Д.Медведев: Добрый день всем!
У нас сейчас одна большая проблема в сельском хозяйстве – это борьба с последствиями засухи и связанная с этим поддержка производителей. Мы должны думать о том, как нам стабилизировать рынок.
Ситуация тяжёлая, в ряде регионов она чрезвычайная. Ростовская область в этом смысле менее затронута кризисом, хотя проблемы есть и у вас, поэтому я попросил позвать сюда руководителей хозяйств, чтобы вы сами рассказали мне о своих проблемах.
Мы таким образом построим работу: вначале я несколько слов скажу, после этого предоставлю слово тем, кто хочет высказаться, потом Министр сельского хозяйства [Елена Скрынник] прокомментирует какие‑то позиции, и я подведу итог.
У нас ситуация, ещё раз повторяю, очень сложная, потому что в целом по стране сгорела примерно четверть посевов зерновых. К сожалению, многие хозяйства из‑за гибели урожая находятся в предбанкротном состоянии. Почему нужно говорить именно об этом и именно здесь?
Несколько дней назад я был на территории одной из наших республик, которая в значительной степени пострадала, – это Марий Эл. Там и пожары, там и засуха. И там, конечно, очень большая проблема с кормами. У вас ситуация получше, и здесь нам нужно правильно наладить обмен, какую‑то помощь и правильные меры на уровне Правительства принять.
Правительство в целом эту ситуацию понимает, знает и, надеюсь, контролирует. Уже приняты финансовые решения об оказании помощи сельхозпроизводителям, которые оказались в критической ситуации. Общий объём финансовой поддержки в настоящий момент – около 35 миллиардов рублей.
В дополнение к этой сумме из регионов, конечно, будет оказана помощь пострадавшим хозяйствам. Причём, я ещё раз повторяю, это очень важно; кооперация между регионами в такой ситуации исключительно необходима. Конечно, нужно правильно проконтролировать использование тех средств, которые были выделены. Это большие деньги.
Есть несколько неотложных задач, по которым в результате сегодняшнего разговора, думаю, будут приняты окончательные решения. Одно из этих решений касается возможностей по интервенциям. У нас есть довольно приличные общие запасы интервенционного фонда – около 10 миллионов тонн, которые будут в качестве «подушки безопасности».
Необходимо подумать прежде всего о тех субъектах, где ситуация сложилась чрезвычайно тяжёлая. В настоящий момент Правительство отрабатывает проект постановления о реализации фуражного зерна из интервенционного фонда для сельхозпродукции, сырья и продовольствия. Нужно обсудить, где эти интервенции будут проходить.
Есть ряд регионов, где эти интервенции будут проходить в первоочередном порядке. Это 27 регионов, которые в большей степени пострадали, они известны. Сегодня я разговаривал на эту тему с Министром сельского хозяйства и с руководством Правительства. Думаю, что в конечном счёте в постановление, которое будет принято по интервенциям фуражного зерна, а именно пшеницы пятого класса и фуражного ячменя, туда мы добавим указание на то, что такие интервенции могут происходить и в других территориях, если это потребуется, в том числе и тех, которые менее пострадали, но где есть большая необходимость в кормах, где мы почувствуем, что надо что‑то добавить. Эту тему я предлагаю тоже обсудить, я дал окончательное поручение Правительству в кратчайшие сроки разработать проект постановления.
Ещё одна тема, по которой я хотел бы обменяться мнениями, – система страхования сельскохозяйственных рисков. Мы с вами знаем, что она у нас на селе почти не работает. Несмотря на то, что государство даёт субсидии на оформление необходимых документов, у нас застрахована только пятая часть посевов.
Мы всегда стараемся применять наши умственные способности уже после событий – что называется, задним умом. Но после этого года становится абсолютно очевидным, что систему страхования в аграрном секторе мы обязаны, во‑первых, пересмотреть, сделать её более жизненной, пустить её в работу. Мы говорили, кстати, об этом ещё в прошлом году, когда был разговор о том, как по тем временам из‑за неблагоприятных условий пострадал урожай.
Но это стало абсолютно необходимым после тяжёлых уроков аномально высоких температур, засухи этого лета. Поэтому мы должны изменить и существующую систему страхования рисков, сделать её более работоспособной и экономически эффективной.
Есть ещё один вопрос, по которому принято решение. Правительство определилось ввести временное ограничение на вывоз зерновых. Это, конечно, очень непростое решение с учётом того, какие обязательства имеются у нашего государства, у наших компаний, но это реальный форс-мажор, то есть непреодолимая сила.
И цель этого решения – сохранить резервы, сбалансировать интересы производителей зерна, переработчиков и животноводов. За этим, естественно, просматривается другая не менее важная, главная цель.
Мы не должны допустить роста цен на зерно, на комбикорма. Мы должны понимать, что будет происходить в конечном счёте с ценами на продукты питания: на муку, на хлеб, на мясо, на молоко. Сейчас, конечно, все об этом думают, думают аграрии, думают те, кто за этот сектор отвечает, но мы понимаем, что об этом думают и обычные люди. Что будет после этого крайне тяжёлого лета, как это отразится на ценах на самые элементарные продукты питания. И это прямая ответственность Правительства и регионов.
Считаю, что мы должны эту ситуацию отслеживать практически в ежедневном режиме, потому что в этих условиях, естественно, появятся те, кто захочет этой ситуацией воспользоваться – они уже есть. В данном случае я имею в виду, конечно, не аграриев, не производителей, а тех, кто стоит на других участках аграрной цепочки, тех, кто занимается реализацией.
Уже сейчас есть симптомы, несмотря на меры поддержки, несмотря на то, что ситуация сложная, но она не критическая. В этом году мы, конечно, выдержим. Надо думать, как дальше будет развиваться наш рынок в следующем году. Тем не менее на этом пытаются наживаться.
Поэтому я поручаю и Правительству, и контрольным структурам, и органам прокуратуры следить за тем, как складывается ценовая политика. Мы должны понимать, что это самая чувствительная категория продуктов питания. От неё зависит и ситуация у наших людей, и ситуация в аграрном секторе в целом.
И конечно, вопросы кредитов. Мы говорили не так давно, когда проводили совещание в Белгороде, по пролонгации субсидированных кредитов, по ситуации на кредитном рынке, по снижению кредитных ставок. Хотел бы, чтобы присутствующие здесь руководители хозяйств рассказали мне всё‑таки о том, какова у ни них реальная ситуация, почём, что называется, сейчас деньги можно получить в банке.
Потому что у нас всё время наблюдается такой разрыв в восприятии. Я как ни приеду куда‑то в одну из наших территорий, в муниципалитет какой‑то небольшой, просто в деревню, в город небольшой, мне называют одни кредитные ставки. Я недавно был в Марий Эл, там мне назвали устрашающие кредитные ставки – правда, не по сельхозкредитам, но ситуация всё равно прозрачная, деньги всё равно, так сказать, всегда единые, поэтому ставки связаны с друг с другом. Я позвонил потом в основные банки, они говорят: «Нет, мы по 17–18 процентов ни коротких, ни длинных денег сейчас в кредит не даём. Если бы у нас за такие ставки по таким деньгам по такой стоимости такие деньги получали, мы бы были довольны, если бы кредитная ставка была такая большая, но на самом деле кредитная ставка меньше». Я говорю: «Хорошо, тогда опубликуйте эту информацию».
Хотел бы, чтоб вы мне сами рассказали – у вас, в данном случае в Ростовской области, какие кредитные ставки действуют в настоящий момент и по системе Сбербанка, и по системе других банков, и Россельхозбанка, и, собственно говоря, как можно эти деньги получить.
Нам нужно думать о будущем, нужно грамотно подготовиться к севу озимых, подготовиться к севу яровых, проанализировать ситуацию, извлечь все уроки из этой сложной погодной аномалии, которая сложилась в этом году.
Думаю, что достаточно для вступления. Пожалуйста, я обращаюсь ко всем присутствующим, что называется, без протокола: все, кто хочет, пожалуйста, называйте себя и рассказывайте. Прошу вас, начинайте.
А.Пермяков: Начнем с погорельцев.
Пермяков Антон Геннадьевич, Верхнехавский агрохолдинг животноводства и растениеводства.
Как решить нашу проблему, она у нас общая. Ситуация в Воронежской области сегодня сложилась таким образом. Вот засуха. Мы собрали 20 процентов урожая от того, что обычно собираем.
20 процентов – это очень мало. Нехватка у нас сегодня составляет 1 100 000 тонн.
Интервенционного фонда в области находится 350 тысяч, то есть 30 процентов от нашей нехватки. Первое, меня очень просили обратиться с просьбой и как‑то это зафиксировать: всё‑таки оставить, это «спасательный круг», «запасной парашют», как угодно его можно назвать, за Воронежской областью, потому что случись что, у нас будет того, что нас, возможно, на какое‑то время спасёт.
Д.Медведев: Какой «спасательный круг» конкретно?
А.Пермяков: 350 тысяч тонн интервенционного фонда, находящегося на предприятиях Воронежской области.
Д.Медведев: Есть опасность, что это будет перераспределено?
А.Пермяков: Всегда есть такая опасность.
Меры, которые направлены на поддержку сельского хозяйства, мы видим, благодарны за них, чувствуем эту поддержку. Но, на наш взгляд, в этот тяжёлый год особенно совершенно необходимо усилить меры, федеральные меры, область много делает для этого, для поддержки мясного и молочного скотоводства. Сегодня область со скоростью примерно 50 процентов в год наращивает производство мяса, наращивает производство молока, то есть на бегу. Очень важно вот этому бегущему коню ноги не поломать сейчас.
Касательно конкретных предложений, что можно было бы сделать. Мы сейчас разговаривали с коллегами с Кубани, из Ростова. Цены, по которым мы готовы покупать, их устраивают.
Д.Медведев: А у вас какая нехватка приблизительно, по Вашим прикидкам? Сколько в процентах от потребности?
