заработала прокуратура и, соответственно, адвокатура. Свыше 20 человек из числа военнослужащих российских силовых структур привлечены к уголовной ответственности за совершенные ими правонарушения. Создана система юстиции в целом.
Это, конечно, не значит, что не может быть каких‑то нарушений, и здесь, конечно, контроль со стороны общественных организаций, в том числе международных, крайне важен. Россия совсем не заинтересована в том, чтобы что‑то скрывать или покрывать людей, которые совершают правонарушения. Мы абсолютно открыты. В Чечне работает столько международных наблюдателей и из такого количества международных организаций, которых, наверное, ни одна конфликтная и такая взрывоопасная точка планеты не знала. Постоянно, практически каждую неделю, на территории Чечни находятся представители каких‑либо международных организаций: ОБСЕ, Совета Европы, ООН, Красного Креста.
Мы абсолютно открыты перед прессой, в том числе и перед международной. Ваши коллеги имеют возможность в любое время быть в Чечне, свободно передвигаться, имея в виду, конечно, проблемы безопасности, встречаться с кем они хотят, разговаривать с кем хотят, получать информацию и распространять ее.
Мы должны понимать, что мы имеем дело с террористами, а там, в Чечне, – я уже говорил об этом – проблема сепаратизма и проблема терроризма переплелись практически в один клубок, их отделить уже невозможно. Люди получают деньги из тех же финансовых центров, которые снабжают «Аль-Каиду», боевики готовятся в одних и тех же центрах подготовки, перебрасываются к нам, на территорию Кавказа. Это такой бандитский, террористический интернационал. Он до сих пор существует и, к сожалению, функционирует.
Конечно, возможны издержки. Я сейчас не говорю о тех людях, которые совершают правонарушения – это отдельная тема, требует отдельной реакции, – но возможны и издержки, и жертвы. Возьмите бомбардировки в Афганистане. Там что, не было разве жертв среди мирного населения? Это вынужденная мера, и виноваты в этом не американцы. Винить нужно террористов, которые оккупировали Афганистан и подставили гражданское население этой страны под удар. Они, по сути, прикрываются гражданским населением как живым щитом, то же самое, как делают террористы, захватившие самолет либо другое транспортное средство. Аналогичная ситуация у нас в Чечне, абсолютно такая же.
Поэтому, с уважением относясь к критике, прислушиваясь к ней и внося коррективы в свои собственные действия, мы при этом – хочу, чтобы это было ясно и понятно, – будем продолжать борьбу с терроризмом, в том числе в Чечне. Бандитов с оружием в руках, которые не желают сдаваться, будем уничтожать, параллельно будем налаживать мирную жизнь, вовлекать в нее мирное население, создавать социальные, правовые условия для нормальной жизни чеченского народа, помогая ему реабилитироваться, выйти из того замкнутого круга насилия, в котором этот регион находился в течение десяти лет.
Я уверен, что если мы будем действовать настойчиво и последовательно, опираясь в том числе и на международную поддержку, то мы эти проблемы решим. Здесь не менее важна международная консолидация и поддержка, чем в других регионах, где сталкиваются с проблемами террора. Повторяю, именно потому, что финансовая подпитка идет из одних и тех же центров, оружие идет оттуда же, боевики там же готовятся и так далее. Россия в одиночку этих проблем эффективно не решит. Мы это понимаем, и именно этим и продиктована наша активная позиция в рамках антитеррористической коалиции, потому что ни одна, даже самая крупная держава мира не в состоянии решить эту проблему в одиночку.
Хочу еще раз подчеркнуть, что мы рассчитываем на такое же отношение международного сообщества к нам, когда мы боремся с террором, какое мы проявляем, оказывая содействие международной коалиции в борьбе с терроризмом там, где столкнулись с ним другие страны.
Вопрос: Господин Президент, с момента Вашего прихода к власти Вы проводите политику, которая нацелена на сближение России с Западом, особенно после 11 сентября. Складывается впечатление, что многие из Ваших соотечественников не вполне могут поспеть за заданным Вами темпом. Чувствуете ли Вы определенное сопротивление против этого внешнеполитического курса и не могло бы, например, нападение на Ирак стать препятствием для продолжения такой политики?
В.Путин: Вы знаете, мне часто задают подобные вопросы. Спрашивают, не будет ли так, как во времена Горбачева? Он тоже пытался наладить отношения с Западом, а население это не восприняло, и он столкнулся с большими проблемами.
Аналогии, конечно, возможны, но в данном случае неуместны. В отличие от прежних времен Россия сегодня сотрудничает с Западом не потому, что хочет понравиться или что‑то получить взамен за свою позицию. Мы не стоим с протянутой рукой и ни у кого за это ничего не просим. Я провожу эту политику только потому, что считаю, что это полностью соответствует национальным интересам России, а не для того, чтобы кому‑то понравиться.
Естественно, это не может, наверное, встречать всеобщего, стопроцентного одобрения, но я и не ставлю перед собой такой цели.
Есть люди, которые, чего ни делай, все время будут критиковать. Ну и на здоровье. В общем и целом это тоже неплохо. Повторяю, к критике можно относиться потребительски. Можно посмотреть, может быть, то, что критикуют, действительно как‑то нужно и подправить.
