В.Путин: Здравствуйте!
Знаете, я без вступительных слов, давайте прямо поговорим. Постараюсь ответить на те вопросы, которые вас интересуют.
Вопрос: Владимир Владимирович! В этом году впервые ключевые темы саммита «большой двадцатки» были близки в прикладном плане – темы, которые актуальны для внутриэкономической ситуации. Это построение инновационной экономики, доступ к новым технологиям, вообще к технологиям, справедливая торговля, новая финансовая система. Не могли бы Вы рассказать, как проходила дискуссия с Вашими коллегами в Ханчжоу по этим темам и что это было больше – упражнение в красноречии (как Вы здесь сказали) или же это будет иметь прикладное значение для России?
В.Путин: Я шутил, когда говорил об упражнении в красноречии. Я имел в виду внешнеполитическую сторону дела и взаимоотношений. Что касается работы, то она была вполне серьёзной, содержательной. Действительно, это отражало интересы всех стран «двадцатки», в том числе и России.
В этом году по предложению китайской стороны мы сосредоточились на ключевых вопросах сегодняшнего дня. Какие они? Первый вопрос: как обеспечить темпы экономического роста? Ясно, что вчерашние инструменты – надеюсь, они не заржавели окончательно, тем не менее – эффекта не дают. Имею в виду инвестиции, которые сдержанные, имею в виду торговлю, которая не растёт, и некоторые другие компоненты.
Поэтому наши китайские партнёры, друзья, обратили внимание на те источники роста, которые считаются наиболее перспективными в долгосрочном ключе. Какие это? Прежде всего инновации, инновационное развитие.
Они сосредоточили на этом внимание, мы считаем, что это очень важно, очень важно, чтобы была зафиксирована необходимость обмена информацией, передачи информации и так далее, научное сотрудничество при цифровом информационном обеспечении. Под этим многие понимают обеспечение интересов людей, которые эти инновации генерируют. Это прежде всего цивилизованная патентная защита. Это первая составляющая, там много компонентов, но это как направление.
Второе. Впервые мы начали говорить и зафиксировали начало этой дискуссии в документах – создание единообразно понимаемых правил в сфере инвестиционной деятельности.
И третье. Был продолжен разговор об обеспечении принципов развития, целей развития с набором необходимых компонентов для достижения этих целей.
Что, я считаю, для нас тоже было важным и полезным – это то, что были продолжены дискуссии и подтверждены выводы, которые мы в своё время сделали во время председательствования в «двадцатке» в 2013 году в Санкт-Петербурге. Речь идёт о борьбе с уходом от налогообложения и сокращением налогооблагаемой базы.
Это всё было в центре внимания, это зафиксировано. Были вещи, которые не лежали в центре, тем не менее считаю их не менее важными. Например, проблемы и вопросы, которые мешают развитию вообще.
Что это за вопросы – они всем хорошо известны. Это неконтролируемая миграция, это региональные конфликты, это терроризм, это необходимость борьбы за сохранение окружающей среды и так далее. Такие направления, и всё это изложено в материалах и документах.
Вопрос: Япония по‑прежнему является членом «семёрки», и как Вы считаете, совместная позиция «семёрки» об Украине может мешать развивать двусторонние отношения с Японией? И как Вы оцениваете то, что Премьер-министр Абэ пригласил Вас не в Токио, не в Исашима, а в Ямагути?
В.Путин: Не надо искать каких‑то проблем в наших отношениях в связи с этими вопросами, о которых Вы сказали. У Японии особые отношения с Соединёнными Штатами, и дело не в том, что она член «семёрки», а дело в том, что она действует и выверяет свою внешнеполитическую позицию, в значительной степени ориентируясь на мнение своего основного, главного стратегического партнёра – Соединённые Штаты.
С этим были связаны и ограничения в наших контрактах в предыдущие год-полтора. И для нас это было странно, потому что Япония вроде бы заинтересована в развитии диалога, особенно по мирному договору и решению других вопросов, которые связаны с этим (наша дискуссия по территориальным вопросам), но по инициативе японской стороны такие контакты были фактически прекращены.
Но сейчас мы вернулись за стол переговоров, мы работаем над этим. Более того, на мой взгляд, Премьер-министр Абэ выступил с очень интересными инициативами, когда приезжал в Сочи. Он предложил нам подумать и разработать восемь основных направлений нашего взаимодействия в экономической сфере. Полагаю, что это чрезвычайно важно для того, чтобы решить не только насущные экономические задачи, перед которыми стоят наши страны, но и для того, чтобы создать условия с целью решения других вопросов, в том числе и политического характера.