А.Пермяков: У нас 900 есть и ещё миллион сто надо.
Д.Медведев: То есть 50 процентов, больше даже.
А.Пермяков: Так точно.
И Кубань, и Ростов готовы продавать по тем ценам, которые нас устраивают, а мы готовы по этим ценам покупать. Вся проблема в логистике. К сожалению, логистика всегда была направлена на экспорт.
Тут есть целый ряд предложений, они, наверное, будут высказаны. Моё предложение. Может быть, дать поручение «Русагротрансу», может быть, ОЗК – Объединённой зерновой компании – осуществить данную переброску зерна, излишков зерна отсюда к нам по минимальным расценкам, которые можно обеспечить.
Д.Медведев: Антон Геннадьевич, а как это можно сделать с точки зрения логистики, на Ваш взгляд, допустим?
А.Пермяков: Следующим образом. Выбрать элеваторы. Мы готовы свой элеватор предоставить за бесплатно, вообще ничего не будем брать, ни одной копейки за это. Здесь зерно, которое покупается по пять рублей, допустим, фуражное зерно, перебрасывается к нам, у нас продаётся по шесть рублей. Срок оплаты – немедленно. Все здесь сидящие коллеги меня поддержали, что мы готовы оплачивать немедленно. Люди готовы немедленно продавать, у них тоже подходят сроки кредитов. Это может быть одно из решений.
Здесь по каким‑то причинам принято решение, что интервенционный фонд пока трогать нельзя. Ну ладно, если пока нельзя, пусть лежит, но пусть у нас лежит. А вдруг что‑то не получится?
Д.Медведев: Нет, почему нельзя? Я сказал о том, что проект постановления подготовлен именно для того, чтобы часть интервенционного фонда использовать, чтобы продавать по фиксированным ценам.
А.Пермяков: Дмитрий Анатольевич, просим об этом.
Д.Медведев: Насколько я понимаю, по зерну пятого класса это приблизительно 4,3 рубля за килограмм, 4500 за тонну.
А.Пермяков: Это было бы спасение сейчас.
Д.Медведев: Да, именно в этом смысл. Вот оно, это постановление. Оно будет согласовано. Я как раз с вами хотел его обсудить. Оно будет согласовано и выпущено. Поэтому мы это дело не просто не будем держать, мы будем всё это делать, но по срокам там нужно просто окончательно определиться, обсудить этот вопрос.
Пожалуйста, продолжайте.
А.Пермяков: Собственно, я на этом мог бы закончить. Если будет налажена переброска зерна с юга в центр, туда, где его не хватает, в Поволжье, я думаю, что вопрос будет решён. У нас есть в России зерно, но оно очень неравномерно сейчас распределено.
Д.Медведев: Это правда. Конечно, в общем, мы все были рады, что рынок у нас вырос за последнее время, он у нас складывался в экспортном направлении, а сейчас нам нужно просто его логистику, как Вы правильно сказали, изменить, и эти кооперативные связи между регионами и наладить, собственно, о чём я в самом начале разговора сказал.
Спасибо.
Пожалуйста, продолжайте.
Ф.Клюка: Дмитрий Анатольевич, может быть, ещё одному погорельцу?
Д.Медведев: Конечно.
Ф.Клюка: Клюка Фёдор Иванович – Белгородская область, возглавляю компанию «ПромАгро».
Дмитрий Анатольевич, наша область никогда не плакалась, никогда деньги не просила, но, к сожалению, в этом году ситуация достаточно сложная, учитывая то, что миллион тонн мяса мы делаем уже в год.
Д.Медведев: У Вас животноводческое хозяйство?
Ф.Клюка: Конечно. Не хватает катастрофически. У меня и КРС, и свиноводство, причём мы продолжаем строиться.
Мы сегодня обменивались перед Вашим приездом сюда с коллегами. В Краснодаре зерно, конечно, не для свиней, в Краснодаре зерно для того, чтобы хлеб печь. Я выход один-единственный вижу, и меня очень Евгений Степанович просил ещё раз попросить у Вас – это немедленно открывать закрома государства и продавать нам по любой цене, какую Вы посчитаете. У нас есть деньги, Дмитрий Анатольевич, мы не просим деньги, у нас нечем кормить. Вы знаете, сейчас я, отъезжая сюда, дал команду бычков всех сдать – нет в поле травы, всё высохло к чёртовой матери. Я уж не говорю о том, что посевная срывается даже и не потому, что зерна нет, а сеять не во что, раскалилась земля.
Д.Медведев: Раскалилась. Мы сегодня ходили по полю с коллегами, 60 градусов на почве, 70 даже.
Ф.Клюка: Меня это несколько пугает, потому что и вчера, и сегодня мы обменивались мнениями, и есть настроение оттянуть.
Д.Медведев: Начало интервенции?
Ф.Клюка: Да. Это смерти подобно. У нас много животноводства, Дмитрий Анатольевич.
Д.Медведев: Много. Мы сколько этим занимались последние годы, нарастили‑то прилично и в Белгороде, и в Воронеже, и в других местах, и в Ростове, здесь.
Ф.Клюка: Конечно. Поэтому просьба рассмотреть оперативнее.
Д.Медведев: А вот по ценам Вы такую фразу сказали для человека, который бизнесом занимается, не очень аккуратную, что по любым ценам готовы брать, тем не менее это что значит?
Ф.Клюка: Я имею в виду не зашкаленные цены.
Реплика: По разумным ценам.
Ф.Клюка: По разумным ценам, конечно.
Д.Медведев: По разумным. То, что обсуждается, вот эти 4500 за тонну.
Ф.Клюка: Вполне, это очень здорово.
Д.Медведев: Я в Марий Эл был, там тоже с руководителем хозяйства ходил, разговаривал, у него тоже животноводческое хозяйство, он говорит: «Вот если бы по таким ценам это прошло – для нас спасение».
Ф.Клюка: Мы гарантируем, что цена на продукты не будет повышаться при таких ценах – ни на молоко, ни на мясо, ни на хлеб.
Спасибо.
А.Неженец: Можно мне?
Д.Медведев: Пожалуйста.
А.Неженец: Я руководитель и владелец предприятия, производящего зерно. Произвожу пшеницу, кукурузу, сою, 100 тысяч тонн.
Сегодня мне необходима ясная альтернатива продажи зерна на экспорт. После ввода запрета на экспорт я не могу продать ни килограмма.
Далее. До нового года мне надо закрыть кредиты на 290 миллионов рублей. А кредитная ставка 12 – это на пополнение оборотных, 14 – на инвестиционные кредиты.
Д.Медведев: Это фиктивная действующая ставка – 12.
А.Неженец: 12 плюс комиссия 0,5–1 процент.
Д.Медведев: Сейчас можете взять под 12 процентов?
А.Неженец: Инвестиционная – 14 плюс комиссия 0,5–1 процент.
Кроме того, что мне надо кредиты закрыть 290 миллионов, мне сегодня зарплату надо выдать за уборку и профинансировать уборку кукурузы, сои. Поэтому мне важно, кто купит у меня зерно по рыночной цене. Я говорю о рыночной цене. Мне надо пролонгировать кредиты хотя бы на полгода, включая те кредиты, которые выдавал Сбербанк. Россельхозбанк идёт более отзывчиво на эти вещи. Для Сбербанка это гораздо сложнее.
Для меня продажа сегодня зерна из интервенционного фонда – это очень плохо. 4,50 – если выставят эту цену, то это рынок весь обрушит. Сегодня рыночная цена на зерно другая. И я предполагаю получить другую цену на зерно. И те же коллеги с Воронежской и Белгородской области говорят, что 6–6,50 за фураж мы сегодня готовы обсуждать. Это позволит нам по крайнему пределу пройти. Поэтому я, например, поддерживаю идею продажи зерна из интервенционного фонда не сейчас, после нового года. А сейчас мы должны по рыночной цене продавать, тем более зерно есть сегодня. Я повторяю, для Краснодарского края, для Ростовской области, для Ставрополья сегодня проблема – кому мы можем продать зерно. Всё, остановился рынок.
Д.Медведев: А Вы почём сегодня готовы продавать зерно?
А.Неженец: Я ориентируюсь на мировую цену.
Д.Медведев: Ваша цена сейчас какая?
А.Неженец: Дмитрий Анатольевич, я поясню. Я ориентируюсь всё время на мировую цену. Я продаю сою. Я ограничен ценой по сое, той ценой, которая на чикагской бирже. Аргентина по этой цене продаёт. Это не высокая цена. Я не могу дороже продать.
По пшенице я тоже ориентируюсь на мировые цены. Если говорить о российской цене, наверное, 6–6,50 сегодня можно было бы обсуждать цену на фураж.
Д.Медведев: Понятно.
А.Неженец: Но для меня непонятно, кто купит. Я не отправляю в Воронежскую область, на какой‑то элеватор, с которого у меня потом купят. Мне надо, чтобы мне сказали: «Привези сюда, в течение трёх дней ты получишь деньги, после того как выставишь там форму 13». Мне было бы понятно.
Д.Медведев: Я хочу понять. По интервенциям я сказал, это тема, конечно, которая сейчас обсуждается. Коллеги, особенно которые пострадали от пожаров, говорят: «Давай, давай быстрей». Естественно, каждый хочет купить подешевле, это тоже понятно. Но тем не менее прозвучало из уст ваших коллег, которые выступали до этого, что они готовы брать и подороже. В чём сейчас проблема, Александр Владимирович, чтобы, допустим, прямо сейчас продать по этой цене часть вашего урожая?
А.Неженец: Не знаю, никого нет, кто хочет купить по этой цене. Я никого не знаю, кто хотел бы купить и был бы готов.
Д.Медведев: Хочу связать это всё‑таки воедино, потому что у нас разговор откровенный.
Ф.Клюка: 7,800 у нас будет.