Но понимание того, что эта политика соответствует национальным интересам нашей страны, есть у подавляющего большинства населения, потому что основными нашими задачами сегодня является обеспечение темпов экономического роста и поднятие жизненного уровня населения. Это невозможно сделать, не обеспечив благоприятную внешнеполитическую атмосферу вокруг России. Вот в этом направлении мы и действуем. И, повторяю – я просто вижу это, – такая политика пользуется поддержкой подавляющего большинства населения.
Но если говорить о политиках, о военных, то и среди них подавляющее большинство специалистов высокого уровня тоже это прекрасно понимают. Мне часто говорят: а военные могут быть недовольны. Ничего подобного. Военные как раз лучше других это чувствуют. Лучше чувствуют, понимают, и с ними как раз легче разговаривать. Скажу Вам больше: основные свои шаги, перед тем как что‑то предпринять, я сопоставляю с тем, что говорят и что думают и российские дипломаты, и российские политики, и российские военные. Так что сближение с Западом – это не политика Путина, это политика России.
Теперь что касается Ирака. Вы знаете нашу последовательную позицию по борьбе с террором и по поддержке антитеррористической коалиции. Я убежден в том, что мы и дальше, если хотим побороть терроризм, должны действовать сообща. И в этой связи хочу отметить, что любые односторонние действия, от кого бы они ни исходили и против кого бы ни были направлены, на мой взгляд, являются контрпродуктивными.
Это касается в полной мере и политики в отношении Ирака. Тем более что у нас нет объективных подтверждений и доказательств того, что Ирак поддерживал «Аль-Каиду». Это не значит, что нет проблем с Ираком. Но они, эти проблемы, заключаются в том, чтобы убедить иракское руководство допустить международных наблюдателей на те объекты, на которых, по мнению некоторых экспертов, может производиться оружие массового уничтожения.
У нас нет данных, что Ирак располагает таким оружием либо разрабатывает его. Но если есть опасения у международного сообщества, то, конечно, оно вправе ставить вопрос об инспекциях. И наша общая задача заключается в том, чтобы убедить Ирак возвратить в страну международных наблюдателей. Средств, которые позволили бы достичь этой цели, много. Они далеко еще не исчерпаны. И, мне кажется, говорить о применении силы сегодня, когда другие средства не исчерпаны, как минимум политически некорректно. Думаю, что это было бы ошибкой.
Вопрос: Владимир Владимирович, в Думе готов и, как говорят, будет рассматриваться 19 апреля проект постановления о запрете КПРФ. В очередной раз в стране поднимается этот вопрос. Как Вы относитесь к подобной идее?
В.Путин: Я отношусь к этому отрицательно. Потому что запретами никогда еще ни одной проблемы решить было невозможно.
КПРФ – конституционная партия, действует в рамках закона и Конституции Российской Федерации, за нее голосуют миллионы людей. Не замечать это – значит, не уважать миллионы собственных граждан. Я не разделяю ни политики КПРФ, особенно экономической, ни практики. Потому что, к сожалению, часто – особенно в последнее время – я вижу, что даже по тем законам в Государственной Думе, которые экспертами КПРФ признаются правильными для страны, депутаты от КПРФ не принимают участия в голосовании. Мне кажется, что это ошибочная практика, но это не мое дело – это дело лидеров партии. В любом случае это не повод для запретов.
Есть и другая сторона этого дела. Любой запрет в политической сфере ведет к радикализации. Загонять в подполье реальную политическую силу, а коммунистическая партия – реальная политическая сила страны – было бы ошибкой.
Вопрос: Каково Ваше отношение к сегодняшней борьбе в Государственной Думе, к попыткам убрать Селезнева с поста Председателя Государственной Думы? Как говорят некоторые депутаты, это означает конец коммунистической эры. Считаете ли Вы, что действительно вся страна движется в таком направлении?
В.Путин: Знаете, мне бы не хотелось забегать вперед и давать какие‑то прогнозы. Вообще левая идея в России, так же как и в Европе в целом, имеет глубокие корни. Где грань между сегодняшними коммунистами и сегодняшними социал-демократами? Поэтому говорить о том, что у нас наступает эра полного отхода от идеи коммунизма и социализма, мне кажется, было бы преждевременным, неоправданным, а значит, опасным.
Что же касается тех процессов, которые в Государственной Думе развиваются, то это дело депутатов Государственной Думы. Я не считаю, что должен вмешиваться.
Хотя, конечно, ко мне апеллируют разные политические силы. Повторяю, я не хочу быть вовлеченным в этот процесс. Депутаты сами должны определить оптимальные структуры для решения тех задач, которые стоят перед парламентом. А там главная задача – подготовка и принятие законов.
Что же касается спикера Государственной Думы, это тоже прежде всего вопрос самой Государственной Думы. Депутаты сами должны определить, кто должен быть спикером парламента. Было бы ошибкой с моей стороны навязывать какое‑то свое мнение, хотя оно у меня, конечно, есть. Я думаю, что нет никаких оснований менять спикера. Да, может быть, это кому‑то и не очень нравится, но, повторяю, он неплохой специалист и опытный человек. В общем, это непростое дело быть спикером в Думе и очень вредное для здоровья. Да, он представляет Коммунистическую партию, но я напомню, что за нее проголосовало свыше 20 миллионов человек. И те люди, которые голосовали за КПРФ, имеют право видеть, что в составе первых лиц государства есть представители политической силы, за которую они отдали свой голос. Вот так.
