Вопрос: Россия сейчас активно сотрудничает с Западом, с Соединенными Штатами и другими странами в том, что касается борьбы с терроризмом. Полагаете ли вы, что это может несколько повлиять на перегруппировку в отношениях России и Соединенных Штатов?
В.Путин: Мне кажется, вы согласитесь со мной, если я скажу, что борьба с терроризмом началась еще до 11 сентября прошлого года.
Мне представляется, что вы и ваши читатели поймут это сегодня даже лучше, чем кто‑либо другой: как американцы – потому что испытали ужасную трагедию 11 сентября; а вы – как представители «Уолл-стрит джорнэл» – и ваши читатели, потому что один из ваших коллег находится сегодня в заложниках.
Вы знаете, что у нас еще до 11 сентября москвичи и жители некоторых других крупных городов России пережили аналогичные трагедии с несколько меньшим количеством жертв, но по характеру такие же – взрывы жилых домов. А на территории Чечни до 1996 года, пока мы там не начали военные операции, находилось более двух тысяч заложников, таких же, как ваш журналист сегодня в Пакистане. Причем похищенных из разных регионов Российской Федерации, в том числе из территорий, отдаленных от Чечни на многие тысячи километров, из Сибири, из крупных городов России. Многие из них, к сожалению, погибли.
Но 11 сентября, принесшее огромное количество жертв и явившееся чрезвычайно жестоким и наглым вызовом со стороны международного терроризма, – это событие стало рубежным. Пришло понимание того, что есть современные угрозы, с которыми ни одна страна в одиночку справиться не может. Нужно объединение усилий многих государств. И это такие проблемы, как борьба с террором, близко примыкающая к ней задача нераспространения ядерного оружия, ракетных технологий и других средств массового уничтожения. Есть и другие вопросы, которые без объединения усилий основных мировых держав решить невозможно.
Осознание этих новых угроз либо нового качества угроз, о которых мы знали раньше, но не придавали, может быть, им такого значения, как сегодня, – это осознание привело к мысли о необходимости изменить и конфигурацию в сфере мировой безопасности.
Думаю, что на ваш вопрос я должен ответить утвердительно. Я считаю, что эти события и наши действия в рамках международной антитеррористической коалиции совместно с Соединенными Штатами – это начало пересмотра взаимоотношений в мире и начало формирования новых союзов на основе взаимных интересов по обеспечению безопасности.
Вопрос: Изменились ли после событий 11 сентября отношения между Москвой и Вашингтоном, между вами и Президентом Бушем по сравнению с теми отношениями, которые существовали между президентами Ельциным и Клинтоном. Ведь мы знаем, что вы достаточно близко дружите с Президентом Бушем?
В.Путин: Вы знаете, прежде всего я должен поблагодарить и Президента Клинтона, и Президента Ельцина за то, что они привели отношения между двумя государствами к тому состоянию, в котором они находились, когда я стал Президентом России, а Президент Буш стал Президентом Соединенных Штатов.
Надо сказать, что, несмотря на отдельные проблемы, о которых мы знаем – а они возникали и в связи с событиями на Балканах, и по некоторым другим вопросам, – все‑таки уровень отношений между Россией и Соединенными Штатами был достаточно высоким. Поэтому я полагал, что моей задачей является сохранение этого уровня, укрепление и развитие отношений с Соединенными Штатами.
Если прямо отвечать на ваш вопрос: изменилось ли что‑то в отношениях между нами после того, как между двумя действующими президентами России и Соединенных Штатов установились такие теплые отношения, как сегодня, я бы ответил тоже утвердительно: да, я думаю, что изменилось.
Я не знаю, чем руководствовался Президент Буш на нашей первой встрече в Любляне. Мне кажется, что здесь можно больше всего говорить о его интуиции, когда он очень позитивно отозвался о перспективах развития отношений между Соединенными Штатами и Россией. Наверное, это было скорее интуицией… Но, во всяком случае, с первого шага мы как‑то начали входить в новое качество сотрудничества. Именно это и позволило нам так активно и эффективно совместно работать позднее в рамках антитеррористической коалиции.
У нас естественным образом могут сохраняться и сохраняются разные взгляды на различные мировые проблемы. Но есть одна очень важная, на мой взгляд, отличительная особенность, которая говорит о новом качестве отношений. Она заключается в том, что между нами и нашими странами возникла совсем другая степень доверия друг к другу – очень высокого уровня. Именно она позволяет, несмотря на разность подходов к различным проблемам и даже споры в отношении конкретных вопросов мирового развития, не сползать в конфронтацию, а сохранять уровень межгосударственных связей на той высокой планке, на которой мы находимся сегодня.