Д.Медведев: Да, просто только что Вы сказали, понятно, если будет из этого фонда по интервенциям подешевле, надо посмотреть на ситуацию на рынке и так далее. Тем не менее Фёдор Иванович сказал, что они готовы брать и дороже сейчас.
Ф.Клюка: Так точно.
Д.Медведев: Так а чего Вы тогда не договариваетесь?
Ф.Клюка: Это 7,800 уже будет. Он у себя по шесть, а к нам приедет – 7,800.
Д.Медведев: То есть это всё‑таки дорого уже получается?
Ф.Клюка: Конечно, это пойдёт в цену мяса, молока, хлеба.
Д.Медведев: То есть, на Ваш взгляд, если брать прямо сейчас у партнёров, без государственного участия, фонда, это будет слишком дорого.
Ф.Клюка: Конечно, цена пойдёт на продукты питания, что недопустимо.
А.Пермяков: Конкуренция: пять тысяч – у них, шесть тысяч – у нас.
Д.Медведев: А как бы это происходило, если бы не было неурожая? Вы сами у себя закрывали или вы всё равно докупали? Сами закрывали себя?
Ф.Клюка: Конечно.
Д.Медведев: Ну ладно, продолжим обсуждение.
А.Неженец: Возможно пролонгировать кредиты на полгода – это был бы вариант для нас, мы бы переждали ситуацию.
Д.Медведев: Кредиты где у вас?
А.Неженец: Сбербанк и Россельхозбанк.
Второе. Создать механизм перераспределения. Может быть, государство, к которому мы испытываем доверие, у нас покупало и им продавало бы. Может быть, такой механизм был бы реален сегодня в этих условиях, потому что ведь это огромный объём.
Д.Медведев: А у вас какие объёмы?
А.Неженец: Нет, я говорю про потребности. Мои объёмы – 100 тысяч тонн зерна.
Д.Медведев: Понятно.
А.Неженец: Но я не занимаюсь животноводством. Поэтому если я не продаю зерно, я не могу ничего профинансировать. Я мог бы осенью посеять, но если у меня не будет продаж, я тоже не смогу использовать благоприятные условия.
Д.Медведев: Я понимаю.
Ладно. Спасибо, Александр Владимирович.
Пожалуйста.
В.Бородаев: Бородаев Виктор Васильевич. Ростовская область, агрофирма «Целина», Целинский район.
Наше предприятие довольно большое. Мы работаем на площади 45 тысяч гектаров. Мы производим много зерна, подсолнечник, занимаемся коневодством. В этом году валовый сбор зерна у нас составил 100 тысяч тонн всего. И мы, в принципе, на рынке работаем. Но на дату, когда вышло постановление Правительства о временном запрете, мы мало продали зерна, мы, честно говоря, ждали рынок (он всё время работал на повышение) для того, чтобы как можно дороже продать зерно. Это, наверное, естественное для бизнеса желание.
Когда вышло постановление Правительства, это был (я слово такое применю) фурор для селян, потому что это такая двоякая позиция. Первое – мы понимаем, какая сложная сложилась ситуация в стране, и понимаем, что нужно создать запасы, нужно помочь людям, которые сегодня не добрали кормов, не добрали продовольственного зерна. И в то же время мы понимаем, что по тем ценам, которые разворачиваются на рынке, мы сможем не реализовать своё зерно.
Д.Медведев: Это всё‑таки фурор был или шок?
В.Бородаев: Я поэтому сразу и сказал, не знаю, правильно я подобрал слово или нет, это был шок. Я не знаю, спасибо Вам за то, что Вы нас сегодня собрали, это так своевременно, потому что этот шок не проходит. Об этой теме продолжают все говорить, эту тему обсуждают, и, в принципе, день начинается с этого и заканчивается этим.
Рынок, после того как вышло постановление, в принципе, обвалился. Обвалился потому, что трейдеры, работающие за рубежом, прекратили закупки, внутреннего рынка нет. Та логистика, которая сложилась после 90-х годов на юге, была направлена на экспорт зерна. И частично наше продовольственное зерно шло на продовольственные цели по стране. Фуражное зерно у нас производится в малых количествах. И сегодня имеем для реализации 65 тысяч тонн пшеницы, она вся продовольственная и высокого класса.
Как мы видим выход из данной ситуации? Мы поддерживаем то, что неизвестно, как сложится год, как будут посеяны озимые в целом по стране и в том числе в Ростовской области. Мы знаем, что такое засуха не на словах, а на деле, я с 26 лет работал руководителем сельхозпредприятий, в общем‑то, с сельским хозяйством всю жизнь связан. Это какое‑то чудо, что нас засуха в этом году обошла. Ведь мы тот коридор, через который идёт вся засуха в страну. И почему‑то получилось, что мы её пропустили. Ну не совсем, мы тоже от неё пострадали.
Д.Медведев: Мне сказали, что с апреля месяца дождей нет.
В.Бородаев: Стыдно нам, конечно, что‑либо говорить по сравнению с областями, которые на самом деле…
Д.Медведев: Но и не горело всё‑таки так, как у них.
В.Бородаев: Мы понимаем, что вопрос логистики, которая сложилась, мы сами – погорельцы и доноры, которые могут сегодня дать зерно, – не решим. Мы обсуждали вопрос и видим сегодня ситуацию. Чтобы быстро закрыть многие вопросы и снять проблемы, нужно государству выступить инициатором и сделать закупку зерна в фонды, из которых потом распределять зерно для погорельцев – я извиняюсь, конечно, за такое название, – для людей, которые имеют в этом нужду.
И второе, будет создана «подушка безопасности» для всей страны и на следующий год. Сегодня, безусловно, можно было бы сказать, что рынок нельзя трогать по объективным экономическим законам, которые действуют, и он сам вырулит: сегодня есть излишки зерна – их продать, завтра недостатки зерна – завезти. Но я не поддерживаю эту идею, потому что, наверное, это будет слишком накладно. Но чтобы создать запас на следующий год и чтобы создать запас в целом – он всегда должен быть в стране, – нужно сегодня государству закупить излишки зерна. Может быть, заменить, может быть, поменять, то есть наше продовольственное зерно сегодня грех, конечно, скармливать скоту, но, может быть, где‑то фуражное есть зерно. И потом, наше зерно всегда шло улучшателем для помольных партий по всей стране.
Д.Медведев: Виктор Васильевич, а как Вы видите закупку излишков? Как этот процесс, на Ваш взгляд, должен быть организован в текущих условиях?
В.Бородаев: Я думаю, что наподобие той интервенции, которая была и в прошлом, и в позапрошлом году. В позапрошлом году мы 77 тысяч продали государству зерна в интервенционный фонд. Он и сегодня лежит, этот интервенционный фонд, на нашем элеваторе, довольно большой элеватор. Сегодня, может быть, не надо открывать до окончания уборки урожая по стране интервенционный фонд, который создан, потому что разные могут быть, на мой взгляд, злоупотребления, как говорят, на слёзы всегда жалко смотреть, но надо бы с реальной картиной разобраться. И закупать туда за государственные деньги и продавать потом по ценам не ниже, чем это зерно попало туда. Хлеб должен иметь цену. Сегодня никто не задаёт вопрос, сколько стоит минеральная вода, но она стоит дороже килограмма хлеба. Я понимаю, что у нас есть слои населения, для которых нельзя повышать цены на продукты. Вы сами слышали, он говорит: «Я по любой цене куплю», а мы ему говорим: «Нет, ты купи по 4,10, мы доброе государство».
Регулятором, объединяющим всю эту проблему в кулак и управляющим этой проблемой, должно стать государство. Это наше мнение. Я не знаю: есть деньги, нет денег. Я не знаю, как это делать, может, я многих вопросов не знаю, но я говорю, как думаю.
По вопросам, которые Вы подняли, а все вопросы очень справедливые, я хотел бы сказать, что сегодня мы пользуемся кредитами, ну мы, может быть, как «VIP-предприятие»: под 10 процентов мы берём кредиты в Сбербанке, субсидированные кредиты, которые идут на приобретение, государство субсидирует, и под 12 процентов – не субсидированные.
Д.Медведев: Это тоже в Сбербанке?
В.Бородаев: Да, тоже в Сбербанке. Нас эта ставка устраивает, мы считаем, что это очень хорошая ставка, и действительно сегодня нет 17–18, никто не говорит об этом.
Что касается страховых дел. Мы не страхуем свои посевы, мы считаем, это очень нецивилизованно и очень плохо. Не страхуем по той причине, что все наши страховщики – в принципе собиратели денег, а не партнёры, которые могли бы вместе с нами решать в сложный момент вопросы.
Д.Медведев: То есть Вы им, проще говоря, не верите?
В.Бородаев: Абсолютно правильно, мы не верим. Те условия, которые записаны мелким почерком на двадцати листах договора, всегда юридически подложат и оправдают своё невыполнение, в крайнем случае скажут: у нас лицензию отобрали.
Дальше. То, как они страхуют, это надо именно 150 лет: раз в 150 лет бывает такая засуха, что по тем условиям, как они страхуют, я могу что‑то получить. Почему? В среднем наше предприятие получает 40 центнеров с гектара. На площади 26 тысяч мы сеем колосовых – озимые и яровые. Мне говорят: «Средняя потолочная по району, по области составляет 22 центнера, давайте от 22 центнеров будем вам страховать». Я никогда не прихожу к этим показателям, даже засуха – 30 центнеров мы получим.
Д.Медведев: То есть, иными словами, то, что они предлагают покрыть своей страховкой, Вам просто неинтересно.
В.Бородаев: Неинтересно абсолютно.
Д.Медведев: Потому что Вы получаете всё равно больше.
В.Бородаев: Я предлагал свои условия. Я предлагал страховать финансовые риски, то есть валовой сбор, цену на это зерно и так далее, очень интересная схема, на мой взгляд, и она работает за рубежом, но это их не устраивает. Они говорят: нам законом запрещено. Такое складывается впечатление, что они пролоббировали то, что им нужно, и плодятся как грибы после дождя.