Может или не может помешать позиция Японии по Украине? Нет, не может. Ничего здесь такого мы не видим, что мешало бы нашим взаимоотношениям. Хотя мы с Премьер-министром это обсуждаем, он эту тему поднимает, я ему разъясняю, рассказываю о том, что там происходит, но, собственно говоря, мы здесь проблем (во всяком случае, пока) никаких не видим. А вот создание благоприятных условий для решения любых вопросов, в том числе и по заключению мирного договора, чрезвычайно важно.
Совсем недавно кто‑то вспоминал наши взаимоотношения с Китайской Народной Республикой, с решением, правда, не территориальных, а просто чисто пограничных, вопросов. Я тогда сказал, сейчас могу повторить: мы 40 лет вели переговоры с Китаем по пограничным вопросам и смогли их решить. Но на основании чего? На основе того, что у нас была достигнута к моменту заключения этих договорённостей очень высокая степень взаимного доверия и сотрудничества.
Вопрос: Удалось ли Вам продвинуться вперёд по ситуации в Сирии на переговорах с Президентом США? Ту же тему Вы обсуждали, насколько я понимаю, на переговорах с Президентом Турции. Ясны ли для Вас цели Турции в Сирии? Не получится ли так, что турецкие войска зайдут на территорию Сирии и там останутся?
В.Путин: Мы не можем быть уверены ни в чьих целях стопроцентно и окончательно. Но диалог у нас идёт по этим вопросам, по вопросам Сирии, и с турецкими партнёрами, и с американскими. Мы ничего не поддерживаем и поддержать не можем из того, что противоречит международному праву. Это первое.
Второе. Несмотря ни на что, у нас есть определённое сближение позиций и понимание, что мы могли бы сделать для разрядки ситуации в Сирии и поиска взаимоприемлемых решений. Не считаю себя вправе сейчас говорить об этом окончательно, потому что Госдеп и наше Министерство иностранных дел дорабатывают некоторые наши предварительные договорённости, но мне кажется, что мы на правильном пути и могли бы, во всяком случае на какой‑то период времени, договориться о том, чтобы взаимно предпринять, хочу это подчеркнуть, энергичные попытки ситуацию в Сирии оздоровить. Разумеется, мы должны будем проконсультироваться и с сирийским Правительством, должны будем проинформировать других наших партнёров, в том числе Иран.
Вопрос: Можно я продолжу немножко? Был ли для России неожиданным недавний ввод турецких войск в Сирию? И у Вас уже вторая за месяц встреча с Президентом Эрдоганом. Как Вы в целом оцениваете ход реализации той самой реанимации восстановления двусторонних отношений?
В.Путин: Что касается неожиданностей, то у нас для этого и существует Министерство иностранных дел и специальные службы, чтобы у нас было поменьше неожиданностей. В принципе мы понимали, что происходит, куда дело идёт. Видно же: и передвижения видны, и стремления, и проблемы видны, которые возникают у той же Турции в связи с событиями в Сирии. А у неё возникают такие проблемы. Думаю, что не нужно быть большим аналитиком, чтобы понять, какие. Мы это всё прекрасно видим, и по большому счёту никаких неожиданностей здесь для нас нет. Хотя, повторю ещё раз, мы не приветствуем никаких действий, которые противоречат нормам и принципам международного права.
Что же касается восстановления наших двусторонних отношений, то работа идёт, работа идёт по плану. Не так быстро, как бы хотелось нашим турецким партнёрам. Но и мы хотели бы, может быть, побыстрее всё это делать. Знаете, когда мы что‑то ломаем, это всегда быстро, а восстанавливать всегда сложнее. Это требует определённых процедур, связанных с решениями Правительства, связанных, допустим, с работой наших фитосанитарных учреждений и так далее. Но работа двигается.
Самое главное, что у нас создана база для восстановления полноформатного сотрудничества. Этой базой является и то обращение, которое было сделано турецким руководством к нам с извинениями по поводу трагических событий, произошедших с нашим самолётом и с гибелью нашего лётчика. Это связано с тем, что в Турции, как вы знаете, арестован пилот, который нанёс удар по нашему самолёту. Арестован и человек, который, находясь на территории Сирии, стрелял по нашим лётчикам, которые катапультировались.
Сейчас мы слышим, что этот инцидент произошёл вообще без всяких санкций турецкого руководства с целью осложнить наши отношения с Турцией. И сделали это те люди, которые позднее пытались совершить государственный переворот. Мы этого не знаем, мы ждём расследований, которые проводятся турецкими властями. Во всяком случае, мы видим желание, стремление турецкого руководства восстановить российско-турецкие связи.