Вопрос: Совершенно очевидно, что для сохранения отношений на должном уровне между такими странами, как Соединенные Штаты и Россия, требуется больше, чем просто доверие. Могли бы вы обозначить, господин Президент, какие‑то долгосрочные параллельные интересы России и Соединенных Штатов – интересы, которые будут держать страны вместе, даже если президенты не будут уже в такой степени доверять друг другу?
В.Путин: Конечно, некоторые из них я уже назвал. И Россия, и Соединенные Штаты заинтересованы в укреплении режима нераспространения ядерного оружия и средств доставки, а также других средств массового уничтожения. От этого в первую очередь зависит наша национальная безопасность. Это очень важный побудительный мотив для сотрудничества.
Мы заинтересованы в активной совместной работе по борьбе с терроризмом и окончательном искоренении или подавлении терроризма. Думаю, что в том, насколько мы в этом заинтересованы, никого не нужно убеждать ни в России, ни в Соединенных Штатах.
Ну и, наконец, в экономике мы вполне можем быть очень естественными партнерами, эффективными партнерами. Россия сегодня – второй по объемам экспорта поставщик нефти на мировые рынки, а если иметь в виду наши поставки на экспорт газа и все это пересчитать на условные единицы энергоресурсов, на условные единицы топлива, то получится, что Россия сегодня в мире – экспортер углеводородного сырья номер один.
И хочу обратить внимание на одно обстоятельство в связи с этим: за 30 лет наших крупномасштабных поставок газа в Европу не было фактически ни одной рекламации. Даже в период тяжелых процессов распада Советского Союза. Это говорит о надежности поставок из Российской Федерации.
А если мы будем иметь в виду, что Россия сегодня все больше и больше стабилизируется и внутриполитически, и экономически, а традиционные источники минерального, прежде всего углеводородного, сырья на Ближнем Востоке находятся все‑таки в зоне международных конфликтов, то значение России как поставщика углеводородов на мировые рынки для мировой экономики, для ее стабильности очень велико.
Есть еще одно обстоятельство, которое очень важно для мировой экономики, для наших партнеров, в том числе для США. Оно делает Россию в этой сфере партнером наиболее привлекательным. Это обстоятельство заключается в следующем: уровень зависимости российской экономики и российского бюджета от экспорта энергоносителей сегодня велик, но не так, как в странах ОПЕК, как в Саудовской Аравии или в государствах Залива. Более того, у нас сейчас активно развиваются – и мы намерены активно продолжать делать это – перерабатывающие и высокотехнологичные отрасли. Для нас это имеет определенные экономические последствия, мы из этого делаем свои экономические выводы.
Мы, конечно, заинтересованы в больших притоках твердой валюты в Россию от продажи энергетического сырья, но мы не заинтересованы в чрезмерном «задирании» цен на нефть и другие энергетические ресурсы, потому что чрезмерное повышение цен, тем более если это будет продолжаться длительный период времени, может привести к определенным проблемам монетарного характера в российской экономике с учетом планов ее развития.
Вопрос: То есть высокие цены для вас могут привести к проблемам?
В.Путин: Конечно. Если цены будут слишком высокими и будут долго держаться, то тогда это может привести к такому притоку твердой валюты в нашу экономику, что нам потребуется проводить специальные меры по регулированию этой валютной массы.
Вопрос: А какой уровень цен был бы оптимальным?
В.Путин: От 20 до 25 долларов за баррель.
Вопрос: Будете ли вы сотрудничать с ОПЕК по достижению этой цели?
В.Путин: Да, будем. Мы вообще сотрудничали и намерены сотрудничать с ОПЕК. При этом мы собираемся сохранить свою самостоятельность, проводить свою собственную политику. Повторяю, степень зависимости у нас от энергетики высокая, но не такая, как в странах ОПЕК, поэтому как раз это и позволяет нам проводить независимую политику. Но мы тем не менее намерены наши усилия с ОПЕК координировать.
Наше экономическое состояние и экономическая политика как раз и указывают на то обстоятельство, что мы можем быть привлекательными партнерами друг для друга. Сами экономические и национальные интересы говорят об этом.
Есть другие сферы — высокотехнологичные. О некоторых известно хорошо, о некоторых нет. Такая, как освоение космического пространства, хорошо известна всем. Думаю, что мы здесь должны наращивать наши усилия.