Вопрос: Скоро Вы обратитесь с Посланием к Федеральному Собранию. Можно ли сейчас говорить об основных идеях этого документа?
В.Путин: Нельзя. Это не значит, что их нет, но говорить об этом пока не стоит. Мне бы не хотелось выступать сегодня с тезисами Послания, потому что иначе это утратит смысл, само Послание утратит смысл. Главная задача в том, чтобы сформулировать такую политику, которая привела бы Россию к успеху, а ее граждане почувствовали бы на себе, что стали жить лучше.
Вопрос: Владимир Владимирович, мне бы хотелось вернуться к «Петербургскому диалогу», то есть к Петербургу и к российско-немецкому диалогу.
Накануне встречи в Веймаре были проведены социологические исследования и в России, и в Германии. Мы пытались понять, каков образ типичного русского в глазах у немцев и типичного немца в глазах у россиян. Немцы считают русских прежде всего гостеприимными, общительными, дружелюбными, отзывчивыми. Они отказывают нам в педантизме и приверженности к порядку, а русские считают немцев приверженными к порядку, бережливыми, законопослушными, трудолюбивыми и педантичными. Но мы считаем, что им совершенно несвойственно бескорыстие и они предпочитают материальные ценности духовным.
Если учесть, что 70 процентов опрошенных людей в принципе никогда не общались ни с живым немцем, ни с живым русским, то этот образ, созданный средствами массовой информации и литературой, является типичным.
Если бы Вам пришлось отвечать на этот вопрос – Вы же имели довольно большие, длительные контакты с немцами, – как бы Вы охарактеризовали типичного немца? Согласны ли Вы с тем образом, который есть в головах у россиян? Согласны ли Вы с тем, как оценивают немцы нас?
В.Путин: У меня много личных друзей среди немцев, причем близких, которых я уважаю и люблю. Если это так, то, значит, я исхожу из того, что у этих людей есть те качества, которые я считаю ценными.
Что же касается результатов опроса, я думаю, что это хороший результат, и вот почему. Если мы будем дальше дружить с Герхардом и будем сближать Россию и Германию для решения национальных и общеевропейских задач, то, используя те качества, о которых вы сказали, наши народы будут очень эффектно и эффективно дополнять друг друга. С одной стороны, доброжелательность и гостеприимство, а с другой стороны, рачительность и педантизм – все это вместе может дать хороший результат.
Вопрос: Что будет делать Россия, если Соединенные Штаты или кто бы то ни был начнут бомбардировать Ирак?
И второй вопрос. Вы сказали, что хотите достичь благосостояния своего народа. Какие ожидания Вы связываете с Веймаром, чего Вы ожидаете от германских бизнесменов? Можете ли Вы себе представить, что «переводные рубли» можно будет превратить в инвестиции? Или можете ли Вы себе представить, что Россия напрямую поставляла бы газ?
В.Путин: Что касается Ирака, то у нас есть, конечно, представление о том, что мы будем делать при развитии ситуации по одному, по второму, либо по третьему сценарию, но мне не хотелось бы здесь заниматься предположениями. Насколько известно, никакого решения о возможных бомбардировках Ирака никем не принималось, ни Соединенными Штатами, ни Великобританией. Я имею в виду массированные бомбардировки, какие‑то крупные операции, потому что бомбардировки и сейчас продолжаются. Кстати сказать, не знаю, насколько высока их эффективность. Те, кто бомбардирует, наверное, говорят, что они эффективны, но результаты не очень понятны. Но повторяю, я не считаю возможным говорить на эту тему, поскольку никакого решения по этому вопросу не принималось.
Хочу подчеркнуть еще раз. Мне кажется, что любые односторонние действия были бы контрпродуктивными и далеко не все средства для достижения основной цели – а основной целью является возврат в Ирак международных наблюдателей – еще исчерпаны. И действовать нужно в рамках и в соответствии с правилами Организации Объединенных Наций.
Теперь по переводным рублям. Я уже сказал, что наши специалисты, специалисты обоих министерств финансов, вплотную подошли к решению проблемы. И очень рассчитываю, что нам удастся принципиально решить этот вопрос в Веймаре. Это совсем не значит, что мы подпишем окончательные документы, но принципиально, повторяю, решить можем. В этой связи, конечно, мне думается, что преобразование этих долгов в инвестиции – это хороший путь решения этого вопроса. В нем, думаю, вполне заинтересованы и Германия, и Россия.
Мы могли бы реанимировать взаимодействие между восточными землями и Российской Федерацией. Это, конечно, не «Гермес», но это может быть хорошая база для работы, и загрузка предприятий, в том числе, повторяю, в восточных землях, за счет заказов из России в рамках разрешения проблемы переводных рублей. Здесь мяч полностью на немецкой стороне. Мы такие предложения делали неоднократно. Пока позитивных сигналов со стороны наших немецких коллег мы не получили. Но, думаю, что не все еще потеряно. Думаю, что и российская сторона должна проявить настойчивость и сделать обоснованные, экономически выгодные для наших партнеров предложения. Думаю, что здесь еще не все потеряно.