А что касается народа Турции, думаю, что любой обыватель видит, что народ Турции приветствует это восстановление, и очень много людей – тысячи, сотни, а может быть, миллионы людей – и в нашей стране, и в Турции искренне хотят восстановления российско-турецких связей.
Вопрос: Владимир Владимирович, одна из интересных тем – это встреча на полях саммита с Вашим американским коллегой Бараком Обамой. Сирийский трек уже был затронут Вами сейчас, вы ещё обсуждали Украину. Какие ещё темы вы обсуждали? Как вообще прошла встреча? Затрагивалась ли какая‑то санкционная тематика? Вот об этом событии расскажите, пожалуйста.
В.Путин: Да, санкционная тематика затрагивалась, но вскользь, ничего подробно мы не обсуждали, да я и не вижу смысла обсуждать какие‑то вопросы подобного рода. Это была не наша инициатива – вводить эти ограничения. Думаю, что, видимо, это дело будущего – обсуждать эти вопросы, если мы до обсуждения дойдём. Надеюсь, что когда‑нибудь это произойдёт, и нормализация, полноформатная нормализация отношений, в том числе и с Соединёнными Штатами, которые, безусловно, для нас являются очень важным партнёром, произойдёт. Хотя торговый оборот с Соединёнными Штатами, можно сказать, минимальный. Он был‑то всего 28 миллиардов, а сейчас вообще опустился до 20. То есть, если честно сказать, большой ценности торгово-экономические связи, чисто торгово-экономические связи, со Штатами для нас не представляют.
Что касается ограничений в сфере технологий, то они всегда были, КОКОМовских списков фактически никто и не отменил. Там потом списки сократили, формально их убрали, но ограничения были сохранены даже в самые лучшие времена (начало и середина 90-х), когда у нас вроде бы ничего и не предвещало ухудшения. Но даже тогда действовали ограничения. Но сегодня они их просто чуть увеличили. Не принципиально абсолютно. Но это ненормальное сегодняшнее состояние, и мы за то, чтобы восстановить в полном формате отношения с Соединёнными Штатами.
Что же касается тем, которые мы действительно обсуждали. Первая тема – это Сирия и о возможном нашем сотрудничестве на этом направлении. А мы – и США, и Россия, – заинтересованы в борьбе с терроризмом, и мы чувствуем (я, во всяком случае, чувствую) заинтересованность Президента Соединённых Штатов, мне кажется, что он абсолютно искренне стремится к достижению результатов в борьбе с терроризмом и к разрешению сирийского конфликта.
И второе, – конечно, говорили о разрешении ситуации на Украине.
Вопрос: Владимир Владимирович, разрешите уточнить по взаимоотношениям с Японией. На пленарном заседании во Владивостоке Синдзо Абэ довольно эмоционально, перейдя даже на «ты», призывал Вас принять историческое решение, взять на себя ответственность. Имелась в виду, безусловно, территориальная проблема. У обеих сторон разные взгляды. Когда вы обсуждали, что хочет Япония и на что готова пойти Россия? Где эта «красная линия» в отношении Южных Курил?
В.Путин: Давайте не будем искать «красных линий». Давайте будем идти не в тупики, а будем идти по улицам, которые открывают движение, причём движение в обе стороны.
Что касается обращения на «ты», по именам, мы с Синдзо на «ты» вообще. В нашем обычном режиме он меня называет по имени, я его – по имени, мы на «ты». Он говорил, Вы сказали, эмоционально. Но он вообще яркий политик и блестящий оратор, он умеет говорить. Ну, проявил себя в таком виде на встрече во Владивостоке, но в данном случае ценность его появления и выступления не в этом, а в том, что он продолжил реализацию своих идей по поводу этих восьми направлений нашего взаимодействия. Мы дополнительно об этом говорили, наметили определённые планы и шаги по движению для достижения этих целей. Это очень интересно. Это не секрет, просто времени неохота терять. Посмотрите, что предлагается.
Что касается «красных линий», то повторяю: здесь не нужно говорить о «красных линиях», мы ведь вернулись к этим переговорам. Я уже много раз говорил, я могу напомнить, это тоже договор несекретный, 1956 года. Советский Союз получил эти территории как результат Второй мировой войны, и эти результаты зафиксированы в международно-правовых документах.
Но сам же Советский Союз в 1956 году после достаточно длительных и упорных переговоров подписал с Японией договор, в котором написано, по‑моему, в статье 9 – надо просто проверить, я не помню, могу ошибаться, – что два южных острова передаются японской стороне. Два передаются.