Я уже не говорю о сферах гуманитарного сотрудничества. Здесь привлекательность очевидна, и интерес народов Соединенных Штатов к культуре России нам хорошо известен. У нас не меньший интерес к Штатам: к истории, к тому, как ваша страна стала великой державой, такой, какой она является сегодня. Поэтому взаимный интерес народов друг к другу, рядовых людей очень важен, и мы его должны поддерживать и всячески укреплять.
Вопрос: Это то, что касалось долгосрочных интересов. Но давайте теперь сосредоточимся на краткосрочных перспективах.
На прошлой неделе Президент Буш заявил о том, что существует «ось зла», и назвал три страны: Ирак, Иран и Северная Корея. Вы разделяете его анализ, согласны ли вы, что эти три страны и составляют эту «ось зла»?
В.Путин: Если вы посмотрите мои публичные выступления где‑то годичной давности, то вы найдете такую формулировку, как «дуга нестабильности». В том, что сказал Президент, и в том, что я говорил, усматривается нечто общее, которое заключается в следующем: мы все признаем, что терроризм приобрел международный характер.
Но если говорить о конкретных списках, то мы не считаем обоснованным составлять какие‑то «черные списки» стран.
Мне кажется, что нужно говорить о проблемах и искать пути решения этих проблем. Одна из них, как я уже упоминал, – это проблема распространения ядерного оружия и других средств массового уничтожения.
Если мы говорим об Ираке, и есть подозрение, что в этой стране производятся средства массового уничтожения, то нужно решать именно эту проблему. И здесь много путей. Прежде всего нужно добиться возвращения в Ирак наблюдателей ООН. Как это сделать? Существует много способов, и военный путь далеко не единственный, не универсальный и, наверное, не самый лучший.
В любом случае, так же как и в случае с талибами, применение силы должно быть обоснованным. Должно быть очевидным, что другого способа решения проблемы нет. Нужно говорить об общепризнанных доказательствах и решать это совместно с мировым сообществом.
Поэтому я бы сказал так: мы против составления каких‑то «черных списков» стран, но готовы работать вместе с Соединенными Штатами по нейтрализации угроз, о которых я упоминал.
Вопрос: Если все‑таки Соединенные Штаты начнут военные действия против Ирака, как отреагирует Россия: поддержит или, наоборот, выступит против этого? И какова будет реакция, если Соединенные Штаты в ходе этой военной операции задействуют свои войска, которые сейчас дислоцированы на территории бывших советских республик в Средней Азии?
В.Путин: Я могу вам сказать, что существует узаконенный международным сообществом в рамках ООН способ применения силы на международной арене. И этот способ применения силы многократно подтвержден всеми участниками международного сообщества, в том числе Соединенными Штатами, и он хорошо известен – по решению Совета Безопасности ООН.
Давайте не будем лукавить, в случае с Афганистаном этот принцип не соблюдался. Международная коалиция исходила из того, что США действуют в состоянии необходимости, действуют в состоянии самообороны, и международное сообщество обязано оперативно отреагировать на ужасное преступление, унесшее тысячи жизней американцев и граждан многих стран мира. В случае с другими государствами, которые вы здесь упомянули, ничего подобного нет. Поэтому нарушать общепризнанную в международном праве процедуру нет никаких оснований.
Кроме того, в Афганистане международная коалиция и Соединенные Штаты действовали не против Афганистана, а против талибов, режим которых не был международно признан, в отличие от законного правительства Раббани, которое как раз поддержало международную коалицию. Качественно совершенно другая ситуация.
Но это не значит, что Россия в дальнейшем не может при определенных условиях вместе с Соединенными Штатами работать и решать проблему терроризма в рамках этой коалиции. Конечно, может. Повторяю, это просто должно соответствовать принципам и нормам международного права.
Вопрос: Вы говорили с Президентом Бушем после его обращения к нации, в котором он говорил, что не будет стоять в стороне и не будет ждать, пока опасность подбирается все ближе и ближе?
В.Путин: Я с ним разговаривал по телефону. Я вообще считаю, что его речь была очень эмоциональной, и это большое событие в жизни Соединенных Штатов. Она соответствовала тому состоянию, в котором находились страна и общество. И я думаю, что это его успех как политического деятеля. Он сказал, что не будет ждать. Это правда. Но он не сказал: это означает, что завтра начнутся бомбардировки.