Д.Медведев: А что это за закон? Законодательство о страховании или какие‑то специальные правила?
В.Бородаев: Нет, закон о страховании. Мол, так нельзя. И поэтому мы не страхуем. И те 50 процентов средств, которые выделяет государство, – мы просто считаем, нам нельзя обирать государство, мы воздух страхуем. Если кто‑то идёт на это, то идёт по чёрным схемам, я Вам честно скажу. А реальный хозяин, реальный руководитель не страхует на таких условиях ничего.
Ситуация, которая складывается в сельском хозяйстве сейчас, в целом отношение государства к сельскому хозяйству мы оцениваем очень высоко, потому что уровень возможностей полностью исчерпан на данный момент, и мы своевременно, в принципе, всё получаем, и нет никаких вопросов. Это не потому, что мы хотим кого‑то защитить или у кого‑то выиграть. Действительно за это большое спасибо. Такая возможность не часто предоставляется – высказать благодарность за то, что оказывается селу. И сегодня ту беду, которая есть в стране, надо бы рассмотреть с участием государства. Решения мы готовы принимать.
Что касается цен, самый острый, наверное, вопрос.
Д.Медведев: Конечно.
В.Бородаев: По каким же ценам будет покупаться это зерно? Они должны быть приближены к рыночным ценам, потому что никому мы не докажем, что ту беду, которая сложилась в стране с сельским хозяйством, должны сами селяне и решить.
Сегодня мы знаем, что мировая цена на бушель, то есть 27 литров, около восьми долларов. В переводе на нашу метрическую систему это больше 300 долларов за тонну.
Д.Медведев: В переводе на рубли это сколько получается?
В.Бородаев: Девять рублей. Не идёт разговор об этом. Сегодня уже вся пресса говорит о том, что фермеры Америки пересядут на «Ламборджини», так сказать, потому что они воспользуются этой ситуацией больше всех, и им не стыдно это сделать. А у нас иногда все начинают считать нашу себестоимость, все начинают считать наши доходы, и все обвиняют нас в том, что мы не имеем совести, и поэтому хлеб подорожал, молоко подорожало и так далее. Но в прошлом году средняя цена реализации зерна, мы тоже его всё реализовали, – 3,80. 100 тысяч тонн продано агрофирмой. Рентабельность – 14 процентов. Я никогда слова не сказал, мы дальше живём, развиваемся за счёт собственной прибыли и заёмных средств. Сегодня есть новые технологии, мы сегодня не уступим никому, даже зарубежным развитым фирмам. Но когда появилась возможность продать зерно дороже, мне говорят: как тебе не стыдно? Все, кто хлеб ни ест, начинают говорить: вы совесть имейте, имейте в виду. Это недовольство селян. Мы же цивилизованное государство, которое встало на рыночные формы развития. Ну давайте и поддерживать это. Я готов поделиться сегодня в той ситуации, которая есть, потому что завтра поделятся со мной, готов поделиться в какой‑то степени и ценой, готов потерпеть, перекредитоваться и отправить зерно туда, куда скажут. Я всё это понимаю, потому что это будет не просто разговор, а моё прямое участие как руководителя предприятия.
Извините, что я долго говорил. Спасибо за внимание.
Д.Медведев: Интересно вполне. Пожалуйста.
К.Подольский: Компания Valars. Мы стоим с двух сторон в этой цепочке. Компания – один из крупнейших российских экспортёров, один из крупнейших производителей России. Мы произвели в этом году больше 500 тысяч тонн зерновых. Поэтому я, возможно, выскажу некую крайнюю позицию. Я согласен с Виктором Васильевичем. У нас никто не спросил в прошлом году, как мы выжили при таких ценах на пшеницу, в то время как животноводы достаточно неплохо себя чувствовали при таких дешёвых кормах. Я скажу и от имени экспортёров, что мы пережили два года тяжелейшего рынка для российской пшеницы. Огромное количество у нас было проблем по качеству, то есть был рынок покупателя, который не давал возможности нам нормально жить. Тем не менее мы всё это пережили, вложили большие деньги в модернизацию растениеводства, имеем существенную задолженность перед банками. И приходит момент, когда мы вроде бы должны заработать, всё складывается в нашу пользу.
Я не хочу детали обсуждать, как Правительство поступило с экспортом, могу только как профессионал, который на этом рынке с его зарождения, сказать, что технически безграмотно, нанесли колоссальный ущерб экспортёрам. И это очень спорный вопрос, не будет ли часть контрактов наших считаться дефолтом.
Д.Медведев: Дефолтом или контрактами, по которым наступил форс-мажор? Дефолт – это неисполнение.
К.Подольский: Да, они могут считаться дефолтом в данном случае.
Д.Медведев: То есть они будут дефолтом, но не будут считаться под воздействием непреодолимой силы? Вы имеете в виду у иностранных покупателей?
К.Подольский: Конечно.
Д.Медведев: А по каким причинам, растолкуйте просто людям, чтобы понимало Правительство, здесь сидят люди ответственные за это, и министры, и руководители компаний.
К.Подольский: Просто нужно было закрыть экспорт и объявить какой‑то день, догрузить оставшиеся корабли и всех распустить либо дать какое‑то значительное время на это. Потому что сейчас в Новороссийске происходит просто сумасшествие, наша компания не погрузит примерно 100 тысяч тонн пшеницы.
Д.Медведев: Она там находится?
К.Подольский: Да, и она формально не подпадает под действие форс-мажора. Это будет дефолт с нашей стороны.
Д.Медведев: А почему не подпадает, я хочу понять?
К.Подольский: У нас было формально время по контрактам – десять дней погрузить.
Д.Медведев: Контракты так составлены, что форс-мажор на вас не будет распространяться.
К.Подольский: Да. Но мы не могли поставить. Если мы ставим в обычном режиме на пять дней позже судно, это не имеет никакого значения.
Д.Медведев: Я Вам два слова всё‑таки в качестве реплики скажу. Я не буду сейчас оправдывать то, что сделано, потому что то, что сделано, было сделано исходя из государственных соображений. Наверное, исполнение, как обычно у нас, не идеальное, но насчёт непреодолимой силы уже не как Президент, а как человек, который раньше какими‑то практическими вопросами в бизнесе занимался, правовыми в том числе, – это всё судебные вопросы. Никто никогда из Ваших покупателей не скажет: «Да плевать мы хотели на вашу непреодолимую силу (а акт Правительства – это всегда непреодолимая сила в соответствии с международным правом). Требуем исполнения, если не исполняете – значит, это дефолт, значит, это неисполнение контракта». Это всё подлежит уточнению в судах, Вы притащите туда постановление Правительства. Понятно, это всё неприятно, но…
К.Подольский: Там технические есть моменты, которые можно было чуть более точно сделать для того, чтобы это точно было форс-мажором. Но я хотел сказать несколько о другом.
Д.Медведев: Наверное. Извините, пожалуйста, я всё‑таки за это зацепился. Я хочу, чтобы Правительство на это обратило самое пристальное внимание. Почему? Потому что мы действительно, так получилось из‑за катастрофического неурожая и засухи, поставили наших производителей в сложное положение, тех, кто занимается экспортом. Пошли на это, естественно, сознательно. Но уж если мы это сделали – мы должны совместно встать на их защиту, создав все необходимые юридические доказательства того, что это, безусловно, обстоятельства непреодолимой силы, или форс-мажор, и что у них не было никаких возможностей осуществить поставки. Это должна быть консолидированная позиция по всей стране, не по конкретной компании, а по всей стране, потому что, конечно, экспортёры в этом случае пострадают. Пожалуйста.
К.Подольский: Но я бы хотел сказать и как крупный производитель. Позиция у меня вообще в любом бизнесе такая: я считаю, что сегодня мы зря призываем государство участвовать в этом процессе. Я категорически настроен, чтобы всё отрегулировал рынок. Я считаю, что Россия вполне могла позволить себе продолжить экспорт. И ничего страшного не было бы, если бы мы купили весной американскую пшеницу. Я думаю, что поддержать животноводство, безусловно, нужно. Это дело уже Минсельхоза, как он исполнит это. У него есть все силы. Эти 35 миллиардов должны целенаправленно пойти на животноводство.
Но в любом случае России выгодны высокие цены на пшеницу в далёкой перспективе. И как бы там ни было, мы должны в этом процессе участвовать. И рынок бы всё отрегулировал прекрасно. Просто, честно говоря, мне непонятно, когда люди начинают говорить, как перебросить эту пшеницу. Все взрослые здесь. Если у них есть деньги, они её купят, если нет денег, значит, это животноводство не имеет права на жизнь просто в данный момент. Ну что, надо как‑то в рынке жить. Мы же говорили: 3,80 себестоимость, а где‑то себестоимость и повыше бывает. И мы продали в прошлом году ниже себестоимости пшеницу. Поэтому, мне кажется, просто глубоко уверен, что если будет цена десять рублей внутренняя, то есть то, что Чикаго сегодня даёт, и мы не пройдём в Чикаго, и тогда всё, экспорта не будет просто, элементарно. Всё отрегулировал бы рынок.
Д.Медведев: Что значит, не пройдём в Чикаго, что имеется в виду?
К.Подольский: Я имею в виду, мы посчитали, что девять рублей – это Чикаго. Если у нас внутренняя цена десять рублей, экспорт сам прекратится просто. Но мы когда‑то же должны заработать всё‑таки. Мы год потерпели, два потерпели, третий раз нам государство не даст. В итоге это всё приведёт всё‑таки к последствиям, что нам придётся снизить производство зерна в стране, и дальше последствия понятны.
Мы сегодня говорим про страхование, я где‑то уже прочитал, очень хорошее высказывание было: «Пока государство даёт деньги, никакого страхования не будет». Пока государство раздаёт бесплатно всем деньги, ничего не получится. Почему такую ситуацию Виктор Васильевич описывает? Потому что нет рынка, по сути, и серьёзные и большие страховые компании на этот рынок не идут. На него идут действительно мошенники, потому что он очень узкий. Всем хочется украсть эти 50 процентов дотаций в сговоре с сельхозпроизводителями. И всё. Это действительно так. И пока мы не заставим всех страховаться, а не просить у государства деньги, не будет рынка просто.