Но поскольку здесь не все юристы, я могу сказать, что я как юрист, особенно человек, который занимался международным правом, – правда, в основном я занимался международным частным правом, тем не менее, – вам могу сказать, что написано «передаются», но не написано, на каких условиях передаются и чей суверенитет сохраняется.
Здесь много ещё вопросов, которые требовали даже после подписания договора 1956 года дополнительных уточнений. Но после подписания и после ратификации, что чрезвычайно важно, японским парламентом и Верховным Советом СССР японская сторона от выполнения этого договора отказалась. Ей показалось, что этого недостаточно. Японские партнёры решили, что они должны претендовать на все четыре острова, и договор, по сути, ни одна из сторон не выполняла, он просто завис. А потом и Советский Союз объявил, что не собирается его выполнять. Позднее японцы попросили вернуться к обсуждению, мы согласились, начали. Но вот это в таком состоянии находится.
Почему я вспомнил про договор 1956 года? Советский Союз получил, Советский Союз готов был два острова и вернуть. Повторяю, непонятно, на каких условиях, там это не написано, но вернуть. Там есть вопросы, связанные и с хозяйственной деятельностью, и с проблемами безопасности, там их много, есть и вопросы гуманитарного характера. Всё это находится в сфере нашего внимания и рассмотрения.
Вопрос: Владимир Владимирович, по БРИКС хотелось бы вопрос задать. Вот в этом формате встречались сейчас на полях «двадцатки». Стабильные ситуации в экономике и в политике в странах БРИКС, но есть исключения, если говорить, в частности, о Бразилии. В этой связи комфортно ли сейчас общаться, планировать что‑то на будущее, обсуждать какие‑то важные моменты? С чем мы едем в Индию? И какова, собственно, повестка будет?
И, поскольку такое немножко неформальное общение, чуть-чуть к Обаме позвольте вернуться. Говорилось о том, что он инициативу проявил встретиться с Вами. Когда он проявил эту инициативу? На каком этапе вчерашнего дня он подошёл к Вам и предложил встретиться? И когда сегодня Вы выходили из зала, Вы посмотрели на часы, – говорит ли это о том, что пообщаться удалось дольше, чем предполагалось? И продуктивнее, может быть?
В.Путин: Вы знаете, по поводу часов, по поводу когда, кто подошёл, – я даже не фиксирую на этом своё внимание. Какая разница? Лавров подошёл, по‑моему, сначала, или Ушаков сказал, что американская сторона хотела бы встречу организовать. Когда они сказали? Когда они договорились? Я понятия не имею. Да и какое это значение имеет? Подошёл, сказал: хотят, мы встретимся. Почему же мы должны уклоняться от этих прямых контактов с одним из наших ключевых партнёров в сфере безопасности? Да и по другим вопросам у нас много пересекающихся интересов. Вчера «на ногах» мы перекинулись двумя словами и подтвердили, что, да, мы встретимся сегодня. Вот сегодня встреча произошла.
Говорили достаточно подробно. Я уже не помню, когда я на часы смотрел и в связи с чем. Но всё, что мы хотели обсудить, это было не на ходу, не на бегу, это было основательно, мы обсуждали, причём погружаясь в детали, сами. Мы с ним в основном дискутировали друг с другом и погружались в детали. Мне кажется, что мы добрались до понимания друг друга и понимания проблем, перед которыми мы стоим. Но некоторые технические вещи нужно доработать. Если Керри и Лаврову удастся это сделать, значит, мы сделаем ещё один шаг вперёд по проблемам сирийского урегулирования.
Вопрос: По БРИКС?
В.Путин: По БРИКС. Извините, пожалуйста, что я не ответил. Каждая из стран какие‑то проблемы когда‑то испытывает. Сейчас мы видим, что в Бразилии происходят достаточно тяжёлые внутриполитические процессы. Но и до этого накопились вопросы экономического, социального характера. Это правда. Там их много достаточно. Бразилия огромная страна, это в Латинской Америке крупнейшая держава с очень хорошими перспективами развития, богатейшая страна с очень талантливым народом.
У нас БРИКС как складывался? Я вам напомню. Когда у нас проходила «восьмёрка» в Петербурге, я тогда предложил встретиться Премьер-министру [Индии] и Председателю КНР втроём. Вы же знаете тоже, между соседями всегда есть какие‑то проблемы, но нам удалось договориться об этом, мы встретились, а потом начали это институировать, потом это начало превращаться в постоянные контакты.