Это может означать, мы это поняли так, что он готов дальше со всем международным сообществом, со всей международной коалицией решать проблемы, перед которыми мы все стоим, – проблемы борьбы с терроризмом. И здесь много вопросов: и финансовая подпитка, организационная поддержка, и так далее, и так далее. И если, повторяю, мы это будем вместе, кооперативно решать и вместе вырабатывать какие‑то решения, то я думаю, что осуществление этих решений будет не менее эффективным, чем борьба с «Аль-Каидой» или «Талибаном».
Вопрос: То есть Соединенные Штаты будут предпринимать односторонние действия?
В.Путин: Вы знаете, мы сотрудничаем с Соединенными Штатами в рамках международной антитеррористической коалиции. И все, что мы до сих пор делали, было результатом энергичных и в общем‑то согласованных действий. Мы рассчитываем, и я думаю, для того чтобы эти действия и в дальнейшем были эффективными, они также должны быть согласованными. А строить предположения и догадки по поводу того, что Соединенные Штаты могут сделать, что не могут, что они намерены сделать, – это, думаю, не то, чем я должен заниматься.
Вопрос: После обращения Президента Буша к нации вы с ним говорили. Излагали ли вы вашу позицию, что если мы будем действовать против, если потребуются действия против «оси зла», то прежде всего необходимо, чтобы эти действия носили международный характер, чтобы они были согласованными?
В.Путин: Вы прямо хотите, чтобы я вам рассказал нюансы моей беседы с Президентом США.
Я могу сказать, что принципиально подход России к проблематике борьбы с терроризмом руководству Соединенных Штатов и Президенту Бушу, конечно, известен. Ему также известна в деталях и наша позиция по отдельным странам, которые чаще или реже упоминаются в этой связи.
Я должен сказать, что наша позиция не является уникальной, и она разделяется большим, не побоюсь это слово сказать, очень большим количеством стран – участников международного общения.
Я должен сказать, что все наши дискуссии с Президентом Бушем до настоящего времени и сейчас являются весьма продуктивными. Мы, повторяю, не можем на 100 процентов сказать, как будет действовать та или иная страна, в том числе Соединенные Штаты, но рассчитываем на то, что это будет совместное, кооперативное, а значит, и эффективное взаимодействие.
Вопрос: Опять же, когда мы говорим о Совете Безопасности, что касается Ирака, здесь может существовать опасность применения ядерного оружия. Но, может быть, у Ирака нет ядерного оружия, но точно известно, что там должно быть и химическое оружие, и биологическое, и бактериологическое оружие.
Когда вы говорите, что необходимо обязательно международное согласие на какие‑то акции, руководствуетесь ли вы тем, что военные действия не дадут нужного результата, или вы исходите из того, что все‑таки у России есть и отношения с Ираком? Это касается и долга Ирака, это касается и нефтяных интересов.
В.Путин: Конечно, Россия – большая страна, у нее много всяких интересов в отношениях с другими странами, в том числе с Ираком. Но есть вещи, которыми мы не торгуем. Это наши обязательства в международной сфере, проблемы международной безопасности. Если бы не было положительных примеров работы с Ираком, то тогда было бы другое дело. Но мы знаем, что такие примеры были.
Вы только что сказали о том, что нет вопросов по поводу того, располагает ли Ирак ядерным оружием. На сегодняшний день ни у кого нет к этому вопросу как бы претензий, то есть общепризнанным является, что никаких ядерных вооружений у Ирака сегодня нет. И это результат работы международного сообщества и международных инспекторов. Если это смогли сделать в отношении ядерного оружия, почему это нельзя сделать в отношении биологического и химического, если есть такие подозрения? И без применения силы, между прочим.
И пока мы не прошли весь путь, не использовали все инструменты, которые предоставляет современное международное право, Организация Объединенных Наций, на мой взгляд, говорить о каких‑то других санкциях, других инструментах просто не имеет смысла. Мы еще полностью не исчерпали арсенал других средств.
Вопрос: А кто кому звонил – вы Президенту Бушу или он вам?
В.Путин: И я ему звоню, и он мне звонит. Последний раз он мне позвонил. Причем он человек достаточно активный. И в принципе, если у меня возникает необходимость с ним переговорить, реакция очень быстрая и положительная. То же самое и с моей стороны: если мне говорят, что со мной хочет переговорить Буш, то никаких проблем, мы в течение дня или суток определяем время и разговариваем.