Теперь последний вопрос: «Газпром». Вообще Германия – наш основной партнер в газовой сфере, основной, номер один. Вы знаете, разница между ценой, по которой мы продаем газ на границе, и ценой, которую платят потребители в Германии, очень большая. Мы дешево продаем. Из чего складывается такая большая цена в Германии? Эта высокая цена для потребителей в Германии складывается из местных налогов, дорогого хранения и распределения газа. Это так называемая «пиковая проблема» в потреблении. Вечером, когда хозяйки приходят домой, включают газ – и потребление возрастает. Ночью все ложатся спать, и только люди, страдающие бессонницей, подогревают кофе – таких мало. Значит, и потребление снижается. Есть сезонное потребление: больше–меньше, зимой–летом. Все это вызывает необходимость хранить и распределять газ. Это дорого – поэтому цена повышается.
Сегодня «Газпром» приступил совместно с «БАСФ» и «Винтерсхалом» к созданию совместных предприятий для того, чтобы напрямую – не самостоятельно, в одиночку, а с немецкими партнерами – в рамках совместных предприятий заниматься распределением. И это в принципе может стабилизировать рынок, может даже привести к определенному снижению цены. Почему? Потому что тогда «Газпром» сможет наладить поставки таким образом, чтобы снизить издержки и расходы на хранение и расходы на распределение. Так что в этом направлении и российские, и немецкие партнеры работают совместно. И я думаю, что это правильно.
Вопрос: Конфликт на Ближнем Востоке принял опасные масштабы. Могли бы Вы себе представить, что Россия могла бы выступить в роли посредника в разрядке этого конфликта, учитывая, что, с одной стороны, в Израиле проживает очень много российских граждан, а с другой – потому что традиционно у Москвы всегда были хорошие отношения с Арафатом?
И в этой связи еще один вопрос. Когда Миронов был недавно в Израиле, у него не возникло желания встретиться с Арафатом. Это было его спонтанное решение, основанное на собственных впечатлениях от Израиля, или же это было с Вами согласовано как с Президентом? Означает ли его шаг, что Москва дистанцируется от Арафата?
В.Путин: Что касается ситуации, связанной с визитом председателя верхней палаты российского парламента господина Миронова в Израиль и с его отказом встречаться с Председателем Арафатом, то это его собственное решение. Господин Миронов сделал это без всяких консультаций. Он сам объяснил свои действия. И мне лучше не заниматься объяснением тех или иных шагов спикера верхней палаты.
Он в соответствии с Конституцией по уровню – третий человек в стране после Президента и Председателя Правительства. Это высокий политический уровень. И, конечно, человек такого уровня имеет право на собственное мнение.
Но официальная позиция России как раз заключается и исходит из тех преимуществ, которые вы сами назвали. Они состоят в том, что у нас традиционные доверительные отношения с арабским миром вообще и с Палестиной в частности.
С другой стороны, свыше миллиона граждан Израиля – это бывшие граждане Советского Союза, это русскоговорящие израильтяне. В этом смысле мы можем Израиль назвать почти русскоговорящей страной. Там в любом магазине, в любом ресторане Вы всегда встретите человека, который говорит на русском. Многие из них имеют родственные и дружеские связи с Россией, культивируют русский язык, русскую культуру, ездят в Россию. И отношение у нас к выходцам из бывшего Советского Союза кардинально изменилось. В Советском Союзе всех этих людей рассматривали чуть ли не как врагов Родины, как перебежчиков, предателей и так далее. Сегодня ничего подобного нет. Я считаю, что это хороший, позитивный потенциал развития межгосударственных связей. И мы, конечно, должны его использовать.
Но для того, чтобы задействовать этот потенциал, нужно, чтобы эти люди нам доверяли. Они должны видеть, что Россия занимает объективную позицию, проводит политику, которая направлена на урегулирование конфликта и на обеспечение интересов всех людей, которые проживают в этом районе, в том числе и интересов Израиля.
Мы никому не собираемся навязывать своих услуг. Но чувство ответственности у нас, конечно, есть. Россия – постоянный член Совета Безопасности ООН и коспонсор ближневосточного урегулирования.
Мы совместно с Организацией Объединенных Наций, с Европейским союзом и с Соединенными Штатами постоянно работаем над этим. Наш посол по особым поручениям господин Вдовин часто находится непосредственно в регионе. Он постоянно в контакте с руководством Израиля и с руководством Палестинской автономии. Мы и дальше будем работать совместно и кооперативно. Здесь важно, чтобы у международного сообщества была общая, единая позиция. Как бы сложно ни было, ее нужно вырабатывать. И нужно оказывать давление, конечно, на обе стороны для того, чтобы вернуть их за стол переговоров. Без этого дипломатического, морального, политического давления в сегодняшней ситуации, видимо, не удастся решить проблему. Это давление должно быть, конечно, в определенных рамках. Однако оно не должно разрушать ситуацию, а, наоборот, должно помогать выйти из круга насилия, в котором оказался регион.
