Обсуждались различные вопросы, касающиеся организации работы хосписов в России, доступности медикаментов, оказания пациентам паллиативной помощи.
* * *
В.Путин: Здравствуйте, Анна Константиновна! Мы с Вами в последний раз говорили, по‑моему, на Валдайском форуме, да?
А.Федермессер: Да, в Сочи.
В.Путин: В прямом режиме, но не, что называется, с глазу на глаз. Тем не менее я знаю о Вашей работе, так или иначе мы к этому возвращались. Вы несколько раз ставили очень чувствительные вопросы о расширении государственной поддержки по этому направлению. Она у нас увеличивается. Но, наверно, не в таком объёме, как бы хотелось, тем не менее. В 2017 году было, по‑моему, меньше 430 миллиардов, в этом году уже будет 518–520 миллиардов. Но есть очень чувствительные вопросы, например, я знаю, Вы напомнили о проблеме допуска лекарственных препаратов обезболивающих для детей.
А.Федермессер: В детских формах, да, то, чего нет абсолютно в стране.
В.Путин: Это очень чувствительная вещь. И несколько других вопросов ставили. Давайте сейчас поговорим о том, что, как Вы считаете, всё‑таки развивается, что движется, что находит определённое понимание, а на что нужно дополнительное внимание обратить. Пожалуйста.
А.Федермессер: Во‑первых, мне кажется, что то, что мы встречаемся на Вашем уровне, означает, что тема всё‑таки вышла в какой‑то топ, и она уже чётко в головах у людей. Потому что, когда я начинала этим заниматься, журналисты говорили, что слово «хоспис» произносить нельзя, «смерть» произносить нельзя, «рак» нельзя – ничего нельзя. Делается очень многое. И Минздрав, и Минтруд, а это межведомственная история. Главная проблема паллиативной помощи – то, что она сейчас определена только в законе об охране здоровья и определяется только как часть медицины. А на самом деле паллиативная помощь намного шире, она не может только медициной быть. Наверное, основа проблем в этом.
Смотрите также
В любом случае ведомство среди кучи проблем и в медицине, и в социалке на эту тему время тоже находит. Но что никак сдвинуть не получается, это в первую очередь обезболивание сильными препаратами. И это не вопрос денег. Для меня прямо беда-беда, что куча денег была выделена и ещё будет выделена. Они выделены на то, чтобы что‑то купить, в том числе обезболивание. Обезболивание не назначается не потому, что его нет в аптеках, а потому, что его не назначают врачи. Потому что врачи недообучены, с одной стороны, а с другой стороны, в Уголовном кодексе есть такая статья 228.2. Эта статья – страшная штука для врачей, потому что любая ошибка в процедуре выписывания, назначения, хранения, списывания – это уголовная ответственность. И эти дела есть каждый год.
У меня не получалось договориться с ФСКН. Когда ФСКН была упразднена и эта тема перешла в МВД, с МВД тоже не получается договориться. При этом я очень чётко знаю, что Минюст и Институт сравнительного правоведения и законодательства вполне поддерживают нашу позицию. Они считают, что можно декриминализировать ответственность врача. А уж если МВД правы и этих дел мало, то тем более это надо сделать, потому что в нелегальном обороте наркотиков медицинские наркотики занимают 0,04 процента. И это никогда не врачи, не медсёстры, это как раз люди, через которых более серьёзные объёмы… Не знаю даже. Но вот это послужило бы толчком к тому, чтобы обезболивать иначе и больше и в том объёме, в котором нужно.
Второй момент: у нас в законодательстве не разделены понятия пропаганды и информирования. Пропагандировать запрещено, а информирование не сформулировано. То есть, по сути, я Вам сейчас говорю про то, что морфином лечить боль надо. Морфин – это не смерть в случае с сильной болью, а морфин – это как раз жизнь, жизнь без боли и качество жизни. Вот это сейчас типичная пропаганда в присутствии журналистов. Незаконная история.
Детские формы – это катастрофа. Никто не хочет думать про умирающих детей. Это страшно. Но их много. Их не десятки и не сотни, их, к сожалению, ежегодно тысячи. А каждый умирающий ребёнок – это порядка…
В.Путин: Шеститысяч. В стране шесть тысяч.
А.Федермессер: Да. Это означает, что с каждым таким ребёнком есть помимо родителей, бабушек, дедушек, братьев и сестёр травмированные ещё их одногруппники, одноклассники и их родители. Это дикое количество людей, которые в результате тяжёлой смерти ребёнка оказываются травмированными.
Детской паллиативной помощи, по сути, в стране нет. Обезболивающих для детей нет. И что бы ни говорили нам производители и Минздрав, обезболивающих для детей нет. Потому что можно обезболить малыша с рождения только морфином или промедолом. Это инъекция, укол. Если ребенку год, два, три – это только укол. После 14 лет можно пластырь. Вообще, после 14 лет можно было бы и укол, уже больше зрелости у человека. А то, что мы понимаем, что температуру ребёнку надо снимать сиропом или клизмой, а обезболивать – нет, давайте колоть уколы. И плюс этот страх, детям просто не назначают.
Отсутствие применения обезболивающих препаратов в социальных учреждениях. В социальных учреждениях кого ни спросишь, так у них ни у кого ничего не болит. Вне социальных учреждений болит, а там не болит, поэтому им не надо. Очень закрытая история.
Вторая проблема – это инфраструктура. Сейчас всё стали строить: давайте строить хосписы. Не надо строить хосписы. Вот этот «Дом милосердия кузнеца Лобова», хоспис в Поречье, в Ярославской области, – старый-старый дом. Потрясающе, другого не нужно этим старикам.
В.Путин: Я знаю, там XIX век ещё.
А.Федермессер: Да. Но им и не нужен другой, они привыкли жить в скромных условиях.
В.Путин: Скромные должны быть достойными.
А.Федермессер: Они более чем достойны.
В.Путин: Нет, там ещё нужно много сделать. К сожалению, я не могу туда попасть из‑за погоды, но я знаю там ситуацию.
А.Федермессер: У вас сведения двух недель назад. Мы там уже сделали к Вашему приезду всё.
В.Путин: Я попросил съездить Голикову Татьяну Алексеевну и замруководителя Администрации Кириенко Сергея Владиленовича.
А.Федермессер: Да.
Инфраструктура и приближённость этой помощи к дому и к человеку – потому что, вообще, конечно, люди хотят болеть дома, особенно если они болеют долго.
В.Путин: Конечно.
А.Федермессер: Если уж нельзя дома, если ты одинок, если сильно болен, то тогда нужно сделать. И для паллиатива, для умирающих все те правила, которые есть для выздоравливающих, никуда не годятся. Им нельзя ничего запретить. У нас не зря там собака, волонтёры, у нас не зря действительно можно и выпить, если хочется выпить. И сейчас эта потрясающая от Вас ёлка и подарки под ёлкой, которые лежат. Это потому, что у них может не быть завтра. Это люди, у которых нет потом, поэтому бессмысленны запреты.
Плюс нехватка кадров подготовленных. Получается, я Вам сказала: обезболивание, инфраструктура, кадры, отсутствие стандартов и протоколов. Конечно, мы можем говорить: они пишутся. Они пишутся, но это надо толкать, потому что, пока они пишутся, люди умирают без помощи.
В.Путин: Вам спасибо за то, что Вы так с душой этим занимаетесь. Давайте поговорим конкретно по каждому разделу.
<…>