Вопрос: Всем известно, но американцам хочется знать и некоторые стороны личной жизни. Они знают, что Вы Президент, что когда‑то Вы работали в КГБ, что Вы были связаны с Джорджем Бушем. Я читала Вашу книгу и так далее. Но мы знаем, что Вас мать крестила и что Вы в 93-м году показывали крестик Бушу.
Скажите, Вы религиозный человек?
В.Путин: Вы знаете, мне кажется, что у каждого человека должна быть какая‑то моральная, душевная основа. При этом не важно, к какой конфессии он принадлежит. Все конфессии придуманы людьми. А если Бог есть, то он должен быть в сердце человека.
Для такой страны, как Россия, философия религии очень, очень важна, потому что у нас после того, как господствующая идеология, коммунистическая, которая заменяла собой, по сути дела, религию, как государственная религия перестала существовать, ничто не может в душе человека заменить общечеловеческие ценности так эффективно, как это может сделать религия. И, кроме того, религия делает человека духовно богаче. Я бы этим ограничился.
Я, знаете, не хочу об этом распространяться подробно, потому что считаю это очень личным делом. И не думаю, что это та сфера, которую нужно выставлять напоказ, а тем более использовать как‑то в каких‑то политических целях либо комментировать в средствах массовой информации.
Вопрос: В той же книге говорится о том, кто Вам из политиков наиболее импонирует, и Вы назвали Наполеона и Эрхарда. Но они настолько разные. Дело в том, что Эрхард сосредоточил свое внимание на восстановлении Германии, на внутренних вопросах. Его прежде всего беспокоила задача своей нации. В то время как Наполеон был человеком, который возвеличивал французский национализм, который добивался экспансии. Все‑таки чем Вы руководствуетесь, когда восхищаетесь тем или иным политиком?
В.Путин: Вы думаете, что Эрхард мог раздувать национализм после крушения?
Я думаю, что сильная сторона и того, и другого заключается в том, что они выбирали наиболее оптимальный путь стабилизации развития страны, наиболее оптимальный для своего времени и для тех обстоятельств, в которых находились страна, нация и мир.
Их гениальность как раз заключалась в том, что они тонко чувствовали ситуацию и понимали, что нужно делать. Но это не значит, что, допустим, они там не совершали каких‑то ошибок, которые приводили к проблемам и даже к краху всего того, что было сделано Наполеоном за короткое время его нахождения у власти. Но во французской истории были и другие люди и после Второй мировой войны. Не могу сказать, наверное, специалисты лучше дадут оценку. И генерал де Голль, наверное, совсем другой человек, чем Наполеон. Но если специалисты будут анализировать, я думаю, что они найдут какие‑то общие элементы, которые были использованы генералом де Голлем для того, чтобы поставить страну на ноги после тяжелого периода и поражения во Второй мировой войне. И ему, наверное, удалось это, в том числе и потому, что он тонко чувствовал свой народ, так же, как тонко чувствовал свой народ и знал, что нужно делать, Эрхард в Германии после Второй мировой войны.
Вопрос: Однажды Премьер-министра Сингапура спросили о том, кто его восхищает в истории больше всего, и он сказал, что он больше всего восхищается Дэн Сяопином и де Голлем, потому что именно де Голль для Франции сделал в тот период очень много и именно так, как это надо было сделать.
В.Путин: Если мы будем говорить о Соединенных Штатах, я бы вспомнил Рузвельта, который возглавил страну в период тяжелого кризиса. Думаю, не случайно он вел так называемые «разговоры с нацией у камина» – разговаривал подолгу с народом страны. Думаю, что его гениальность заключалась, так же как и де Голля, и Эрхарда, в том, что они чувствовали, что нужно делать, чувствовали свой народ, пытались настроиться с ним на одну волну и делали это очень эффективно.
Знаете, что самое главное, на мой взгляд? Самое главное – это доверие населения к политическому руководству страны. Только в этих условиях можно проводить экономические реформы, преобразования в экономической и политической сферах. Если мы опять вернемся к начальному периоду деятельности Президента Рузвельта, в той ситуации, в которой он принял руководство страной: сложное положение в экономике, в социальной сфере, народ должен был ему поверить для того, чтобы он смог эффективно проводить то, что он задумал. То же самое и Эрхард.
Вопрос: Говорят, что в России существует очень большое недоверие к правоохранительным органам или к соблюдению законов. Дело в том, что в последнее время было арестовано несколько видных бизнесменов, в том числе Голдовский, Титов и так далее. А есть и другие люди, типа бюрократов, как Бородин, которого никто не трогает. Не кажется ли вам, что существуют некоторые двойные стандарты в таком подходе?