Нас очень беспокоит то, как развивается ситуация сегодня. Мы считаем, что террору нет оправдания, он не может быть оправдан никакими соображениями. И в этом смысле, конечно, мы не можем не признавать озабоченности Израиля по поводу безопасности своих граждан. Вместе с тем все действия, конечно, должны быть соизмеримы с угрозой.
И есть еще одно обстоятельство, на которое я бы хотел обратить внимание. Я думаю, что было бы ошибочным стремиться к устранению с политической сцены Председателя Арафата, потому что, на мой взгляд, даже попытка стремления к этому (я уже не говорю о том, если это произойдет) приведет к радикализации определенных сил в арабском мире и к тому, что они будут приобретать все большее и большее влияние. И это тоже опасно.
Кроме всего прочего, Арафат является международно признанным лидером, пользуется уважением и влиянием внутри арабского мира и в Палестине прежде всего. Если разговаривать не с ним, то с кем? Где другой партнер по переговорам? А если нет другого партнера по переговорам, останется только одно средство – сила. Мы же говорим о том, что нужно вернуть ситуацию в переговорный процесс. Я думаю, что и Россия, и Соединенные Штаты должны здесь, конечно, действовать, может быть, даже более решительно и активно, так же, как Евросоюз.
Вопрос: Позвольте вернуться к внутренним российским проблемам, вернусь, в частности, к последним Вашим инициативам, касающимся снижения налогообложения малого и среднего бизнеса, а также к тому, о чем Вы говорили в ходе Вашей последней поездки в Сибирь – что местные бюджеты в значительной степени должны формировать все‑таки предприятия не крупные, градообразующие, а мелкие – мелкий и средний бизнес. Вместе с тем, по статистике арбитражного суда, значительная часть этих предприятий находится либо в стадии банкротства, либо уже банкроты. И процедура банкротства приводит к тому, что только десять процентов этих предприятий после процедуры становятся платежеспособными. Будут ли предприняты какие‑то шаги, чтобы как‑то эту ситуацию исправить? Возможен ли выход из нее? Спасибо.
В.Путин: Я здесь вряд ли скажу что‑то новое, потому что все новое я уже сказал, когда был в Байкальске. Я согласен с тем, что положение малых и средних предприятий нельзя считать идеальным. Напротив, их положение действительно достаточно сложное. Это связано с общей налоговой нагрузкой и с бюрократической системой выплаты налогов. Эта система такова, что ведет к дополнительным расходам, если предприятия хотят быть законопослушными, или выводит их в «черный» сектор экономики.
Поэтому напомню, что подготовлен законопроект, который будет предусматривать два вида налогов, две формы уплаты – это упрощенный налог, и здесь два варианта возможны: налог с прибыли, то есть с дохода за вычетом всех расходов, включая сто процентов инвестиций, и он должен быть 20 процентов; или налог с оборота, то есть налог со всей экономической деятельности, со всего дохода, не очищенного от расходов, он может быть восемь процентов.
Первый вариант хорош для предприятий, которые работают в высокотехнологичных областях, потому что там как раз очень много расходов, связанных с инвестициями. Второй вариант может быть хорош для предприятий, работающих в сфере торговли. Ценным является то, что мы считаем возможным предоставить право выбора этих вариантов самим субъектам налогообложения. То есть они сами будут иметь право выбрать, какую форму налогообложения государство к ним может применить. Они еще должны будут платить в Пенсионный фонд. Если в нормальном режиме все другие предприятия платят 28 процентов, то малые и средние предприятия, предполагается, будут перечислять только 14. И эти деньги должны идти в накопительную часть пенсий в соответствии с новым пенсионным законом.
Вторую часть, вторые 14 процентов, будет закрывать государство путем перераспределения доходов в самом Пенсионном фонде. Но даже те 14 процентов, которые малые и средние предприятия будут платить в пенсионную систему, даже они в принципе по определенной схеме, при определенных условиях могут быть компенсированы.
Второй вид налога – вмененный налог. Он сейчас существует, но планируется его значительная модернизация. Он должен распространяться на ограниченное количество конкретных видов коммерческой деятельности. Это торговля, торговля горюче-смазочными материалами, обслуживание населения, ремонт автомобилей – всего пять.
Мы исходим из того, что сегодня очень много возможностей у местных властей увеличивать ту часть вмененного налога, который зависит как раз от региональной власти. В соответствии с проектом нового закона такая возможность бесконтрольного и безмерного увеличения вмененного налога будет очень ограничена для местных властей. Ну а кроме этого предприниматель будет иметь возможность уйти на упрощенную систему налогообложения и выбрать те варианты, о которых я сказал, если уж совсем посчитает для себя невыгодным пользоваться вмененным налогом.
Когда я говорю об упрощенной системе налогообложения, напомню, что отменяются все остальные основные виды налогов, в том числе НДС, налог на прибыль и так далее, налог на собственность. Все это вместе, на наш взгляд, должно изменить – и мы рассчитываем на это – ситуацию с малым и средним бизнесом в России в целом, создаст условия для развития этого сектора экономики. И тогда в регионах будут более бережно относиться к этому бизнесу, поскольку, как Вы знаете, лучше не убивать курицу, которая несет золотые яйца.