А потом к нам решили присоединиться и Бразилия, и Южная Африка. Мы посчитали все, что это очень хорошо, потому что раскрывает континент и латиноамериканский, и южноамериканский, и Африку. Но у каждой страны есть какие‑то проблемы. И у нас с вами тоже есть проблемы. И в Китае могут быть проблемы, и в Южно-Африканской Республике есть проблемы. Ну и что? Мы для этого и объединяемся, чтобы искать пути преодоления этих проблем.
Вопрос: Вы встречались вчера с новым Премьер-министром Великобритании Терезой Мэй. Каковы результаты этой встречи, Ваши впечатления от неё? И как Вы считаете, есть ли перспективы на нормализацию отношений между двумя странами, и если есть, то какие?
В.Путин: Думаю, что это понятно. Премьер-министр только начинает работу, ей ещё нужно с внутренними вопросами разобраться. Но между Великобританией и Россией в своё время были очень устойчивые, полноформатные отношения, мы готовы к ним вернуться. Вопрос не в нас, а вопрос в британской стороне. Мы отметили, что только что прошли мероприятия, связанные с юбилеем северных конвоев, приезжала принцесса Анна.
У нас было немало проблем в прежней истории, но были такие моменты, которые, безусловно, нас объединяют до сих пор. Мы это помним, знаем, и мы готовы восстанавливать отношения с Великобританией, идти с ними так далеко, как они этого захотят, но навязывать, конечно, ничего не собираемся, да и не можем. Мы же не можем за них решить, в каком объёме нам восстанавливать отношения. Тем не менее, скажем, где‑то порядка 600 компаний из Великобритании работают на нашем рынке и уходить никуда не собираются. Есть совсем крупные компании – скажем, BP, как известно, является одним из крупнейших акционеров «Роснефти», много других, работающих в разных отраслях. Но я думаю, что на этом этапе задача политического руководства обеих стран – не мешать тем людям, которые занимаются нужным делом.
Вопрос: Владимир Владимирович, если позволите, в продолжение других двусторонних Ваших переговоров. Все ждали, по крайне мере, мы, журналисты, сегодня на этом саммите, что Вы проведёте трёхсторонние переговоры с главами Франции и Германии. Но, как я понимаю, по их инициативе были проведены отдельные встречи. Главной темой, естественно, наверное, была Украина. О чём удалось договориться? И вообще, раз уж если вы по отдельности Украину обсуждали, каково будущее у «нормандского формата»?
В.Путин: Действительно, мы собирались встретиться втроём по их инициативе, по их же инициативе встретились в двухстороннем формате. Связано это было с тем, что госпожа Федеральный канцлер должна была в это время заниматься вопросами внутриполитического характера: как вы знаете, там выборы в одной из земель проходили, и она просто в этот момент была занята. Поэтому мы сначала начали с Президентом Франции, а когда закончили, госпожа Федеральный канцлер подошла. Да, мы говорили в основном про украинский кризис.
Что касается «нормандского формата». Хорошо это или плохо, но другого варианта хотя бы предпринять попытки урегулирования нет. И поэтому, конечно, Россия этот формат будет поддерживать.
Вопрос: И Вы будете общаться с Порошенко?
В.Путин: Наверное, куда деваться, придётся общаться.
Но я сказал и Федеральному канцлеру, и Президенту Франции, что вопрос не в том, чтобы встречаться или не встречаться. Вопрос в том, чтобы эти наши встречи вели к какому‑то позитивному движению вперёд на пути урегулирования. Я считаю, что бессмысленно просто отмечаться самим фактом встреч. У меня создалось впечатление, что просто так встречаться ради встреч никто и не хочет. Может быть, кроме самого Порошенко. Я не знаю, я с ним уже давно не разговаривал.
Вопрос: Владимир Владимирович, позвольте про Саудовскую Аравию и про Ваши переговоры с бен Сальманом.
Вы обсуждали, я так понимаю, и Сирию, и какие‑то военные вопросы. И в то же время точно много говорили про нефть, потому что сегодня было объявлено о некоем соглашении между Россией и Саудовской Аравией. Я говорю «некое», потому что там нет всё‑таки конкретных параметров, просто говорится о том, что две стороны собираются вместе сотрудничать для балансировки нефтяного рынка. Но хотелось в этой связи про нефть чуть конкретней у Вас уточнить. Саудовцы всё‑таки говорят, что пока заморозка не нужна, а Вы считаете, что она нужна.
В.Путин: Когда? Сейчас сказали?