В.Путин: Вы сказали о недоверии к правоохранительным органам. Должен Вам сказать, что, на мой взгляд, нужно говорить не о недоверии к правоохранительным органам, а в целом об определенном недоверии к государству. Потому что на протяжении многих десятилетий государство было как бы отделено от населения, оно существовало само по себе в условиях тоталитарной системы, а население само по себе. Население почти никак не могло воздействовать на то, что делает государство, и сложилось определенное отчуждение.
Что же касается тех господ, о которых Вы упомянули, то я очень сомневаюсь, что это вызывает какую‑то негативную реакцию у населения и повышает его недоверие к действиям государства либо к действиям правоохранительных органов. Думаю, что, наоборот, только усиливает, улучшает отношение населения к деятельности государства и правоохранительных органов, которое видит, что хоть что‑то делается.
Что касается, допустим, Бородина, если правоохранительные органы признали, что в его действиях нет состава преступления, то надо с этим согласиться. Что касается Голдовского, то его еще никто не признал виновным. Идет предварительное следствие. Виновным в России, как и в любой другой стране, может быть признан человек, только в отношении которого вступил в законную силу обвинительный приговор суда.
Знаете, есть такой анекдот: «Доктор, вы мне вырвали здоровый зуб». – «Ничего, доберемся и до больного». Думаю, что будет неправильно, если мы станем действовать таким образом. Поэтому, конечно, мы должны совершенствовать деятельность нашей правоохранительной системы. Но самый худший способ совершенствовать – это не дать им вообще работать.
Вопрос: Вас не беспокоило то, что эти политики могут обернуть свои действия против вас, учитывая, что они сосредоточили в своих руках большие средства?
В.Путин: Конечно, я не могу об этом не думать. Но меня избрали все‑таки не те люди, которые обладают миллиардными состояниями, а избрали граждане России для того, чтобы был наведен порядок в стране.
Не думаю, что олигархический путь развития России является для нее оптимальным и самым лучшим. Наоборот, я думаю, что это было бы бедой для нашей страны.
В этой связи еще раз хочу повторить: на мой взгляд, мы должны совершенствовать судебную систему, конечно, стремиться к тому, чтобы не было судебных ошибок, не должны приклеивать какое‑то клеймо к любому человеку, но и не должны никого ставить в условия, при которых человек либо группа лиц чувствовали себя в абсолютной безопасности вне зависимости от того, что они делают, даже если нарушают закон. И бизнес-сообщество в России знает это. Я исхожу из того, что власти и бизнес-сообщество заинтересованы в том, чтобы строить цивилизованный бизнес, основанный на действующем законодательстве.
Кстати сказать, я думаю, что наши иностранные партнеры заинтересованы в этом в первую очередь, потому что если они сталкиваются на нашем рынке с так называемыми олигархами, которые действуют в обход и судов, и закона и нарушают все, в том числе равные права конкуренции, то ничего хорошего в конечном итоге не получается ни для наших иностранных партнеров, ни для России.
Поэтому мы должны будем обеспечить, наша задача – обеспечить равные условия для всех. Именно для этого мы в прошлом году провели целый пакет законов, которые условно называем судебной реформой. И мы очень рассчитываем на то, что эффективность функционирования судебной системы в России будет значительно выше.
Вопрос: Что касается НАТО: готовы ли вы к тому, что балтийские государства вступят в НАТО? И если они станут членами НАТО, что это будет означать для России?
В.Путин: Каждое государство имеет право выбирать собственный путь обеспечения своей безопасности. Это касается и балтийских государств. Это первое.
Второе, уже содержательное. НАТО прежде всего оборонительный блок. Я могу повторить только тезис, который уже несколько раз озвучивал. Расширение блока, видимо, должно способствовать улучшению международной безопасности и повышению безопасности стран – членов блока.
Спросите у жителей Нью-Йорка: будут ли они чувствовать себя в большей безопасности оттого, что Латвия, Литва и Эстония будут членами НАТО? Я думаю, что они ответят «нет». Во всяком случае, многие из них просто поинтересуются, где находятся эти страны. А вот если вы спросите россиян, хорошо это для России или плохо, подавляющее большинство ответит, что это для России плохо.
Вопрос: То есть они себя будут чувствовать в меньшей безопасности?
В.Путин: Конечно. Потому что инфраструктура военного блока приближается к нашим границам. Естественно, это должно вызывать какую‑то ответную реакцию. Поэтому само по себе механическое расширение блока мне кажется контрпродуктивным.