Вопрос: Владимир Владимирович, два года исполнилось пребыванию Вашему у власти. Это событие было замечено многими в стране. И наряду с положительными моментами высказывались такие критические замечания, что Вы один с Вашим авторитетом находитесь где‑то на вершине, а вот вокруг Вас все‑таки нет достойных руководителей более низкого уровня. В связи с этим хотелось спросить о тех кадровых решениях, которые предстоят в следующие годы Вашего президентства.
В обществе, как Вы знаете, не является секретом борьба между так называемыми «питерскими» и «семейными». Как Вы сами смотрите на эту проблему?
В.Путин: Вы сказали, что, по общему мнению, я где‑то высоко нахожусь, да?
Реплика: Есть такое мнение.
В.Путин: И вот в связи с этим я хочу Вам сказать, что я с этих позиций и смотрю на ту возню, о которой Вы говорите, – борьбу между так называемыми «питерскими» и «семейными». Я думаю, что это в значительной степени преувеличено. В любом коллективе есть межличностные проблемы, есть борьба мнений, борьба позиций. И я в этом ничего необычного, ничего уникального не вижу. Это абсолютно нормально.
Вместе с тем хочу отметить, что, несмотря на эту борьбу мнений и подходов к решению тех или иных проблем, решения принимаются. И если они принимаются, они являются общими и реализуются в жизнь. И это очень важно. Нам многое еще предстоит сделать с точки зрения организации административной системы, в том числе на самом высоком уровне. Вы же знаете, мы уже много и часто говорили о реорганизации и Правительства, и Администрации – это все проблемы, которые действительно нужно будет решать.
Каждая бюрократическая структура всегда нуждается в совершенствовании, поскольку меняется жизнь, меняется страна. Система когда‑то была создана и вот так функционирует, худо-бедно живет и все больше и больше вступает в противоречия с реалиями бытия.
Хочу еще раз подчеркнуть, что мы не будем здесь суетиться, не будем спешить. Мы будем постепенно приводить все в соответствие со здравым смыслом и с требованиями реалий общественной жизни и экономики.
Поэтому я не считаю, что это какая‑то сложная проблема, ее практически не существует. Прессе просто интересно «перемывать кости» всем подряд. И эта читабельная тема, я понимаю, повышает рейтинг издания и увеличивает плату за рекламу, делая издание более читаемым.
Вы сказали «пребывание у власти». Я все‑таки не совсем у власти «пребывал». Я считаю, что я работал и довольно активно, много, так и дальше буду делать. А о результатах, о качестве этой работы не я должен судить, об этом должны говорить другие. Прежде всего хотелось, чтобы положительные результаты сказались на жизни рядового гражданина, чтобы именно он ощутил на себе эти результаты.
Вопрос: Господин Президент, в России есть еще очень много нерешенных проблем. Тем не менее Ваш высокий рейтинг популярности сохраняется. Уже даже говорят о «феномене Путина». Как Вы сами объясняете такую высокую популярность, притом что остается очень много нерешенных вопросов?
В.Путин: Вы знаете, во‑первых, эти вопросы возникли не вчера и не в результате моей деятельности. У нас люди умные, и все прекрасно это понимают. И все накопившиеся вопросы и проблемы невозможно решить с сегодня на завтра. Это во‑первых.
Во‑вторых, я думаю, что подавляющее большинство граждан видит стремление решать те проблемы, о которых Вы сказали. И для этого многое делается. И, думаю, что это самое главное. Полагаю, что искреннее желание мое и моих коллег, с которыми я работаю, – действительно решить эти проблемы и взять на себя ответственность за это. Вот это основное, что дает возможность людям позитивно отреагировать на то, что и как я делаю. Вот и все.
Вопрос: В России очень много успехов в плане налоговых реформ и вообще очень много позитивного. Но есть очень много проблем, с которыми люди сталкиваются в повседневной жизни.
Например, ввоз в Россию даже минимальной суммы валюты теперь надо декларировать, даже если 10 долларов, как в советское время. Таможенные правила ужесточаются. Иностранные газеты теперь три дня доходят, потому что их проверяют, нет ли там чего‑то. Новые правила ГАИ: вы знаете, что на каждом посту могут тебя остановить и провести техосмотр. Или еще очень многих волнует проблема безопасности. Доверия к милиции как раньше не было, так его и нет.
Скажите, какая борьба ведется с этими негативными явлениями и как ее можно довести до конца?
В.Путин: Здесь прежде всего нужно создавать прочную, хорошую правовую базу. Вы сказали о деятельности милиции, допустим, службы ГАИ, сейчас, правда, она у нас по‑другому называется.
Реплика: ГИБДД.
В.Путин: Да-да. Скоро у нас вступает в действие Административный кодекс, и будет запрещено изъятие водительского удостоверения, будет исключено получение штрафов на месте вообще. То есть мы рассчитываем на то, что это приведет к исключению каких‑либо взяток на дорогах и так далее.
С точки зрения таможни, то надо сказать, что здесь в последнее время руководством Таможенного комитета много сделано позитивного. Администрирование улучшилось. Это мы наблюдаем по результатам их деятельности. По сборам налоговых поступлений в бюджет это сразу заметно.