Д.Медведев: Вы считаете, что нужно заставлять?
К.Подольский: Я считаю, что нужно создать все условия для того, чтобы страхование было.
Д.Медведев: То есть не заставлять, а именно всё‑таки мотивировать.
К.Подольский: Честно говоря, самый лучший способ: раз не дать никому денег во время таких ситуаций – все сами научатся страховать. Но я понимаю, что это не позиция государства. Но лично моя была бы такой, например.
Д.Медведев: Вы правильно оговорились – это лично Ваша позиция.
К.Подольский: Я же не отвечаю за всю страну, поэтому у меня такая позиция.
Д.Медведев: Насчёт страхования. В том, что Вы говорите, конечно, тоже есть рациональное зерно, очевидно. Но нет рынка страхования не только потому, что он такой перекорёженный и там одни мошенники. Надо признаться, что всё‑таки наши страховые компании не чувствуют там заработка.
К.Подольский: Безусловно, он маленький действительно.
Д.Медведев: Он узкий. И они понимают, что этот рынок всё‑таки высокорисковый.
К.Подольский: Конечно, они не могут перестраховать, нет рынка перестрахования. Они несут персонально за каждое поле ответственность.
Д.Медведев: Конечно, но надо учиться. Тем не менее этот сегмент страхования во всём мире развит. И такие страховые сделки перестраховываются у крупнейших перестраховщиков. Это, извините, хоть и рисковый рынок, но это не ситуация типа разлива нефти в Мексиканском заливе. Вот там ни один перестраховщик это не потянет. А здесь что? Да, неурожай бывает. Он регулярно случается, откровенно говоря, во всём мире то в одном месте, то в другом.
Поговорим об этом. Проблему обозначили. Спасибо.
Коллеги, давайте коротко. Пожалуйста, прошу Вас.
С.Сухомлинов: Колхоз «50 лет Октября», Неклиновский район. От Таганрога, где мы сегодня проводим конференцию, всего лишь 25 километров.
Если передо мной выступали все собственники, то мы – коллективно-долевая собственность.
Д.Медведев: Но тоже собственность?
С.Сухомлинов: Да, коллективно-долевая собственность, более ста человек собственников этого колхоза. Работаем в рынке, естественно, перевооружились, не уступаем никаким холдингам по производству, по урожайности.
Но сегодня вопрос и тревога о 2011 годе. Мы проплатили авансы под горючее, под удобрение, под семена, но мы, боюсь, не можем провести нормально посевную. Да, крестьяне всегда выдержат и всегда её проведут, но, не вложив в удобрения, не купив нормальные семена рапса, которые сегодня, к сожалению, производятся только за границей, лучший рапс в Германии, не купив лучшие семена, мы, естественно, в 2011 году потеряем урожай. И потеряем не 20–30 процентов, а добрую половину. Поэтому, сидя на пшенице, которая сегодня у нас есть, мы тоже приличный урожай получили, и вал неплохой, мы его не можем продать, потому что рынок остановился. Мы готовы сегодня работать с любой организацией, с погорельцами, как Виктор Васильевич говорил, на условиях того рынка, который был на пятое число. Это невысокая цена, это 5,56 рубля продовольственная пшеница, это около семи рублей пшеница третьего класса и фуражное, наверное, чуть меньше 5,50. На этом остановился рынок, мы готовы продавать и готовы работать, но дайте нам возможность сегодня заплатить вторую половину за удобрения, за горючее, за технику и пустить эти деньги в оборот.
Д.Медведев: А что для этого надо?
С.Сухомлинов: Кто выступит арбитром? То ли это государство в лице Минсельхоза, то ли это будет рынок, который отрегулирует. Но лишь бы это произошло очень и очень быстро. В противном случае через 15 дней посевная у нас начнёт срываться.
Что касается интервенционного фонда. Первое, крестьянин никогда не раскрывал закрома, пока не посчитает. То есть мы должны убрать в стране урожай или хотя бы в тех регионах, где он есть. Посчитать, сколько надо, перераспределить, а потом уже развязывать закрома.
Д.Медведев: Это абсолютно практический вопрос. Вот в том проекте постановления, которое сейчас готовится, я специально сегодня говорил с Министром и вице-премьером Зубковым, мы договорились даты убрать просто для того, чтобы был оперативный маневр и в ту, и в другую сторону. Я хочу понять Ваше мнение: когда нужно открывать закрома в этом случае?
С.Сухомлинов: Закрома нужно открывать хотя бы в октябре-ноябре, на конец этого года хотя бы. А сегодня перераспределить то зерно, которое мы готовы продать, тем же белгородцам, тем же воронежцам. Сегодня они здесь сидят, они готовы покупать. И не по той цене, о которой говорят. Нам стыдно говорить о цене 300 долларов, для нас это неприемлемо, и крестьяне, может быть, об этом не говорят, но о цене в районе 200 долларов надо бы разговаривать. И мы готовы по этой цене продавать и готовы перераспределять.
Д.Медведев: 200 долларов – это что у нас в рублях получается? Шесть рублей?
С.Сухомлинов: Это в пределах шести рублей. Это разумная, нормальная цена. Абсолютно нормальная цена. И мы закроем свои проблемы, и 2011 год подготовим. И, естественно, мы не попадем в ту ситуацию, в которую попали погорельцы в 2010 году.
Д.Медведев: Спасибо. Спасибо большое.
Пожалуйста.
В.Суров: В данной ситуации, как мне видится, сегодня бы Минсельхозу нужно срочно составить необходимое количество зерна, которое необходимо поставить для погорельцев. Исходя из этого ввести квотирование для предприятий из расчёта, сколько имеется зерна на сегодняшний день. Они привозят, сдают на элеватор, цена потом. Но открыть всё равно линию излишков зерна на экспорт. Я считаю, это будет самое правильное решение. Это моё личное мнение. Мы сегодня знаем, сколько надо, устанавливаем квоту. Хозяйство сдает на элеватор зерно, а остальное пусть реализует за границу по тем ценам, которые сегодня имеют место быть в мире.
Д.Медведев: Понятно. Коллеги, проблемы всем приблизительно понятны. Они не всегда общие, они могут быть противоположные, по понятным причинам, потому что кто‑то на одной стороне цепочки стоит, но кто‑то на другой, но тем не менее они понятны.
Вы что‑то хотели добавить, Кирилл Олегович?
К.Подольский: Я просто хотел добавить. Сейчас если мы перераспределим новую продовольственную пшеницу на корм скоту, оставим в закромах, как говорят, пшеницу, которая два года там находится, имеет ужасное качество на самом деле, давайте объективно смотреть. Интервенционный фонд – у нас лежит 100 тысяч тонн на элеваторе, я знаю, какое качество. Это фуражная пшеница по всем законам, хотя принята как продовольственная.
Д.Медведев: Что делать‑то надо?
К.Подольский: Её надо распределить. Дать сейчас и открыть экспорт, чтобы всё посеяли.
Д.Медведев: Понятно. Пожалуйста.
М.Чернов: Дмитрий Анатольевич! Совхоз Кирова, Ставропольский край. У меня есть и животноводство, и переработка, и немножко я даже занимаюсь экспортом, хотя хозяйство небольшое. Поэтому я со всех сторон представляю интересы и видение сельского хозяйства.
Мне кажется, что мы не затронули один момент. Ведь мы говорим о чём? О балансе имущественных интересов погорельцев и не погорельцев по большому счёту, или животноводов и растениеводов. И наше сегодняшнее совещание, которое Вы проводите очень своевременно, будет ведь выступать для рынка определённым…
Д.Медведев: Индикатором.
М.Чернов: …скажем так, регулятором и индикатором. Мы говорим: 6,50 и 4,50. В этих рамках, если какое‑то здесь прозвучит Ваше слово, наверняка с этого рынок…
Д.Медведев: То есть Вы предлагаете просто мне по итогам совещания цену остановить, как в советские времена – приехал генсек и сказал: вот это будет стоить столько.
М.Чернов: Нет, но Вы же сказали, что экспорт закрыт. На самом деле проблема есть, рынка нет в течение недели, его просто нет: ни 3,80, ни 4,50, его просто нет никакого. А нужно выполнять обязательства: налоги, заработная плата, предстоящий сев. Нам нужно столкнуть с мёртвой точки эту проблему, и это и для белгородцев будет индикатором – пять-шесть-семь рублей, как мы здесь определимся или как они услышат эту проблему. Но интервенционный фонд, я считаю, открывать преждевременно на сегодняшний день. Нужно дождаться окончания уборки.
Д.Медведев: Понятно.
М.Чернов: И ещё один момент, о котором я хотел очень коротко сказать. Мы говорим о проблеме, которая существует у нас: мы погорели, есть засуха, но издавна есть орошение, есть мелиорация. У меня в хозяйстве из 20 тысяч земли – четыре тысячи на орошении, я их не использую два года. По какой причине? А просто неэффективно использовать с той стоимостью электроэнергии, которая на сегодняшний день выставляется нашему агрохолдингу. Были компенсации в своё время, но их убрали, посчитали, что аграрный сектор – точно такой же сектор экономики, как и все остальные. Произошёл перекос: одной отраслью мы пожертвовали в ущерб другой. Канал есть, вода течёт, насосные станции стоят, «фрегаты» не работают. Есть такая проблема, её, мне кажется, тоже нужно озвучивать с учётом тех обстоятельств, которые у нас сложились. Мелиорация и орошение – им нужно уделять какое‑то внимание. Спасибо.
Д.Медведев: Спасибо.