Как вы знаете, мы не считаем сегодня так, что НАТО для нас, для России, – это враждебная организация. Но для того, чтобы стать международной универсальной организацией в сфере безопасности, конечно, необходимо менять качество отношений между НАТО и Россией, и мы к этому готовы. Мы не собираемся в полномасштабном смысле вступать в НАТО, но есть целая группа вопросов, где мы со странами НАТО, в том числе с Соединенными Штатами, могли бы, конечно, совместно очень эффективно работать. Об этих вопросах мы с вами уже говорили.
Думаю, что по мере изменения качества взаимоотношений между Россией и НАТО по‑другому будут смотреться и проблемы, связанные с расширением целого блока.
Вопрос: Что значит: изменится отношение к расширению?
В.Путин: Все зависит от того, какое качество отношений будет между Россией и НАТО. Если оно будет продуктивным, доверительным и будут созданы механизмы совместного принятия решений по ключевым вопросам, то, может быть, мы в России по‑другому будем смотреть на расширение. Но об этом сейчас пока рано говорить, потому что характер отношений между нами и НАТО еще не изменился. Поэтому мы, как вы знаете, сейчас находимся в процессе активных переговоров и рассчитываем, что они приведут к каким‑то позитивным результатам. В этой связи мы совсем не ставим перед собой задачу во всем и всячески влиять на политику НАТО, влиять на статью 5, это просто нам ни к чему.
И вообще абсолютно не обоснованны какие‑то страхи по поводу строительства особых отношений между Российской Федерацией и НАТО. Именно по этому обстоятельству, потому что Россия, во‑первых, не претендует на полноценное членство, а во‑вторых, если Россия будет вовлечена в полномасштабном формате для выработки и принятия совместных решений по определенным проблемам, то она сама будет заинтересована в том, чтобы эти инструменты укреплялись. В этом смысле и в этом случае такие инструменты, конечно, могут стать существенным элементом международной безопасности.
Вопрос: Но в России есть недовольство военных. Они говорят, что Россия все время как‑то отходит, сдает свои позиции. Люди видят, что сейчас американские войска находятся в странах Средней Азии, что Россия отказалась от своей базы во Вьетнаме, на Кубе и так далее.
Как Вы себе представляете будущее России: будет ли она, скажем, такой крупной державой, как Германия, Франция, может быть, Польша, или же она будет глобальной державой, как Соединенные Штаты?
В.Путин: Россия даже по месту своего расположения и по своей величине является глобальной страной. Она и в Европе, и в Азии, причем очень сильно представлена и там, и там.
Если начать отвечать на Ваш вопрос сначала по поводу якобы недовольства военных, первое, что я хочу Вам сказать, что наши военные не хуже ваших. И среди ваших военных, и среди части нашего общества есть еще значительное число людей, которые относятся друг к другу с недоверием. И дело не только в военных. Это касается и лиц, которые не носят погоны.
Должен Вам сказать, что Вы ошибаетесь, когда говорите, что есть какие‑то проблемы среди военных. Уверяю Вас, во‑первых, среди военных есть разные люди, но в основном это люди умные, которые знают, что такое и военное дело, и международная политика. А особенно те люди, которые определяют военную политику, знают это, может быть, даже лучше, чем другие. Это заблуждение, что вот они считают: что‑то не там, что‑то не так делается и что‑то необоснованно сдается. Что касается, скажем, базы на Кубе, это была их инициатива, а не моя, инициатива военных.
То же самое касается Средней Азии. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что делаем. И когда я говорю «мы», то я имею в виду себя и руководство военного ведомства и специальных служб. Это осознанные шаги, в обосновании которых лежит определенный взгляд в будущее. И если рассматривать Соединенные Штаты как врага, то, конечно, может быть, и в рамках антитеррористической коалиции нужно было вести себя по‑другому. А если мы исходим из того, что мы можем быть партнерами, в будущем даже союзниками, то все, что мы делали и делаем совместно в рамках антитеррористической коалиции, вряд ли можно подвергнуть какой‑нибудь обструкции.
Ну а если говорить о странах Средней Азии, то давайте не будем забывать, что это самостоятельные государства, они самостоятельно определяют свою внешнюю политику. И я, и руководство военного ведомства, руководство внешнеполитического ведомства прекрасно осознаем эти реалии и строим свою политику именно из этих реалий, а не из имперских амбиций. Это совсем не значит, что у нас нет своих национальных интересов и что мы не будем настойчиво добиваться их реализации.