Для того чтобы все эти вопросы решить, мы планируем принять Таможенный кодекс. Должен сказать, Вы, может быть, и не обратили на это внимания, но у нас количество всяких процедур и правил в таможенной сфере, несмотря на то что Вы сказали – а это тоже правда, – все‑таки значительно сократилось, улучшается структура самой службы.
Но, повторяю, многое еще нужно сделать. Я рассчитываю на то, что после принятия Таможенного кодекса многие вещи будут исправлены. Но в жизни любой страны, наверное, очень много всегда мелких проблем. Нужно просто оперативно на это реагировать. Я здесь, честно говоря, больших проблем не вижу, хотя некоторые есть. Это, Вы знаете, связано ведь с очень многими проблемами, в том числе с проблемой уровня оплаты труда в правоохранительной сфере.
Должен Вам сказать, что сейчас мы в принципе уже закончили подготовку законопроекта, который подтянет органы МВД к тем правилам, которые мы вводим для Вооруженных Сил. Они давно этого ждут, и мы это сделаем.
Вопрос: В последнее время в России очень много говорилось о смертной казни, и Вы, мне кажется, уже неоднократно говорили, выступали против смертной казни и обосновывали это тем, что Россия является членом Совета Европы.
Это Ваш единственный аргумент против смертной казни? И как Россия впредь будет обходиться с этой проблемой? Останется ли мораторий на смертную казнь, будет ли смертная казнь отменена или будет она введена снова? Как будет решаться эта проблема?
В.Путин: Я действительно много раз высказывался по этому вопросу. О наших обязательствах в рамках Совета Европы я упоминал, но всегда в последнюю очередь. Мы, конечно, должны придерживаться определенных правил, если хотим жить в едином европейском пространстве. Но если бы это не соответствовало нашим собственным интересам, мы бы, наверное, и не присоединились к этим правилам.
Самое главное все‑таки заключается не в том, что у нас есть какие‑то обязательства, а в том, что по сути своей ужесточение наказания, к сожалению, как бы нам этого ни хотелось, само по себе не ведет к понижению уровня преступности. Это только для внутреннего политического употребления неплохо проявить себя этаким сильным политиком, который готов расстреливать или сажать на электрический стул. Но даже те знания, которые я получил в Петербургском университете, дают мне полное право утверждать, что для того, чтобы эффективно бороться с преступностью – не лозунгами и не популистскими действиями, а для того, чтобы, повторяю, делать это по‑серьезному и ответственно, – необходимо действовать по широкому кругу вопросов и проблем. Это требует работы, усилий, материальных ресурсов. Это требует укрепления правоохранительных органов, улучшения экономической ситуации в стране – прежде всего искоренения нищеты, – это правовая пропаганда и пропаганда правовой культуры, это просто повышение общего культурного уровня и это еще очень много-много всего другого.
Хотя чисто политически мне было бы выгодно объявить о том, что мы возвращаемся к практике смертной казни, и на несколько лет для себя проблему закрыть, а там, мол, придут другие, пусть сами разбираются. Я считаю, что это был бы просто обман населения, обман страны. Я не имею на это права.
Конечно, есть наши обязательства в рамках Совета Европы, мы тоже не должны об этом забывать. Россия должна быть надежным, предсказуемым партнером, который ответственно относится к взятым на себя обязательствам. Мы до сих пор действовали именно таким образом. Думаю, что должны действовать таким образом и в будущем.
Я знаю, что эта тема политизируется очень сильно у нас в стране. Больше того, отдельные политические силы будут, конечно, спекулировать на этой теме и в ходе выборов в Государственную Думу, и на будущих президентских выборах, потому что тема возврата к смертной казни пользуется поддержкой большинства населения. Это показывают все опросы. И спекулировать на этой теме, конечно, легко. Но это безответственная позиция. Я не разделяю ее, и пока от меня будет в этом плане что‑то зависеть, в России смертной казни не будет.
Вопрос: У меня еще один вопрос по выплате компенсаций бывшим российским жертвам нацизма. Та ситуация, в которую попал российский фонд, не очень хорошая, и существует опасность того, что некоторые жертвы вообще не получат компенсацию, потому что рассчитывали на 150–160 тысяч жертв, а сейчас их число доходит до 500 тысяч.
Есть ли выход? Будете ли Вы затрагивать этот вопрос в Веймаре? Это первый вопрос.
И второй вопрос. Я слышал, что делегация или часть Вашей делегации посетит концлагерь Бухенвальд. Но, по моей информации, Вы не примете участия в этом. Чем это обосновано?
В.Путин: Что касается вопроса, который Вы затронули, то я, во‑первых, хотел бы подчеркнуть, что это было очень позитивным решением со стороны Германии и ее руководства. Думаю, что это очень важный шаг даже не столько материального, сколько морального характера, который помогает, конечно, выстроить отношения, окончательно избавиться от проблем прошлого столетия в отношениях между двумя странами и выйти на новый уровень взаимодействия.
С вопросами, которые Вы затронули, откровенно говоря, я не очень знаком. Знаю, что там какие‑то проблемы были, но я обращу на это внимание, просто поговорю с руководителями фонда. Если они нуждаются в нашей помощи, постараемся ее оказать.