Вопрос: Да. Министр был на брифинге. Мы как бы говорим о том, что заморозка – наиболее идеальный способ решения проблем балансировки цен на мировом нефтяном рынке, саудовцы говорят, что пока этого делать не надо. Всё‑таки когда это должно быть сделано, должно ли это быть сделано, какого уровня цены на нефть Вы хотите достигнуть за счёт этого соглашения, которое сегодня заключило с Саудовской Аравией Министерство [энергетики] России?
И второй момент. После нефти ответьте ещё немножко про Сирию. Всё‑таки конкретно вопросы военного сотрудничества с Саудовской Аравией и с Обамой Вы проговаривали, и то соглашение с США по Сирии, по которому Вы говорите, что, возможно, будет достигнуто, насколько амбициозно, позволит ли оно к совместным военным действиям, например, в Сирии привести?
В.Путин: Что касается наших отношений с Саудовской Аравией, то у нас отношения носят дружеский характер. И если уж в чём‑то мы и пересекаемся, то в необходимости как‑то взаимодействовать на мировом нефтяном рынке. В целом – Вы же тоже знаете об этом – Саудовская Аравия не исключала возможности замораживания объёмов добычи, и дискуссии долго шли по этому вопросу.
Там ведь проблема в чём? Проблема в наращивании добычи со стороны Ирана. Но, на мой взгляд, я уже тоже говорил об этом, ведь у Ирана в рамках санкций добыча была минимальной, и поэтому я считаю справедливым, если Иран досанкционного уровня достигнет. Ничего здесь такого, сверхзапроса какого‑то со стороны Ирана нет.
Но мы знаем об особенностях отношений между Ираном и Саудовской Аравией, к сожалению, мы туда стараемся не вмешиваться. Но у меня создалось впечатление в ходе контактов с саудовской стороной, что, в общем, они тоже для себя этого не исключают. Что касается теперь цены, какая должна быть цена? Я вам дам совершенно конкретный ответ: цена должна быть справедливая.
Вопрос: Она сейчас справедливая?
В.Путин: Сейчас нет. Можно было бы чуть и повыше. Но, имея в виду, что мы бюджет, как вы знаете, верстали из расчёта 40 долларов за баррель, нас это устраивает. Сегодняшняя цена нас, в принципе, устраивает.
Вопрос: (Без микрофона).
В.Путин: Про Сирию? Я, в принципе, уже говорил. Мне представляется преждевременным сейчас говорить о каких‑то параметрах наших договорённостей. Но я очень рассчитываю, что если договорённости будут достигнуты, – а у меня есть основания полагать, что это может произойти в ближайшие дни, – то мы можем говорить о том, что наша совместная работа с Соединёнными Штатами в борьбе с террористическими организациями, в том числе и на сирийском направлении, будет значительно улучшена и интенсифицирована.
Вопрос: Саммит «двадцатки» показал, что, собственно, у всех стран есть экономические и политические проблемы, и Россия не исключение. Но часто так бывает, что, действительно, сложнейшие проблемы решаются на человеческом уровне, когда лидеры исчерпывают возможности для восстановления диалога, а как‑то на простом уровне проблемы начинают решаться. Пример Эрдогана, например: тоже такая история была, когда человек погорячился и дал понять, что он погорячился, сдал немножко назад, и теперь отношения с Турцией восстанавливаются.
Великобритания. Тоже вроде бы ничего не изменилось, но сменился лидер, и есть шанс теперь на восстановление.
Но хочется к Обаме опять же перейти – ключевой партнёр и всё такое. Есть, может быть, что‑то такое, что если бы Обама сказал: «Я в этом месте погорячился», – может быть, секторальные санкции, может быть, персональные. Что‑то, может быть, Вас как‑то задело, показалось несправедливым? Если бы он как‑то по‑человечески, не как лидер страны, сказал: «Да, я тут немножко перегнул».
В.Путин: То есть санкции ввёл, но по‑человечески? (Смех.) Давайте, по‑человечески, не по‑человечески. Есть, как дипломаты говорят, субстантивная, содержательная часть наших отношений. Если они совершают шаги, направленные на ухудшение наших отношений, то уж от этого никуда не деться. И ведь есть решения, в том числе санкционного характера. Но если хотят восстановить отношения, видимо, эти решения просто нужно отменить, вот и всё. А как это будет сделано, в какой форме – в конце концов, это уже второй вопрос.