А.Штельмах: Штельмах Анатолий Иванович, колхоз имени В.И.Ленина, Арзгирский район, Ставропольский край. У нас Ставропольский край делится на западный и восточный. Самая восточная сторона Ставропольского края.
Выступающие говорили о том, что получают урожай и по 70–80 центнеров каждый год. Мы получаем раз в два года. У нас паровая система. У нас 34 тысячи гектаров. Из них 13 тысяч – пастбища и 21 тысяча – пашни. Девять тысяч – под парами, девять тысяч – сеем. И цена, о которой мы сегодня говорим, естественно, играет очень большую роль для нас. Большую помощь получили от государства. И благодарность большая от селян, что сегодня программы эти работают. Парк техники мы обновили практически на 80 процентов за последние пять лет. И получаем урожай в засушливой зоне до 40 центнеров с гектара. Занимаемся животноводством: мясное скотоводство и тонкорунное овцеводство. На сегодняшний день 17 тысяч овец и 2,5 тысячи КРС имеем.
Я не буду повторяться. Всё было правильно. Я бы хотел немножечко на интервенционном фонде остановиться, для погорельцев. Может быть, его не просто открыть надо и всем раздать, а именно изучить, где на самом деле есть животноводство и где надо помочь. Только в этом случае. А рынок, конечно, открыть надо бы.
И по хлебу, по цене на хлеб. Все говорят: цена на зерно растёт – поднимется цена на хлеб. Почему она должна подняться? Цена на хлеб сложилась в те годы, когда зерно стоило семь-восемь рублей, три-четыре года назад. Потом, когда на зерно упала цена, на хлеб же цена не снизилась, она, наоборот, каждый год повышалась. Почему она должна сегодня подняться, если мы разговор ведём о том, что цена зерна 5,50–6 рублей сегодня и мы готовы по такой цене сегодня его продать куда угодно. Надо посмотреть, в цене хлеба цена зерна – 20 процентов максимум.
Д.Медведев: Это да.
А.Штельмах: Остальное – переработка и магазины, которые продают, торговцы. Вот в этом вопросе надо посмотреть по хлебу. Спасибо.
Д.Медведев: Спасибо большое. Пожалуйста.
В.Золотухин: Дмитрий Анатольевич, я коллегу поддержу: в том, что касается продовольственной безопасности, именно хлеба, в стране достаточно и в этом году продовольственной пшеницы, и цена на хлеб вообще‑то не должна даже обсуждаться, её рост.
Даже с учётом того, что я представляю тоже Белгородскую область и что у нас получен довольно‑таки большой неурожай, надо признать, что треть от того, что мы планировали, получили.
Я руководитель холдинга, 28 тысяч земли. На сегодня 136 тысяч свиней, восемь тысяч крупного рогатого скота.
У нас, конечно, ситуация с кормами будет сложная. Мало того, что большой неурожай зерновых, у нас в этом году сложилось так, что погорела кукуруза. То есть мы на сегодняшний день вынуждены и приняли решение зерновую кукурузу, которую мы планировали на зерно, убрать на силос, чтобы хоть как‑то обеспечить крупный скот кормом. Непонятно, что будет ещё и с подсолнечником, но на сегодня уже не прогнозируем больше десяти центнеров.
Виктор Васильевич с одной стороны выступал, с другой – Кирилл. Я своё видение выскажу. Я не верю, что рынок выстроит всё. С моей точки зрения, государство – это как раз и есть тот рыночный регулятор, который должен для всех устанавливать единые правила игры.
Мы с вами прошли через 90-е годы, когда было мнение: рынок всё расставит на свои места. Он ничего не расставит. Мировой опыт показывает на сегодняшний день, что без участия государства в этом процессе нигде никогда ничего не получалось. Основная функция государства – установить правила игры, понятные в своей стране. И на сегодняшний день, с моей точки зрения, правильное было решение (может, технически не совсем правильное) не о запрете экспорта, а о его приостановке до конца года, чтобы понять, что будет в стране твориться. Продовольственная безопасность ста сорока миллионов на сегодняшний день, по‑моему, намного важнее потерь двух-трех компаний-экспортёров. Надо просто разобраться с ними, оказать помощь, поддержать. Да, понятно, люди попали в очень нехорошую ситуацию, но мы, извините, тоже на сегодняшний день – Центральное Черноземье – попали в ситуацию, для нас непонятную.
Вырезать сегодня скот – ума много не надо, мы его заводили десять с лишним лет. Но у нас в компании работают 3,5 тысячи человек – куда эти люди пойдут? Мы же всё, в общем‑то, не ради себя устраивали, а ради того, чтобы эти люди работали и обеспечивали свои семьи и жили.
Какое у меня видение по тем вопросам, которые мы сегодня обсуждаем. Что касается кредитов. Мы кредитуемся в Сбербанке, надо правду сказать, что Сбербанк стал более корректно в этом году себя вести. Как и говорили, инвестиционные кредиты у нас подороже – около 14 процентов. Что касается краткосрочных кредитов – это в районе 12 процентов. Уже можно как‑то мириться. С учётом того, что есть всё‑таки субсидирование, можно мириться.
Но погасить краткосрочный кредит этого года мы не сумеем, потому что нечем. Нам надо их пролонгировать под льготные ставки. Тут же ещё есть такая хитрость: каждому заёмщику банк устанавливает некий лимит. Их сейчас пролонгируют, а нам же надо будет денег взять опять на покупку ГСМ, на покупку семян, на покупку удобрений. Чтобы у нас была возможность очередные деньги в банке взять.
Д.Медведев: Вы имеете в виду норматив риска на одного заёмщика.
В.Золотухин: Да. И Сбербанк очень к этому жёстко подходит. Эту проблему надо решить в обязательном порядке.
Второй вопрос – обеспечить нам осенний сев. Я не считаю, лично моё мнение, что что‑то упущено. По крайней мере минимум две-три недели в запасе у нас есть. Может быть, дожди всё‑таки пойдут. Это будет гораздо более интенсивная работа потом с севом. Поддержать в чём бы нас надо было сегодня? Так как деньжат у нас слабовато – хотя бы льготной ценой удобрений. ГСМ в этом году – спасибо большое. Юг говорит, у них похуже было. Что касается наших центральных областей – Воронежской, Липецкой, Курской, мы в трёх областях работаем, – обеспечение ГСМ в этом году в наших регионах было как никогда за все послесоветские годы. Мы хоть в этом году с ГСМ как‑то проблем не знали, и цена была более или менее. Правильное было Вами решение принято по весне, и мы как‑то вздохнули.
Что касается удобрений, то цена, к сожалению, не та, какая нужна.
Что касается страхового фонда, который в стране должен существовать. Интервенционный, страховой фонд, который существует сегодня в стране, всегда должен быть. Но в чём я Кирилла здесь поддержу. То зерно, которое в нём лежит, надо сейчас отдавать, а новое закупить. Мы обсуждали перед встречей, как это можно сделать. С моей точки зрения, только государство сегодня может выступить тем единственным гарантом, который разрешит эту ситуацию. На самом деле цена на зерно должна быть рыночная, но она должна быть справедливая. Я своих коллег ставропольцев понимаю, краснодарцев. Мы ровно в такой же ситуации, мы занимаемся одним и тем же делом. Есть такое. Получился год, мы сегодня заработали, но цена должна быть именно рыночной, но государство должно посмотреть и назвать справедливую.
Если зерно будет дороже семи рублей у нас на территории, заниматься животноводством дальше не выгодно. На нём можно ставить крест, то есть та цена в районе фуражного зерна 5–5,50 максимум – в Краснодаре это терпимо, у нас она получится 6,50, под семь, потому что в пределах 120 рублей тонно-километр, если автомобильным транспортом (до тысячи километров везти эффективно автомобильным транспортом), это получается на тысячу километров 1200 рублей. Вот если 5,50 – 1200, это получается 6,70 – это предел, дальше смысла нет.
И то это предел, мы выживем этот год, но мы не вернём кредиты, если нам дадут их. Но сегодня белгородцев это очень сильно беспокоит, нам надо как минимум в область 1 миллион 700 тысяч тонн зерна. Я считаю, что сегодня государство могло бы поменять этот резервный фонд, продав старый в области, который мы, погорельцы, сами же и придумали, и, закупив, дать сегодня дыхнуть людям на юге, дать им деньги. Мы сегодня готовы заплатить за это зерно деньги. Государство может этими деньгами рассчитаться с южными областями и положить на хранение это зерно, это была бы правильная ситуация.
Я всё‑таки надеюсь, что государство – это единственный сегодня источник, который может урегулировать эти вопросы. Дмитрий Анатольевич, спасибо за внимание, которое сельскому хозяйству оказывается.
Д.Медведев: Спасибо.
В принципе, практически все основные вещи сказаны. Я хотел бы, чтобы Елена Борисовна, и здесь у нас присутствует руководитель нашей Объединённой зерновой компании, если потребуется, высказались по основным проблемам, которые здесь были коллегами обозначены. Я сейчас ещё раз их назову. Просто, Елена Борисовна, хочу, чтобы это прозвучало из Ваших уст. Вы и сами пометки делали, поэтому знаете, что отвечать.
Первое. Важный вопрос, он волнует и экспортёров, и тех, кто занимается животноводством: когда открывать экспорт? Потому что, я обращаю внимание, это решение, как и всякое решение такого порядка, носит временный характер. Мне Правительство доложило таким образом, что мы это сделаем, посмотрим, как будет развиваться ситуация, может быть, мы раньше придём к выводу, что нам нужно всё это дело открыть, или порциями, или ещё как‑то. То есть здесь нет глухой позиции: закрыли – и до свидания.
Логистика, управление потоками – то, о чём начали говорить наши коллеги, которые «сгорели», и, собственно, говорили все остальные. Да, конечно, рынок очень многое способен отрегулировать.