По поводу программы пребывания в Веймаре и посещения Бухенвальда – я, честно говоря, просто не знаю этой программы, кто там собирается посещать какие объекты. Про Бухенвальд я просто совершенно не в курсе. Я не занимаюсь этой частью программы, это делает наша протокольная служба. Но в Бухенвальде я был, когда жил и работал в Германии. Место, по‑моему, для поклонения всего мира, всего человечества, всей Европы. Мы никогда не должны забывать об этом. Вы знаете, что, когда канцлер был в России, мы с ним вместе были на кладбищах, где похоронены жертвы Второй мировой войны. Сейчас с участием ветеранских организаций России все больше и больше внимания уделяется захоронениям немецких солдат в России. Думаю, что участие ветеранов Великой Отечественной войны – это очень позитивный элемент, элемент такого не показного, а настоящего примирения, осознания и переосмысления нашей совместной истории.
А на те вопросы, которые Вы сейчас обозначили, я просто обращу особое внимание.
Вопрос: Хотел бы вернуться к вопросу о российско-германских экономических отношениях. Два года назад вместе с канцлером Шредером Вы составили список так называемых пилотных проектов. До сих пор в этой сфере, насколько я знаю, мало что произошло. Каковы причины этого? Будете ли Вы об этом говорить с канцлером Шредером?
В.Путин: По этим проектам нет того продвижения, какого бы нам хотелось. А по тем проектам, которых мы не касались, – идет очень сильное, хорошее, позитивное развитие. Так часто бывает: когда государство не вмешивается, оно, может быть, лучше всего и поступает.
По конкретным проектам, которые Вы упомянули, там действительно, повторяю, есть проблемы. Я бы не стал здесь искать правых и виноватых. Мне кажется, что обе стороны могли бы проявить большую гибкость и вывести взаимодействие по этим темам, довести их до практического результата.
Мне думается, что заинтересованность если была бы больше, наверное, тогда и компромиссы были бы достигнуты. Значит, нет такой ярко выраженной экономической заинтересованности. Но мы не будем оставлять эти вопросы, эти проекты. У нас Министерство экономики России владеет всеми деталями, да и я в принципе тоже посвящен почти во все нюансы этих проектов. Думаю, что далеко не все потеряно. Надо работать и над этими проектами, и искать новые проекты, новые темы для взаимодействия. Уверен, что мы совместно с нашими коллегами будем искать, находить и работать над их реализацией.
Вопрос: Господин Президент, Вы уже два года находитесь у власти. Как Вы изменились, как изменилась Ваша личность? Раньше Вы не были политиком «первого фронта». Как Вы живете с «культом личности», который сейчас выстраивается вокруг Вас? Я не знаю, знаете ли Вы об этом или нет, но везде развешиваются Ваши фотографии, везде продаются Ваши скульптуры. Вы миритесь с этим или нет?
В.Путин: Вы знаете, я не прочитал еще ни одной книжки, которые обо мне написаны. Во‑первых, потому что у меня нет времени, а во‑вторых, я думаю, что я о себе все‑таки все знаю лучше, чем те люди, которые обо мне пишут. А как бы разные оценки и прочее – это не в книжках нужно смотреть, а в результатах социологических опросов и в отношении населения, в оценках населением результатов нашей деятельности. Когда я говорю «нашей», я имею в виду и себя, и тех людей, с которыми я тесно работаю.
Кстати говоря, что касается того уровня популярности, о котором Вы здесь говорили, то я к этому очень философски отношусь. Я считаю, что я должен делать то, что полагаю важным и нужным прежде всего для страны, не оглядываясь на вещи пиаровского характера, иначе это может привести к обратным результатам. А результаты все‑таки хоть и скромные, но есть.
Здесь коллега задавала вопрос об уровне поддержки населением. Я сказал, что мы все, и я тоже, много работаем. Мы искренне стремимся к результату, и этого нельзя не заметить. Я думаю, что это самое главное.
Но есть и другое. Все‑таки накопления российских граждан увеличились многократно за это время, реальный уровень жизни хоть и скромный, но он все‑таки из года в год на протяжении двух с половиной лет постоянно повышается. Мы увеличили пенсии, выросла реальная заработная плата и реальные доходы населения. Вот это самое главное, вот на что нужно ориентироваться.
Что касается отливки бюстов, портретов и так далее, я не могу этого никак запретить, более того, я думаю, что результат будет обратный ожидаемому. Стоит только обратить на это внимание, стоит только вступить в диалог с инициаторами подобных акций, кампаний и так далее, а многие из них ставят перед собой, как правило, коммерческие цели и руководствуются коммерческими интересами, я тогда им только помогу. Это и есть реклама. Поэтому я предпочитаю этого просто не замечать.
Здесь довольно тонкая сфера, повторяю, и, на мой взгляд, мне лучше вообще не вмешиваться в это. На административном уровне соответствующие указания мною даны – это касается Правительства, Администрации и так далее. Я думаю, что здесь у Вас нет сомнений, что никакого реального культа нет и быть не может в сегодняшней России.
Если вопросов больше нет, спасибо вам. Всего доброго.