Главное – решить проблему по существу и стремиться не решать возникающие проблемы исключительно в свою пользу (во всяком случае так, как сегодняшнее руководство понимает эту пользу), а стремиться к поиску компромиссов, которые бы отражали интересы обеих сотрудничающих сторон. Если мы на такой основе будем работать вместе с любой страной, в том числе и с Соединёнными Штатами, что же, мы будем стремиться к тому, чтобы всегда, насколько это возможно, достигать этого самого компромисса не только на радость нам самим, но и в пользу наших партнёров, потому что иначе сотрудничать невозможно. Но мне бы хотелось, чтобы и наши партнёры в Штатах, в конце концов, подходили бы к нам с такими же мерками и с таких же позиций. Вот и всё.
Вопрос: Здравствуйте! Как Вы оцениваете вклад Китая в развитие мировой экономики и механизм работы «большой двадцатки»?
В.Путин: Что же, здесь, наверное, не скажу ничего нового, всем хорошо и так известно, это объективные данные: Китай является сегодня лидером по темпам экономического роста, и все очень внимательно наблюдают за тем, что происходит в Китае, в китайской экономике. Поэтому лидер – он и есть лидер, и любой успех, думаю, что даже в тех странах, которые имеют какую‑то сложную предысторию отношений с Китаем, всё равно не может не вызывать удовлетворения, потому что это отражается на всей мировой экономике.
Что же касается нас, то мы тем более этому радуемся, потому что Китай в страновом измерении – самый крупный наш торгово-экономический партнёр. Да, у нас немножко упали цифры по товарообороту, но нас это не смущает, потому что происходит нечто более важное, на мой взгляд.
Что это – более важное? Это изменение структуры нашего товарооборота. Он становится более благородным, происходит облагораживание этой структуры, увеличивается количество машин и оборудования, которое мы поставляем из России на китайский рынок. И у нас есть очень крупные, перспективные проекты в высокотехнологичных сферах. Это не только атомная энергетика, хотя это очень важно, но это и самолётостроение, это и космос, это и микроэлектроника. У нас очень много совместных направлений деятельности, и это тоже большой плюс в наших двусторонних связях. Объём и диверсификация.
И конечно, Китай проделал колоссальную работу по подготовке «двадцатки» и очень хорошо её провёл. Просто организовано с душой, я бы сказал, и с результатами. Потому что всё, о чём мы договаривались, мы, несмотря на некоторые спорные вещи, обо всём договорились, все документы подписаны, и с душой. Красиво – так, как китайцы умеют это делать.
Вопрос: Скажите, обсуждалась ли проблема создания де-факто закрытых объединений, таких, как трансатлантическое торговое инвестиционное партнёрство, транстихоокеанское партнёрство? На Ваш взгляд, проведение встреч, например в формате «двадцатки», насколько это эффективно, если ряд стран всё равно действуют по своим собственным правилам? И в таких условиях, на Ваш взгляд, насколько Россия готова к конкуренции на глобальном рынке в таких непростых экономических условиях?
В.Путин: Вы знаете, конечно, здесь нет решений, которые имели бы директивные указания для стран-участниц. Юридически обязывающих решений «двадцатка» не принимает. Многие такие форматы не принимают таких решений, да практически никто не принимает. Но ценность таких обсуждений и таких документов в другом. Ценность в том, что они задают как бы тренд.
Допустим, сейчас китайское председательство выбрало в качестве основного вопроса обеспечение устойчивых темпов долгосрочного роста за счёт инноваций. И там мы о чём говорили, я воспроизведу ещё раз: обмен информацией, обмен научными исследованиями, патентная защита, цифровая экономика и так далее.
Всем должно быть ясно, что для этого вида деятельности нужно дать зелёный свет. А если кто‑то действует в другую сторону, он действует вопреки желанию мирового сообщества и как бы нарушает общепринятые нормы, пускай даже необязательные. И эти тренды очень важны. Так что в этом есть определённая ценность, и немаленькая.
Реплика: А что касается готовности к конкуренции…
В.Путин: А мы в этом заинтересованы, как раз Россия в этом заинтересована – в обмене технологиями, инновациями, научными знаниями. Даже в сфере образования. И нам здесь есть что предложить.
Причём, посмотрите, допустим, мы вместе с европейцами, скажем, Германией, делаем очень хорошую работу под Гамбургом, по‑моему, на быстрых нейтронах… Понимаете, это уникальный абсолютно проект и уникальные технологии, в основном наши, и мы их продвигаем в данном случае на европейский рынок для исследования и последующего, может быть, использования. Мы как раз заинтересованы и самим что‑то предложить, и получить от партнёров то, в чём мы сами нуждаемся.