Но на самом деле не забывайте, какая у нас страна. Страна у нас очень сложная, и, скажем, для того, чтобы полностью передать это всё под управление рынку, нужно, что называется, расслабиться, а этого государство сделать не может. И хорошо, что практически все здесь присутствующие, даже те, кто предлагает вопрос либерализовать, что называется, отдать это рынку, понимают, что мы не можем не думать о том, как будет развиваться ситуация в стране, как будут покупать продукты питания, хлеб прежде всего, 142 миллиона человек в нашей стране.
При всём моём глубочайшем уважении к бизнесу, к тому, какие риски вы на себя принимаете, к тому, с какими трудностями вы сталкиваетесь, у государства никогда не будет односторонней позиции. Мы, конечно, будем принимать решения не только в интересах компаний, а в интересах всех, кто живёт в стране.
Это могут быть не вполне идеальные решения. Это вы должны понимать – идеальных решений вообще не бывает. Они всегда так или иначе нарушают чьи‑то интересы и всегда так или иначе исполняются не должным образом. Так жизнь устроена. Но мы будем пытаться принимать решения, которые сбалансированы. Поэтому мне бы хотелось, чтобы Вы и на эту тему высказались.
По пролонгации кредитов и по лизингу и вообще по пролонгации кредитов по тем хозяйствам, которые попали в сложную ситуацию.
По механизму перераспределения. То, о чём почти все говорили, по закупке излишков зерна на основе сценария инвентаризации, когда, на Ваш взгляд, это делать всё‑таки было бы лучше. Многие выступают за то, чтобы провести такой обмен, то есть то, что лежит сейчас в этом фонде, соответственно, выбросить на рынок и приобрести заново, тем самым дать оперативные деньги хозяйствам. В то же время вытащить то зерно, которое реально, какой бы ни был хороший элеватор, качеством своим уступает по понятным причинам.
По страхованию. Думаю, здесь мы Америки не откроем: очевидно, что эта система нуждается в изменении. Я даже предлагаю отдельно сейчас это не обсуждать. Я поручаю Правительству подготовить изменения к законодательству о страховании в части, касающейся страхования сельскохозяйственных рисков, сделать этот рынок более широким и более выгодным для страховщиков. Как это сделать – это уже профессиональный вопрос, каким образом их заинтересовывать, каким образом выходить на рынки перестрахования, это тема профессионального разговора.
Про квотирование для отдельных регионов и отдельных предприятий, как это делать. Потому что у нас в проект постановления заложено, естественно, это квотирование по отдельным регионам.
Ситуация с удобрениями, в общем, тоже известна, и мелиорация, которая тоже упоминалась, естественно, не должна остаться без внимания.
Василий Иванович последний выступал и сказал, что цена на хлеб не должна обсуждаться – в этом году, мол, всё в порядке. Понимаете, в чём проблема? Это вы все хорошо информированы, вы – руководители хозяйств, и достаточно крупных, кто‑то поменьше, конечно, и вы понимаете, что объективных данных для того, чтобы происходил рост, нет, в этом году – точно.
В следующем году нужно молиться, нужно предпринимать все усилия для того, чтобы следующий год не был таким сложным, как этот, потому что это всё, конечно, не совсем в наших руках находится, но тем не менее. Следующий год, к нему придется готовиться, но в этом году таких данных нет. Но проблема в том, что рынок развивается по своему сценарию, иногда с участием субъективных факторов.
Объективных данных нет, а болтовни на эту тему ведётся очень много, люди начинают волноваться, возникают всякого рода, если хотите, психопатические сценарии, в которых даже объективные законы работы рынка зерна, которые, как правильно говорят, по сути, подчинены международным законам, тому, что происходит на иностранных биржах, они могут искажаться, могут нарушаться, и мы получим очень кривой рынок, получим большое напряжение, об этом забывать нельзя.
Последнее, что хотел сейчас сказать и в чём я не могу не согласиться с большинством выступающих. Мне бы тоже хотелось, чтобы российский рынок всё сам по себе отрегулировал. Но вы лучше меня это знаете, вы все работаете в сельском хозяйстве не один год.
Ни в одной стране мира сельское хозяйство не отдано на откуп рынку. Какие бы развитые ни были страны, какой бы ни была там ничтожной доля государственной собственности, всё равно государство является очень активным игроком. Правда, по‑разному играет. Где‑то прямо и грубо, где‑то более опосредованно, но государство с этого рынка нигде не уходит, потому что в противном случае это может вызвать тотальное количество банкротств и просто, в общем, вполне понятную деградацию сельского хозяйства.
Это не значит, что государству нужно стремиться к более активному присутствию на рынке, я не сторонник этого, но государство должно действительно определять правила игры и иметь активную позицию. От этого государство никто не освобождал, и в этом заключается моя позиция. Особенно, конечно, это важно в тот период, когда наступают такие природные катаклизмы, как в этом году.
Елена Борисовна, пожалуйста, прокомментируйте.
Е.Скрынник: Дмитрий Анатольевич, в продолжение Ваших последних слов, что государство ни в коем случае не устраняется, а только усиливает свою поддержку. Из нашей беседы я поняла, что, к сожалению, многие не владеют информацией о том, какой уровень поддержки существует на самом деле для тех регионов, которые являются погорельцами, пострадали от засухи, и тех регионов, которые сейчас в основном растениеводы.
Если можно, несколько слов скажу по этому поводу. Во‑первых, 25 миллиардов – это бюджетные кредиты, и 18 субъектов уже эти бюджетные кредиты получили. Что касается Воронежской области, то вам перечислено больше миллиарда рублей. Это те средства, которые пойдут непосредственно, допустим, вашему пострадавшему предприятию на то, чтобы вы приобрели корма, приобрели семена, ГСМ и на всевозможные другие необходимые нужды – это 25 миллиардов.
Кроме этого десять миллиардов – это прямые дотации, то, что непосредственно пойдёт безвозмездно пострадавшим хозяйствам. И, например, ваше хозяйство также получит это в соответствии с вашим ущербом. Это как раз те средства, которые вы можете использовать на приобретение кормов, семян, ГСМ и прочего.
Кроме этого регионы выделили средства. В частности, в общем объёме уже семь миллиардов выделено. Мы перечислили 77 миллиардов субсидий, которые пошли на субсидирование процентной ставки на все ваши кредиты, затем стагнировали цены на ГСМ, на минеральные удобрения, то есть это та форма поддержки, которая даёт возможность вам в этих непростых условиях использовать всё предоставленное государством. Это довольно большой, я считаю, объём, который был проведён.
По интервенционному фонду. Я сразу же, если можно, по постановлению Правительства пройдусь – здесь всё расписано, как будет распределяться интервенционный фонд. Две ключевые задачи, которые мы выполняли, готовя это постановление Правительства. Первая – на федеральном уровне Правительство будет утверждать список регионов, которые нуждаются именно в зерне интервенционного фонда с учётом следующего: дефицита кормов, объёмов производства молока и мяса за последний период. И также другие регионы, которые не имеют возможности обеспечить свою кормовую базу для своего развитого животноводства. То есть все критерии были предусмотрены. Это на федеральном уровне.
Следующая задача – на региональном уровне сделать так, чтобы наши сельхозорганизации, то есть вы, имели возможность непосредственно получить доступ к этому интервенционному фонду. Поэтому на региональном уровне оценивается ваше финансово-экономическое состояние, опять же ваши объёмы кормовой базы, ваш дефицит по кормам, и в связи с этим субъект уже определяет: конкретно эти сельхозорганизации получают дотацию. То есть меры поддержки носят адресный, срочный характер, непосредственно для каждой из ваших сельхозорганизаций.
И здесь, Дмитрий Анатольевич, я хотела бы поблагодарить в частности Минфин – они буквально в течение недели перечислили 18 миллиардов рубелей в регионы, чтобы поддержать в этот сложный период, когда необходимо купить корма.
Цены, по которым будет реализовываться зерно интервенционного фонда, мы также обозначили. Поэтому, когда вы говорите, что вы находитесь в ожидании, что же с этим зерном и по каким ценам вам это всё реализовывать, то вы знаете, что в интервенционном фонде у нас цены 4550 рублей.
Сразу же хочу сказать, что объём интервенционного фуражного зерна составляет всего лишь три с небольшим миллиона тонн. Поэтому когда мы обсуждаем этот вопрос, каким образом его разделить на все регионы (и вчера я также собирала наши основные холдинги), то получается, например, что касается Нижегородской области, то всего 20 тысяч тонн, а потребность и дефицит где‑то около 120–300 тысяч тонн.
Поэтому, допустим, всё, что мы имеем, мы должны сейчас отдать в Белгородскую область, а все остальные будут в том же самом ожидании, потому что больше у нас этого зерна нет.
Д.Медведев: Что делать предлагаете? Понятно, мы рано или поздно этот интервенционный фонд раздадим по тем или иным ценам, допустим, сейчас они такие, хотя коллеги считают, что нельзя по таким ценам продавать, нужно подумать, чтобы внутренний рынок не сломать. Потом что делать будем, когда, допустим, освободимся от этого?
Е.Скрынник: Дмитрий Анатольевич, я дальше перейду к гражданскому долгу наших растениеводов, к которому они пытаются, чтобы мы не обращались.
Так вот, в этой ситуации есть понимание объёмов зерна – у нас три миллиона тонн, цены – 4500, и дальше то зерно, которое вы сейчас храните… Мы закрыли экспорт, и поэтому вы находитесь со своим зерном, то есть я возвращаюсь к растениеводам, и не можете, извините, сложить цену. Вы говорите, что шесть тысяч, допустим, вас устраивает. Хорошо, шесть тысяч устраивает, рядом, допустим, то же самое. Обсудите, как вас это устраивает и начинайте приобретать.
Если мы будем дальше держать рынок и дальше будут все рассчитывать, что это небольшой объём – 4500, шесть – будут все думать, то наступит тот момент, когда вы сами будете вынуждены своё поголовье, извините, уничтожать, потому что у вас больше средств нет.