Если Вы упомянули о базе в Камрани, которую наш Военно-Морской Флот уже почти десять лет вообще не использует, то я думаю, что мы приняли абсолютно правильное решение, имея в виду и настроение самого вьетнамского руководства. Но в то же время мы договорились с Азербайджаном и заключили долговременное соглашение о сохранении там нашего военного присутствия на одной из ключевых точек – в радиолокационном центре «Габала». Так же, как решили много других вопросов подобного рода, но решили именно те вопросы, которые нам нужны реально, а не надуманно. И я вас уверяю, что это не волюнтаристские решения одного лица, это взвешенные военно-политические решения, основанные на реалиях и взглядах не только политиков, но и военных, прежде всего Генерального штаба.
Конечно, наверное, есть кто‑то в погонах или без них, кто то ли по политическим мотивам, то ли в силу того, что не понимает, что происходит, может высказывать какие‑то критические замечания – ничего здесь особенного нет.
Мы, собственно, не ставим перед собой цель быть приятными для всех. Мы действуем исходя из того, как мы считаем нужным выстраивать стратегию развития государства внутри и на международной арене. И убеждены, что это полностью соответствует национальным интересам российского народа.
Теперь что касается представления о будущем страны. Конечно, принципиальным вопросом является обеспечение темпов экономического роста и решение на этой базе социальных проблем. Мне бы очень хотелось, чтобы лет через 10–15, как Вы сказали, в России показатель потребления населением был бы на уровне промышленно развитых стран Запада. В этом смысле мы сделали очень серьезный прорыв в прошлом году. Среди факторов роста экономики фактор потребления населением увеличился практически в два раза: в 2000 году он составил 37 процентов, и в 2001 году это было уже 62 процента. Это революционное изменение. В этом смысле мы хотели бы, чтобы рост экономики, обеспечение ее роста базировались главным образом на внутренних факторах. Это первое.
Вторая группа проблем, которые мне бы хотелось, чтобы были решены в России за тот период времени, который вы обозначили. Мне бы хотелось, чтобы в экспорте нашей продукции преобладали не энергоносители и не энергоресурсы, а главным образом продукты высокой переработки, наукоемкое производство стало бы определяющей отраслью экономики России.
Мне бы хотелось, чтобы в стране устойчиво сложилась социально-политическая стабильность, основанная на развитых институтах демократии. И, наконец, чтобы наши основные, как еще сто лет назад у нас говорили, союзники России – а еще сто лет назад говорили, что главными союзниками России являются армия и военно-морской флот, – надежно обеспечивали безопасность нашего государства.
И, наконец, чтобы на основании всего вышеизложенного Россия была полноценным участником международного общения и занимала бы достойное место на международной арене, имея в виду и высокую степень влияния российской культуры на международное сообщество.
Вы знаете, в книжке, о которой упоминала ваша коллега, есть архивные данные, которые раскопали журналисты. Там упоминается о моих родственниках, которые жили недалеко от Москвы – это всего, по‑моему, 180 километров от столицы – начиная с 1723 года. Все мои предки по линии отца жили в одной деревне и ходили в одну и ту же церковь. А когда Соединенные Штаты обрели независимость?
Реплика: В 1776 году.
В.Путин: Я к чему это говорю? К тому, что Америка никогда не будет Россией, а Россия никогда не будет Америкой. Но мы можем очень хорошо дополнять друг друга, и наше сотрудничество друг с другом является важнейшим фактором стабильности в мире. Мы никогда не должны забывать об этом. Это чувство ответственности должно в значительной степени лежать и в основе нашей политики. Кроме того, в России всегда с особой симпатией относились к Соединенным Штатам, это исторически было так.
Мы вспомнили о независимости Соединенных Штатов, и нелишним будет упомянуть, что Россия поддерживала Соединенные Штаты в борьбе за независимость. Мы восхищаемся тем, как и в какие сроки американцы добились того, что их страна стала процветающей державой, процветающей мировой державой. Но я думаю, что и России есть что предложить человечеству. Россия внесла существенный вклад в развитие мировой цивилизации и мировой культуры. И думаю, что если то, о чем я говорил, хотя бы в какой‑то степени – лучше, если целиком и полностью, – будет реализовано, то мы станем не только естественными, но и очень полезными партнерами друг для друга.
И мы вместе с Президентом Бушем будем стараться действовать эффективно и совместно в этом направлении.
Спасибо.