Вопрос: Владимир Владимирович, возвращаясь к сотрудничеству с Китаем. И на площадках саммита, и в кулуарах, и перед его началом фигурировала не раз тема касательно Гаагского суда относительно Южно-Китайского моря. И не раз эти территориальные споры комментировал и Президент США Барак Обама, ещё до приезда на саммит, и китайская сторона, глава КНР Си Цзиньпин давал свой комментарий. Какова позиция России по этому вопросу? Хотелось бы услышать Ваше мнение. И особый интерес, конечно, вызывают российско-китайские учения «Морское взаимодействие», которые пройдут как раз в акватории Южно-Китайского моря.
В.Путин: Вы знаете, у нас с Председателем Си Цзиньпином сложились очень доверительные, добрые отношения. Дружеские, я бы сказал. Но он никогда, я хочу это подчеркнуть, никогда не обращался ко мне с просьбой как‑то комментировать, как‑то вмешиваться в этот вопрос. Никогда ничего подобного из его уст не звучало. Тем не менее у нас, конечно, есть собственное мнение на этот счёт. В чём оно заключается? Прежде всего, мы не вмешиваемся. И считаем, что вмешательство любой нерегиональной державы идёт только во вред урегулированию этих вопросов. Вмешательство третьих, нерегиональных держав, на мой взгляд, вредно и контрпродуктивно. Это первое.
Второе. Что касается самого этого Гаагского арбитража и его решения. Мы солидарны и поддерживаем позицию Китая по этому вопросу о непризнании решения этого суда. И скажу почему. Это не политическая позиция, а чисто юридическая. Заключается она в том, что любые третейские разбирательства должны быть инициированы спорящими сторонами, а арбитражный суд должен выслушивать аргументы и позиции спорящих сторон. Как известно, Китай в Гаагский арбитраж не обращался, и его позицию там никто не слушал. Как же можно признавать справедливыми эти решения? Мы поддерживаем позицию Китая по этому вопросу.
Что касается учений, то они ничьих интересов не затрагивают, а идут на пользу безопасности как России, так и Китайской Народной Республики.
Вопрос: Владимир Владимирович, про доверительные отношения можно ещё? Си Цзиньпин попробовал мороженое? Понравилось ли оно ему?
В.Путин: Я не знаю. Он был очень занят, но мы ему передали мороженое. Когда я ему сказал, что я ему принёс, он говорит: «Где мороженое?» Так что мы ему уже передали.
Вопрос: Какое мороженое?
В.Путин: Если по‑честному, не буду врать, я не знаю, но вкусное. Китайцы сказали во Владивостоке, что вкусное: «Мы, – говорят, – в Китае очень любим». Мои ребята взяли и сказали, что всё у них есть, мы готовы передать. Я говорю: «Передавайте, чего ждёте? Пока сами не съели».
Вопрос: Один вопрос, не связанный с саммитом, но который обсуждается последние дни. После смерти Ислама Каримова выдвигаются различные версии по поводу развития ситуации в Узбекистане. Каков Ваш прогноз, как будут развиваться отношения Москвы и Ташкента в ближайшее время? Нет ли у Вас опасений?
В.Путин: Надеюсь, что всё, что было сделано Исламом Абдуганиевичем в плане выстраивания двусторонних отношений между Россией и Узбекистаном, будет сохранено и будет развиваться дальше. Ислам Абдуганиевич очень много сделал для становления Узбекистана как независимого государства, и, думаю, что ещё предстоит оценить всё, что он сделал для страны. Можно по‑разному оценивать разные моменты в новейшей истории Узбекистана, но он сохранил стабильность в стране, он сохранил её поступательное развитие.
Новые люди придут, они будут решать, что делать дальше. Очень надеюсь на то, что им удастся сохранить эту самую стабильность, о которой я сказал. Для такой страны, как Узбекистан, это крайне важно, это просто необходимо для самосохранения и будущего поступательного развития. Но и мы, со своей стороны, будем отвечать тем же, сделаем всё для того, чтобы двигаться вперёд.
Я, имея в виду наши очень добрые личные отношения, за все годы нашего знакомства и совместной работы, особенно за последние несколько лет, должен вам сказать, что Ислам Абдуганиевич (такую его человеческую сторону, что ли, могу приоткрыть) очень по‑доброму, у нас были очень добрые отношения, он ко мне лично очень по‑доброму относился. Он был постарше, как вы знаете, он ко мне всё время по имени обращался, на «ты», когда мы были вдвоём.
Считаю, что для Узбекистана это большая потеря, конечно, и вообще это беда, когда человек из жизни уходит. И думаю, что я завтра обязательно заеду для того, чтобы поклониться его памяти.
Спасибо большое.