Поэтому в этой ситуации я считаю, что приступать к реализации зерна интервенционного фонда возможно лишь только после того, как мы закончим уборку урожая и поймём, что у нас происходит с балансами по стране. Я уверена, конечно, что мы справимся, то есть даже при самом плохом прогнозе – 60 миллионов тонн наши запасы, – мы удовлетворим внутренние потребности.
Д.Медведев: В этом году?
Е.Скрынник: Да, в этом году. На будущий год мы должны выйти, во всяком случае, на 80 миллионов тонн, и поэтому, если опять же вы будете держать зерно дальше, то скажите, пожалуйста, как вы будете подходить к озимому севу и к яровому севу? С учётом того, какая рентабельность в ваших предприятиях (и вы сами прекрасно знаете, за три тысячи рублей – это себестоимость производства вашего зерна), я считаю, что если вы срочно приступите к реализации зерна по тем ценам, которые устроят животноводов (с учётом того, что они имеют государственную поддержку), в конечном итоге из этой ситуации можно найти реальный выход. То есть нельзя держать зерно.
Мой итог – первое, нельзя дальше продолжать держать зерно и не реализовывать, потому что экспорт закрыт и решение меняться, как Вы подтвердили, Дмитрий Анатольевич, не будет в ближайшее время.
Интервенционный фонд – до тех пор пока мы уборку не закончим, мы тоже его реализовывать не можем, потому что иначе у нас совершенно упадут цены на зерно, и эти четыре с половиной тысячи рублей и три миллиона тонн тоже ситуацию не решат. Поэтому выжидательная позиция в этой ситуации работает, я извиняюсь, только против вас и опять же усугубляет наш межотраслевой дисбаланс, который у нас существует: если животноводы зарабатывают, то растениеводы у нас не зарабатывают, если растениеводы зарабатывают, то животноводы не зарабатывают. То есть это существует всегда.
По экспорту ситуация такая.
По мерам господдержки, которые на сегодняшний день уже активно реализуются и поддерживаются: средства на приобретение кормов, семян у вас уже есть. И дальше мы решение будем продвигать.
В частности, Дмитрий Анатольевич, хотела обратиться с просьбой всё же поддержать пролонгацию кредитов к банкам.
Д.Медведев: Да, я как раз хотел спросить: так что с пролонгацией кредитов? Потому что это всем нужно.
Е.Скрынник: Нужно, да.
Д.Медведев: И тем, кто погорел, и тем, кто более или менее нормально вышел из этой ситуации. Что будем делать? Что нужно для того, чтобы побудить банки?
Е.Скрынник: Ваше поручение, Дмитрий Анатольевич.
Д.Медведев: Моё поручение?
Давайте тогда мы, может быть, лучше так поступим. Поручение я, конечно, дам и Правительству, и основным государственным банкам, банкам с государственным участием, чтобы они рассмотрели этот вопрос. Но я думаю, что, может быть, было бы правильнее с банками этот вопрос отдельно обсудить.
(Обращаясь к А.Дворковичу). Когда у нас будет встреча с банками, Аркадий Владимирович?
А.Дворкович: В начале месяца.
Д.Медведев: Это на инвестсовещании будут банки?
А.Дворкович: Таможенные вопросы.
Д.Медведев: Знаете, тогда поручение подготовьте, а я по телефону с крупнейшими банками переговорю, со Сбербанком, с Россельхозбанком, в необходимых случаях с некоторыми другими системообразующими, а сигнал во всю систему дадим.
Е.Скрынник: Нам нужно на осенний сев, на озимые, на яровые кредитных ресурсов 200 миллиардов рублей, которые также хотелось бы, чтобы мы субсидировали. Но здесь мы какие‑то свои возможности будем искать в рамках Министерства сельского хозяйства.
И ещё, что касается закона о страховании. Мы его на самом деле подготовили, согласовываем и внесли в Правительство.
Д.Медведев: Он устраивает аграриев? Его кто‑нибудь видел?
Е.Скрынник: Устраивает. Мы обсуждали на уровне регионов. Это будет страхование от катастрофических рисков.
Д.Медведев: Я хочу понять. Здесь присутствуют многие из руководителей больших и не очень больших хозяйств. Кто‑нибудь этот проект закона видел по страхованию? По‑честному только.
Реплики: Нет, не видели.
Д.Медведев: Никто не видел. Елена Борисовна, раздайте «патроны», и пусть коллеги посмотрят, потому что понятно, что это такая специальная тема. Наверное, здесь присутствующие – не специалисты в области страхования, но они должны хотя бы иметь представление, о чём идет речь.
Е.Скрынник: Хорошо, мы доработаем.
Д.Медведев: Но вносить законопроект нужно достаточно быстро, потому что та ситуация, которая есть, никого не устраивает. Коллеги говорили, что никто не страхует, все понимают, что это абсолютно нецивилизованная ситуация, но страховать никто не будет, пока такие правила, и страховщики не придут.
Е.Скрынник: Железнодорожные тарифы, Дмитрий Анатольевич. Коэффициент – 0,5.
Д.Медведев: Да, железнодорожный тариф – известная тема. Не знаю, насколько это реалистично сделать – систему управления потоками. С одной стороны, вроде бы тоже всё правильно: деньги есть – купи, тебе привезут. Но и так, и не так на самом деле, потому что страна большая, есть свои сложности и в трафике, и в том, какие договоры здесь заключаются. Эту ситуацию нужно мониторить и, может быть, сделать какие‑то предложения, причём безотлагательно, по налаживанию работы. К этому нужно подключить губернаторов, конечно, потому что это не московская проблема, это кооперативные связи между регионами в том числе.
Сергей Львович, есть что добавить?
С.Левин: Да, Дмитрий Анатольевич, спасибо. Три коротких замечания.
Замечание номер один. Будучи хранителями, организаторами хранения зерна интервенционного фонда, мы регулярно мониторим ситуацию по регионам. Хочу полностью согласиться с тем, что сказала Елена Борисовна и большинство участников рынка, что до подведения итогов зернового года наше вмешательство с выходом интервенционного фонда на рынок может его дополнительно дестабилизировать, потому что сейчас недостатка зерна на рынке нет. Есть региональные дисбалансы, и они весьма существенны. Но недостатка нет. Недостаток может проявиться в зависимости от озимого сева этого года.
Поэтому второй вопрос, по которому я хотел сказать. Мы много сейчас общались и с Российским зерновым союзом, и с Национальным союзом зернопроизводителей: все в один голос просят, чтобы был подан ясный сигнал со стороны государства о том, что там, где погода позволяет, сеять нужно. Потому что многие зернопроизводители сейчас находятся в сомнении, что будет с ценами, не уронит ли государство цены для производителя зерна на рынке, будет ли рентабельным зимний и следующий яровой сев.
Д.Медведев: Какой сигнал‑то? Давайте считать, что наше совещание и есть ясный сигнал производителям, что это делать нужно.
С.Левин: Это первое.
Второе – это меры поддержки, которые предлагаются сейчас для того, чтобы все это увидели.
И третий вопрос у меня абсолютно частный, не совсем по этому совещанию, тем не менее, к сожалению, я вынужден его задать. Дело в том, что в бюджете Минсельхоза закончились деньги на оплату дальнейшего хранения зерна интервенционного фонда уже в июне месяце этого года. Денег этих в бюджете нет, дополнительные деньги были найдены за счёт антикризисных мер, они предназначались первоначально на субсидирование экспорта из ГИФа, который сейчас не актуален – это пять миллиардов рублей. Минсельхоз уже два месяца назад направил проект постановления на согласование, до сих пор согласовывается ведомствами.
Д.Медведев: Кто возражает?
С.Левин: Никто не согласовывает, медленное согласование.
Д.Медведев: Просто медленно работают и не хотят раскошеливаться, как обычно.
С.Левин: У меня просьба – дать Ваше поручение об ускорении согласования этого проекта постановления.
Д.Медведев: Да, это, наверное, самое простое, что может быть. Даю поручение согласовать этот проект в недельный срок и внести для того, чтобы его утвердить.
С.Левин: Спасибо.
Д.Медведев: Уважаемые коллеги, мы с вами действительно встретились в необычной ситуации и в сложную пору. Президент далеко не всегда такие совещания проводит, у нас есть Правительство, есть Министр, есть курирующий вице-премьер, есть премьер. Но я посчитал правильным самому вас позвать, потому что ситуация действительно неординарная для нашей страны. И с учётом того, что наше сельское хозяйство стало очень неплохо развиваться, нам всем нравится то, что происходит в сельском хозяйстве, давайте сами себе признаемся, и с учётом того, что в этом году на долю селян, и вообще на долю всей нашей страны выпали очень серьёзные испытания. Именно поэтому я специально вас и собрал для того, чтобы получить информацию из первых уст.
Во‑вторых, вы мне в принципе сказали всё, что хотели сказать. Всё это услышано: и в комментариях Министра, и в комментариях других коллег, и в моих комментариях. Что, может быть, ещё более важно – все поручения, естественно, я дам.
Ситуация не будет простой, мы с вами это понимаем. У нас, конечно, есть все шансы этот год пройти более или менее нормально, постараться закрыть все те проблемы и дырки, которые образовались в результате пожаров, в результате неурожая, и выйти в следующий год с более или менее нормальной, стабильной позицией. Конечно, от того, что мы начнём делать в этом году, зависит то, что будет в следующем. Кроме погоды, конечно, за которую мы с вами не отвечаем.
Поэтому основной сигнал, или основное решение, – надо развивать всё дальше, несмотря на трудности. Государство не оставит вас без внимания, можете не сомневаться. Если возникнут какие‑то дополнительные проблемы, я ещё раз готов сам подключиться и надеюсь на слаженную работу Правительства и руководителей регионов, потому что сейчас от их усилий – от их взаимного внимания, от их взаимной поддержки, поддержки вам – зависит половина успеха. Министерство должно в оперативном ключе, по сути, управлять этими процессами, не вмешиваясь в коммерческую деятельность, но и следить за ситуацией.
